Клеймо сводного брата
Шрифт:
Да ну? Не верю.
Герман обводит кончиками пальцев мою грудь, так, что я вздрагиваю, но не останавливается.
Делает еще несколько кругов, а потом ведет одну руку по животу вниз, вторую оставляя сверху.
— Сейчас мы займемся одной грудью, разомнем как следует, потом другой. Хорошо?
Очень, очень хорошо. Я так боялась, что Герман закончит быстро. Но он, кажется, не намерен торопиться.
Только как сказать, что его рука, кончиками пальцев накрывшая выбритый лобок — это неприлично.
Или
Тем более, что вторая рука, обводившая грудь, уменьшила радиус круга и теперь обводит ореол соска.
И я уже вряд ли смогу произнести что-то членораздельное, только немного двигать бедрами от напряжения взад-вперед, удачно создавая трение. От которого застывшие кончики пальцев «случайно» ласкают клитор.
— Согни ноги в коленях и приподними таз, — слышу сиплый голос Германа и тут же выполняю требование.
Я готова сейчас выполнить его любое требование. Даже самое грязное.
Теперь его пальцы уже без стеснения давят на клитор, пока вторая рука елозит по соску и вдруг его сильно оттягивает.
Я выгибаюсь, чувствуя, как по телу проносятся импульсы — предвестники оргазма. И он почти накрывает меня, но вторая рука прекращает ласкать клитор и касается груди с оттянутым соском.
Теперь обе ладони словно в чаше держат грудь и начинают активный массаж. И я прикрываю глаза, потому что внутри поднимается новая буря, и я сама тяну руку между ног, но слышу:
— Что ты делаешь?
Господи, ну что за глупый вопрос. И что мне сказать. Хочу кончить?
— Ты забыла, что это просто массаж?
Он издевается. Открываю глаза, чтобы убедиться, и вижу легкую ухмылку. Изверг. Просто тиран.
И что мне делать, когда тело впервые за много времени просит разрядки от такого вот неприличного массажа.
— Убери руки в замок за голову. После массажа я дам тебе снять напряжение. В профилактических целях.
Ненавижу его, когда он такие грязные вещи называет так прилично. Но не подчиниться не могу. Не хочу рисковать прекращением массажа. Тем более, когда внезапно к пальцам присоединяется горячее дыхание.
— Сейчас возможно ты испытаешь боль. Надо терпеть.
— Я… готова, — продолжаю елозить задницей по кожаной обивке, чувствуя, как от тянущей боли между ног я скоро начну кричать.
Там так пусто. Там словно чего-то не хватает. Словно жажда обуяла мое влажное местечко и мне срочно нужно ее утолить.
Вздрагиваю, когда на сосок льется прохладная слюна, и задыхаюсь, смотря в глаза Германа в этот момент.
Дугой выгибаюсь, стоит ему только втянуть сосок в рот и начать активно сосать. Так, что да, боль я чувствую, сильную, но от нее тело начинает гореть в огне. Плавиться от желания. Умирать, возрождаясь вновь.
И я, с ума сошедшая от желания, впиваюсь руками в волосы Германа, пока
Но как же хочется забыть. Как же хочется подтянуть Германа на себя, раскрыть ноги как можно шире и принять в себя его огромный, твердый член.
И пусть бы продолжал свой массаж, а я бы наслаждалась утолением жажды. Я бы просто родилась заново, впервые ощутив своего брата в себе.
Или… не впервые.
Почему все, что он делает, кажется мне таким знакомым и привычным. Почему я не смущаюсь, не бегу очертя голову. Почему руками уже глажу влажную от пота футболку и прошу тихонько:
— Герман… Тебе… Наверное, жарко. Сними ее.
И он еле отрывается от моего соска, чтобы я быстро стянула с него футболку, и впилась пальцами в тугие мышцы спины, пока он продолжает вытягивать мне соски, пытаясь вернуть мне лактацию.
Он забирается на меня сверху, в штанах, но я все равно чувствую на животе тяжесть его плоти.
И вдруг дует на покрасневший от жесткой ласки сосок.
Потом задыхаясь, пытается взять себя в руки, пока мои гладят его стальной пресс. Глаза в глаза и скромность в этой комнате запретное слово.
— Готова к продолжению?
— О, да.
Глава 34.
Герман надо мной.
Словно воин. Его оружие отточено и направлено прямо на меня. И пусть оно скрыто парой слоев ткани, я все равно хорошо вижу его чуть изогнутую форму.
Во рту образуется вязкая слюна, пока его рука активно работает с другой грудью. Ровно по той же схеме.
Сначала палец обводит грудь по кругу, смещая его в центр, делая все меньше, почти касаясь ореола соска.
Другая его рука уперта в кушетку рядом с моей головой, но большой палец задевает обнаженное плечо. Мягко рисует узоры.
А я задыхаюсь, не зная, как объять взглядом три желанных объекта. Торс, руки, увитые венами, или взгляд, которым Герман меня буквально сжигает заживо.
На дне его глаз теплится жажда, и словно только я могу ее утолить.
Откуда это в нем?
Ведь я даже не нравилась ему. А теперь его рот втягивает мой сосок, пока вторая рука продолжает большим пальцем ласкать мое плечо.
Его язык обводит сосок, теребит его, я выгибаюсь дугой, подвожу бедра ближе к его орудию.
Чувствую влажным местом грубую ткань его форменных штанов и начинаю ее ненавидеть.
Хочется молить его избавиться и от этого предмета одежды, но я молчу, насильно затыкаю себя, не зная, что он тогда обо мне подумает.
Просто трусь промежностью и кажется, что Герман мне помогает.
Толкается головкой, скрытой тканью, в клитор, продолжая при этом сосать сосок, раздражая молочную железу.