Ключ
Шрифт:
Дозорные на Клыках, ещё не видя кораблей приближающейся армады, ещё не получив вестей из замка, тоже почуяли — «пора!». Медленно, натужно, с трудом поднимались тяжёлые цепи — как раз вовремя, чтобы перебить киль первого вражеского судна, не просто остановить его, но пустить ко дну со всею командой, превратив в очередное препятствие на пути в город.
«Пора!» — подняла головы чернь, и первые камни полетели в окна покинутых хозяевами домов.
«Пора!» — десятник вольнонаёмной дружины оглянулся на свой отряд и, оставив его ждать в тени домов, вышел к дворцовым воротам, стукнул рукоятью меча.
«Пора!» — вздрогнул весь город до последнего обывателя.
Младенец, оставленный без присмотра, вдруг перестал кричать. Всхлипнул и затих, чмокая губами, прислушиваясь к ночной тишине. Ни одна собака не брехала в округе.
Оглушающий скрежет цепи о днище корабля не заставил себя долго ждать.
Медленно, но неуклонно поднимающаяся, она подцепила его, приподняла чуть — мгновение он балансировал подобно канатоходцу, пока не опрокинулся, соскальзывая назад, переламываясь надвое. Раздался треск рвущейся обшивки, понёсся низко над водой, к городу, заставив приумолкнуть музыку в разливочных на берегу. В распахнутые двери по одному, по двое выходили люди, и скоро пристань была полна.
Ломаясь как хворост, трещали вёсла. Корабли, пробивая борта, налетали на огромные цепи, и те неохотно выгибались, натягиваясь. Дозорные на Клыках смотрели, не веря — ни собственным глазам, ни собственной удаче.
Первый крик в толпе — несвязный крик ополоумевшего от ужаса человека — совпал с появлением огромного огненного шара. Он поднялся медленно над водой и понёсся, роняя ошмётки огня, к пристаням.
Палубная обслуга поторопилась, не рассчитала, ошиблась где-то, но огненный шар, выпущенный с одной из тяжёлых, а потому приотставших барок, канул в воду у самого берега, чуть-чуть не долетев даже до причалов. Взметнулся столб брызг, расплылся огненным пятном и медленно, повинуясь прибою, начал наползать на берег. Языки пламени снизу лизали дощатые настилы пирсов.
Народ с воплями кинулся врассыпную. Бежали не разбирая дороги, сшибая друг друга и падая сами, не понимая, что уж следующий удар попадёт точно в цель — поразит город, самую его сердцевину.
Топь хохотала, глядя с вершины скалы на столицу — видя её всю, до последнего жителя. Толпы на площадях, ещё минуту назад занятые пивом, мясом и потешными представлениями, качнулись в сторону доков. А в море, мечась по палубам уцелевших судов, белгрские монахи силились ещё сделать что-то, не понимая — битва проиграна, даже не начавшись. Бронислава приподнялась на скамье, впившись в борт вельбота — усиливающийся с каждой минутой ветер хлопал подолом платья, вымпелами развевались длинные рукава. За её спиной во весь рост стоял её сын — бледный, как полотно, смотрел, как ломаются ногти на руках матери.
— Принц, принц, — теребил страт, оглядываясь на сточенные клыки, где далионские солдаты бегали уже, заряжая аркбаллисты, — надо уводить корабли, принц! Мы не прорвём цепи! Отдайте приказ! Надо уводить корабли!
Огненное ядро, выпущенное со второй барки, прошив небо, легло, наконец, где-то среди улиц Мадры. Как солома полыхнули кварталы, разом поднявшееся пламя осветило ночь. Редкие крики, словно умноженные эхом, заметались от стены к стене узких улиц.
«Чёрный! — кричала Топь. — Чёрный! Чёрный!! Чёрный!!!» И, повинуясь её указаниям, толпа преследовала переодетых монахов, будто знала каждого из них в лицо. Хватали за одежду, опрокидывали наземь и били, не жалея кулаков.
Крысеныш боялся. Его била крупная дрожь, да так, что судороги пробегали по телу. Крыса нырнула за пазуху и не показывалась больше. Но, ощерившись, Рато всё же шёл к Марку.
— Сюда, не бойся, — звал Марк, — ничего страшного с тобой не случится. Ну же!
Ещё один огненный шар, описав плавную дугу, канул в переплетения городских улиц.
