Клипер «Орион»
Шрифт:
— Я всегда был сторонником суворовского положения, что «каждый солдат должен знать свой маневр», быть участником в деле, а не «механизмом, артикулом предназначенным», как говорил император Павел. Мы часто не представляем себе, Андрей Андреевич, как выросли люди, которыми мы управляем, как поднялось их самосознание. И причиной тому великие события на территории бывшей Российской империи.
— На этот счет, вы знаете, у меня свое, особое мнение, Воин Андреевич.
— Я уважаю его и уверен, что, придя во Владивосток, вы, я и все остальные определимся в отношении своего места во всем, что происходит в мире.
— Дал-то бы бог! — сказал старший механик. —
— Часто и то и другое происходит в борьбе за эту общую пользу. История великих цивилизаций говорит нам об этом.
— Не знаю, не знаю, Воин Андреевич, я мало читал, да и то все больше о технике, но зачем же идти на разор, ради чего? Жили же мы с вами, и не плохо жили, выполняли свои обязанности, растили детей, чтобы и они вот так же, во славу России и флота нашего трудились.
Воин Андреевич задумался, пристально глядя на проплывавший вдалеке берег Явы.
— Все образуется, — продолжал Андрей Андреевич, — вот отбились мы от крейсера, от такой махины! Даст бог, и дома все обойдется.
Упоминание о счастливом избавлении от рейдера заставило командира улыбнуться, и он в ответ с чувством пожал руку старшему механику. Ни тот ни другой и не подозревали, что совсем недавно, этой ночью, пользуясь кромешной тьмой тропической ночи, рейдер, неся ходовые огни транспортного судна, спасаясь от преследователей, проскочил Зондским проливом. Погоня — легкий крейсер и три миноносца — прошла мимо входа в пролив. Преследователи никак не предполагали, что их «дичь» рискнет войти в Яванское море, все говорило за то, что рейдер рвется в Океанию, где его капитан надеется найти помощь в бывших немецких колониях.
Капитан рейдера Франц Рюккерт, крепко сбитый пятидесятилетний моряк, с сигарой по рту медленно прохаживался по крылу мостика, стараясь не смотреть на воду, чтобы лишний раз не убеждаться, как сдал его «Хервег». Сейчас он вряд ли смог бы померяться силами в скорости с транспортом, не говоря уже о лайнере. Штормы сороковых широт, погоня за клипером, затем уход от преследования вконец истощили запасы угля, машины требовали ремонта, котлы, которые пришлось на пути до мыса Доброй Надежды питать забортной водой, «засолились», подводная часть обросла ракушками — требовался док, И все эти невзгоды обрушились после стольких радужных надежд, вызванных неожиданными сообщениями с русского парусника. Рюккерт так рассчитывал на него, пока не «догадался» о ловкой игре русских. Заменив команду на клипере, он смог бы приспособить его для захвата транспортов на оживленных пароходных линиях, находясь сам в стороне от них. Таким путем до поры до времени можно было полностью отбункироваться, и если ликвидировать и транспорты и их команды, то не оставалось бы никаких следов, а в крайнем случае вся вина падала бы на русских.
Капитан долго жил этой идеей. Его радисты день и — ночь следили, не подаст ли таинственный агент голос. А он молчал до тех пор, пока не создалась прямая угроза захвата клипера, и вконец разоблачил себя, подав глупейшую телеграмму. Рюккерт затянулся сигарой. Неожиданная встреча в «ревущих сороковых» могла все поправить, будь хотя бы тише ветер и выше скорость крейсера. При максимальном ходе в шестнадцать узлов нельзя было состязаться с быстроходным клипером и его командиром, видимо, одним из тех русских фанатиков долга, которые идут на смерть, даже видя свою обреченность. Возможно, он и в самом деле хотел взорвать себя! Поведение командира русского корабля не могло не внушить к нему уважения, и в то
Капитан Рюккерт продолжал ходить по мостику. Когда ему докладывали о дыме на горизонте, он, не поднимая глаз, приказывал изменить курс, чтобы избежать встречи. Атаковать транспорт было слишком рискованно: где-то «на хвосте» висели еще англичане, надо во что бы то ни стало сохранять разрыв между ними до ночи, а транспорт мог всполошить еще и голландское военно-морское командование, если его не подняли на ноги те же англичане.
Было десять часов утра, а стояла ужо парниковая духота. Ветер дул в корму со скоростью движения крейсера, и, когда капитан стал раскуривать потухшую сигару, пламя спички не колебалось. Несмотря на страшную жару, Рюккерт не расстегнул даже крючка на тугом воротничке кителя, только часто обтирал лицо платком. Вахтенный офицер вышел из рубки и, доложив по всей форме о полученной десять минут назад шифровке, подал расшифрованный текст. Прочитав, Рюккерт скомкал листок и сказал, ни к кому не обращаясь:
— Проклятые бюрократы… Активизировать действия… — И вдруг неожиданно вскричал: — Как? Чем? — И, бросив на мостик сигару, растоптал ее каблуком и, что уже совсем выходило за все рамки возможного на военном корабле кайзера Вильгельма, смачно плюнул за борт, и, конечно, плевок его пристал несмываемым пятном к борту прославленного рейдера.
В двадцати милях от пролива Гаспар «Ориона» обогнал отряд английских военных кораблей: легкий крейсер и три эсминца.
Воин Андреевич, готовый ко всяким бедам, с облегченным вздохом сказал старшему офицеру:
— Наверное, о нас совсем забыли. И действительно, в мире столько событий. С тех пор как мы покинули Плимут, потоплено с десяток английских транспортов, а тут исчезновение одного парусника, да еще чужого флота. Возблагодарим наших богов-покровителей, мамочка моя! — заключил он с улыбкой, глядя на задымленный горизонт.
— Что их сюда привело? — спросил старший офицер.
— Видимо, идут из Австралии в Сингапур.
— Но скорость не меньше двадцати узлов!
— Действительно, довольно много для простого перехода, тем более что в этих широтах тишь и гладь. Может, спешат на Дальний Восток?..
Их разговор прервал надрывный крик: «Человек за бортом!» И тотчас же: «Еще человек за бортом!»
Первым упал за борт Лешка Головин. Погода стояла тихая, и матросы заменяли некоторые снасти бегучего такелажа, порядком износившегося за длительный рейс. Юнга, как всегда, тоже участвовал в работах. Спустившись по вантам на палубу и уже ступив на планширь фальшборта, он поскользнулся и полетел в воду. За ним с вантов прыгнул Зуйков.
Матросы стали бросать им спасательные круги. Вахтенный офицер подал команду лечь в дрейф. Готовилась к спуску шлюпка.
Вынырнув, юнга ухватился за круг и, глядя на уходивший корабль, подумал: «Ух, влетит мне по первое число. Из-за меня сейчас надо в дрейф ложиться». Первые мгновения он не подумал о грозившей ему смертельной опасности: море кишело акулами.
«Орион» уходил, казалось, ни мало не заботясь о своем юнге, все паруса еще белели на его мачтах. И у Лешки сжалось сердце: «Неужто так и оставят?» Хотя он знал, что этого не может быть, но «Орион» уходил. Гребень волны закрыл корабль, и Лешка остался совсем один. Невдалеке чиркнул по воде плавник акулы. Лешка поджал ноги и крикнул: