Клятва Тояна. Книга 1(Царская грамота)
Шрифт:
С тем и отправились они в покои Большого царского дворца. Нечай взял с собою верного толмача Тевку Аблина да ближних подьячих Алешку Шапилова с Андрюшкой Ивановым. Авось, управятся за скорописцев. Дело нехитрое. К царской особе любого не позовешь. Тут не столько умелость важна, сколько уверенность, что худого не сделают, чести Казанского приказа не уронят.
На этот раз царевич Федор принял Нечая и его сибирского гостя в палате, сделанной ступенями. Его тронное кресло стояло на самом верху. Ниже, под круглым окнищем из разноцветных стекол, расположился Богдан Сутупов.
«Опять он! — подумал Нечай, подводя Тояна к царевичу. —
Обменявшись приветствием с царевичем, Нечай и Тоян отступили назад, к подготовленной для них лавке. Алешка Шапилов и Андрюшка Иванов присоединились к писцам царевича, чей стол поставлен на четвертой ступени. А на третьей остались два немолодых приметных человека. Один в коротком кожаном камзоле — сразу видно, чужестранец. Другой — русиянин с самым что ни на есть грубым простолюдным лицом. Однако же его длинные рассыпчатые волосы скреплены тройной жемчужной ниткой, которую разве что при дворе и увидишь.
«Рисователи карт, — наметанным взглядом определил Нечай. — Эти свое дело с закрытыми глазами исполнят. Умельцы!»
Еще Нечай отметил, что в такой же примерно ступенчатой палате сиживает о делах с думными боярами сам государь. Он им указывает, какие дела и по какому раскладу решать, а они его указы приговаривают. Вот и царевич по примеру отца решил устроить себе ныне малую думу. А чтобы народу побольше было, стряпчих повсюду насадил, постельничих, стремянных и прочих подручников. Одни расселись по-боярски, другие стоят, как дьяки, глаза важно пучат. И смешно, и приятно сие видеть. Учится наследник царем быть. Вот ведь и у Нечая нет опыта в думских посиделках, а надо и ему лицом в грязь не ударить.
— Приступай, дьяк! — разрешил царевич. — С чего учнем?
Нечай сделал знак, и тотчас снялись со своей лавки подьячие Алешка Шапилов и Андрюшка Иванов. С низким поклоном развернули они перед царевичем чертеж реки Томы и Ушай-речки, тот самый, что прислал с отпискою четыре года назад Василей Тырков, но перемалеванный набело для государевых очей.
— Ну-ка, ну-ка… — усаживаясь поудобнее, по-мальчишески переменил ноги царевич. — Посмотрим, что за место, — он с любопытством склонился над листом. — А где же будет река Обь, про которую ты мне вчера говорил?
Нечай сделал новый знак, и Алешка Шапилов приставил к левой стороне еще один чертеж. На нем, будто ветвь, брошенная на бумагу вниз вершиной, топорщилась могучая Обь. Белогорье, о котором вопросил давеча царевич, было означено особо. Под ним — Сургутская крепость, еще ниже, в устье Кети, Нарымский острог, а на самой Кети — Кетский.
— Стало быть, Тома у Оби задняя [47] река?
— Точно так, государь-наследник. Задняя.
— На сем чертеже она повернута в одну с Обью сторону. А как на самом деле?
47
Восточная.
— Тако ж, государь. До Белогорской волости Обь уклоняется в сторону Москвы, а уж после поворачивает напрямки к Студеному морю. Все прочие задние притоки — хоть бы та же Кеть, к примеру, — идут к ней строго по солнцу. Одна Тома сопутствует…
— Вот видишь, дьяк, — обрадовался
— Какое озеро? — непонимающе глянул на него Нечай.
— А такое, — царевич нарисовал в воздухе подобие большой круглой бутыли. — Аки у иноземных хорографщиков [48] в ученых книгах начертано.
— Прости, государь, врать не буду. Книги, о которых ты говоришь, мне не ведомы. Китайское озеро тем паче.
— Ну так заведи грамотея. Он тебе все изочтет и растолкует.
«Толково советует, — почтительно подумал Нечай. — Надо бы завести. И впрямь государь! Весь в батюшку».
А вслух сказал:
— Тако-то оно так, да не при чем к Оби Китайское озеро. Оно поди не из книг вытекает.
48
Хорографией в ту пору называлась география в комплексе с этнографией.
— Дерзко речешь, дьяк. Не почину, — тень набежала на светлое лицо царевича. — Грех над умственной буквой усмешничать.
— Не по букве говорю, но делу, — заупрямился Нечай.
— А вот мы сей час и проверим, — царевич нетерпеливо махнул рукой. — Петер Петрей де Эрлезунда, подойди!
Торопливо снялся со своей скамьи чужестранец в кожаном камзоле. Отвесив царевичу изысканный поклон, танцующим шагом взошел он к тронному месту и вновь раскланялся.
— Сей муж, — торжествующе объяснил Нечаю царевич, — есть ученый дворянин из королевского города шведов Упсала. Он нас и рассудит… А ну, Петреиш, изглаголь борзо, откуда берется река Обь?
— Sit vena verbo… [49] — высокопарно начал Петрей, но царевич нетерпеливо перебил его:
— Оставь ты свою латынь Бога ради. Ответствуй прямо: откуда?
— Из Китайского озера.
— Чем докажешь?
— «Записью о московских делах» барона австрийского двора Сигизмунда Герберштейна, — весьма бегло заговорил ученый швед. Сразу видно, пообтерся при дворе, выучился складно изъясняться по-русийски. — Сия дебелая книга, — продолжал он, — знаема на весь европейский мир, тиснута в многождых странах по разным языкам. В ней есть ландкарта Сибирской Татарии. В ландкарте той есть Китайское озеро. Китайское озеро дает Обь. Обь столь широка, что одним днем ее едва переедешь. От Китайского озера приходят черные люди, приносят жемчуг и всякие другие товары. Их покупают народы, обитаемые в крепостях Серпонова и Грустины…
49
Да будет позволено сказать…
— И где же эти крепости стоят? — заинтересовался царевич. — Покажи на плане, явленном дьяком нашим Нечаем Федоровым. Можешь?
— Могу! — Петрей обозрел чертежные листы, потом уверенно ткнул пальцем в низовья Оби. — Тут за царством Тюмень под Лукоморскими горами и будет Серпоновы. А Грустины надо искать на плавежной реке Ташма. Она от Серпонова до Китайского озера где-то тут, — белая рука Петрея с длинными ногтями повисла в нерешительности над листом с Томой и Ушай-реками.
В дворцовой палате воцарилась удивленная тишина.