— Проклятье! — выругался Марк, и Рато отпрянул на шаг, глядя настороженно. — Нет! Нет! Это не тебе! Иди! Иди сюда! — Марк с трудом заставил себя отвести взгляд. Тучи над городом окрасились отражёнными всполохами. Горели кварталы ремесленников. — Ну же! Иди!
Но ещё не меньше минуты прошло до тех пор, пока Рато не занял своё место. Сжался в комок, затравленно глядя по углам шестилучевой звезды. Марк отступил тихонько. На шаг, два, боясь, что вот сейчас неуправляемый мальчишка сорвётся с места. Тот сидел — дрожа, пригнувшись к самой земле, почти распластавшись, но сидел.
Став в центр, на самую вершину плешивого холма, воин раскинул руки, взывая. Нехотя поднялись из травы светлячки — тусклые, почти бесцветные в красном свете луны. Волк, лежавший у ног девочки, встал. Вздыбилась шерсть, задрожала верхняя губа, он запрокинул морду, и утробное рычание перешло в вой. Воин смотрел на него, чувствуя, как — воплощение сути — сам становится ею. Плащ за спиной раскрылся куполом, затрепетал подобно стягу, захлопал на ураганном ветру. Ему пришлось сделать шаг вперёд, чтоб не упасть. Он выхватил, воткнул в землю перед собой двуручный меч. Тяжелее стала кольчуга, кожаные перчатки со стальными наручами обернулись железными. Две пластины легли на плечи. Одна — смятая мечом наёмников Симона де Монфора. Шлем с мелкозернистой кольчужной сеткой закрыл голову. Таким он прошёл весь путь сюда — от Ла-Манша, через Монсегюр, в мир, который они назвали Новый Эрин. Воин — такова была его суть. Пространство вокруг бесновалось, ибо свою суть обретал теперь Первый.
Топь покачнулась. Мир вокруг расплывался, теряя очертания. На глаза навернулись слёзы, она смахнула их, согнулась, ощущая внезапные спазмы, — тело будто рвало на части. Боль поднялась из глубин, толкнула под грудину раз, другой, накатила рвотным позывом, и Сет закашлялся, сплёвывая желчью.
Колени дрожали, подгибаясь предательски.
— Что за дьявольщина? — прохрипел Сет, упав, наконец, наземь. Пальцы скользнули по острым камням, ища опоры. Он рассёк ладонь.
— Круг! Это круг вбирает нас в себя! Я… не думала… что это… будет так! — закричала Топь, преодолевая волнами накатывающую боль. — Это не должно быть так!
Рато кричал. На одной ноте — пронзительно, не переставая. Крыса металась под рубахой, кусая его. Воин видел стремительно мелькающее тельце. Чёрная голова высовывалась из-за ворота рубахи. Острые зубы кусали грудь, плечи. Царапали когти. Она пряталась обратно. Тонкие кровавые ручейки бежали по телу.
— Это не должно быть так, — прошептал Марк.
Тринадцать замерли в замешательстве. Взгляд каждого был прикован к Крысенышу, каждый понимал — что-то стряслось, и никто не смел стронуться с места, боясь нарушить годами утверждённый ритуал. И только волк рычал, не переставая. А старуха приподняла вдруг голову, силясь сказать что-то. Дрожащая рука указывала то на Крысеныша, то на Сирроу. Девочка опустилась на колени, обняв голову волка. Марк посмотрел на него пристально. Волк? — брат, оборотень. Не человек. Но и не зверь. Девочка тоже не была человеком. Их воплощение, обретение девочкой своей сути — когда она была Первой, а он не Тринадцатым, а всего лишь Третьим — едва ли было столь же мучительно, но Сирроу тоже испытывал тогда боль. Сирроу до сих пор испытывал боль, которая заставляла его рычать и выть, рваться из круга и, скуля, прижиматься к ногам Эдели.
Взгляд вернулся к Рато. Тот всё кричал — тело извивалось, то скручиваясь пружиной, то выгибаясь лозой. Пена выступила на губах мальчишки, глаза закатились, дрожали веки. Воин отвёл взгляд, понимая, что не может уже ни прекратить это, ни обернуть это вспять.
— Они убьют его, — шептала Топь. — Они его убивают.
— А-а-а-а! — Ладонь непроизвольно сжалась, Сет ударил кулаком по камням. И ещё. И ещё раз. Разбивая в кровь, в кашу, до кости. Бил до тех пор, пока не отступила та, большая боль, под натиском этой, малой. Он попробовал встать на негнущихся ногах. Кровавая пелена поплыла перед глазами, он оскользнулся, едва не упав окончательно. Снова стал на одно колено, собираясь с силами.