Ключ
Шрифт:
Слепец отставил неоконченный ещё горшочек. Зашарив по мостовой, нащупал пращу. Мелкий камешек нашёлся тут же. Рол колебался ещё минуту, пока свист раскручиваемой пращи не заложил уши. Не выдержав, он сорвался и побежал, разом сбросив охранные чары.
— Стой! Стой, гад! — закричали сзади, и камень просвистел над головой, заставив пригнуться. Не надеясь на скорость ног, Рол упал и покатился — прочь с улицы, под крыльцо ближайшего дома, в стены. В старые, добрые, надёжные стены, где его уже никому не найти.
Это всё, всё было неправильно. С
Предатель — язык не поворачивался назвать его послушником — предатель, выросший в ските. Воспитанный многочисленными наставниками-стратами, с малолетства отечески оберегаемый ими от греха и соблазна. Что толкнуло его? Что заставило? Одного из сотен и сотен?
Разве что память о руках, тянущихся к нему сквозь прутья клетки. Мог ли он запомнить, ещё младенец тогда? — очевидно, мог. Очевидно, запомнил. Бережно хранил в своей груди долгие годы память о родителях, казнённых за укрывательство ребёнка мужеского пола, пока не вырос и не отомстил.
— Змеёныш, — прошипел Клемент, стискивая кулаки, чувствуя, как впиваются в плоть ногти, — змеёныш. Проклинаю тот день, когда взял тебя из приюта в скит!
Он сам перерезал ему глотку — любимому своему ученику, лучшему воспитаннику. Но почтовый голубь поднялся уже высоко в небо, и ни один сокол не сорвался с шестка, чтобы убить вестника. Хитрый стервец подрезал им крылья.
Брызгая слюной в лицо, бесновался старший клирик. Мелкая сошка, спешил скорее выслужиться. Адепт ордена, напротив — сидел спокойно, разглядывая его окровавленные ладони.
— Это ваш воспитанник? — спросил он лениво.
— Да, — отвечал Клемент, не смея поднять взгляд, посмотреть прямо.
— Умный, отчаянный мальчик, — протянул адепт так же нехотя, — надеюсь, достойный своего учителя? Мнэ-э-э?
Клемент поднял голову, не понимая.
— Сотни и сотни лет мы находили отпирающий все двери Ключ. Умирали Хранители, Ключ возвращался в старый мир, но мы всё равно находили его. — Он произнёс это с нажимом, явно испытывая удовлетворение, будто это сам он раз от раза находил всех Хранителей Ключа. Сотни и сотни лет кряду. — Никто, кроме нас, не знал, как найти Ключ среди тысяч и тысяч обитателей старого мира, — он улыбнулся, сощурившись сладко, — а мы знали. Да. И раз уж случилось так, что имя Хранителя стало известно кому-то вне священного Синода, за пределами Белгра, вам следует найти его как можно скорей.
«Кого?» — жаждал и не смел спросить Клемент.
— Хранителя, дорогой мой, — ответил адепт, будто прочитал его мысли. — Конечно же, Хранителя. С теми, кто так торопится прикоснуться тайных знаний ордена, мы разберёмся позже. Мнэ-э-э… после того, как Ключ будет найден.
Возможно, им не стоило ждать. Возможно, следовало сразу же идти на ту сторону, забрать сотню-другую жизней, чтобы открыть проход без Ключа, не дать Хранителю сделать и шагу по предначертанному ему пути. Клемент корил себя за минутную слабость, за нежелание тратить людей впустую. И шаг был сделан. И путь повёл своего избранника, выбирая лёгкую дорогу, устраняя препятствия. До конца. О, да! Страт был уверен теперь — он до конца пройдёт предначертанную ему дорогу и лишь в конце её, возможно, будет ещё шанс всё изменить.
— Уходим! — Он хлопнул ладонями по подлокотникам кресла. Встал, ощущая приятную лёгкость в груди.
— Куда?! — поднялся навстречу старший клирик. — Посольство! Мы должны оставаться в столице.
— Разуй глаза! — рявкнул Клемент, вспоминая жар стыда от пощёчин старшего клирика, упиваясь вернувшейся к нему властью, — ты не видишь, что ли, что творится за окнами?! — В два шага он подошёл, отдёрнул тяжёлые шторы.
— Празднества? — спросил старший клирик недоумённо.
— Кровавый карнавал, сатанинская вечеринка! — Клемент захохотал, глядя в круглые испуганные глаза. — Быстро! — Он успокоился, взяв себя в руки. — Я хочу, чтоб через час здесь уже никого не было.
— Я прикажу отрядам собираться. — Старший клирик рванул к двери.
— Никаких отрядов! — остановил его Клемент. — Человек десять, не больше. Лучших. Испытанных. Остальные пускай расходятся, рассеются по городу, смешаются с толпой и ждут своего часа… Вы что? Действительно не видите, что происходит?
Далеко над городом заходило солнце.
Взбежав на вершину холма, Эдель вглядывалась в переплетения улочек, едва угадывавшиеся за стенами домов. Алые отсветы полыхали меж узких проёмов.
— Это праздничная иллюминация, — сказала она, положив руку на голову волка, — просто праздничная иллюминация.
— Потешные чучела, — подтвердил горбун, усмехаясь.
— Смеёшься? — процедила она сквозь сжатые зубы.
— Я?! Помилуй! — Он скалился, глядя прямо в глаза.
Волк зарычал. Пепельно-серая шерсть поднялась дыбом.
— Если город займётся пламенем… — Горбун склонил голову, посмотрел пристально, взгляд к взгляду. Беспросветно-чёрный против янтарно-жёлтого. Заскулив, волк потупился. — Если город займётся пламенем, ты сразу же поймёшь это. Поверь, — он снова улыбнулся, обнажив кривые желтоватые зубы, — это невозможно перепутать ни с чем. — Развернувшись, он заковылял прочь.
— Ты обещал! — Она чуть не плакала. — Ты обещал защитить город! Ты сделаешь?!
— Девонька, — усмехнулся горбун через плечо, — у этого города полным-полно защитников. Бронислава скорее сломает себе зубы, нежели разгрызёт этот орешек. Что тебе город? — Он стал на своё место в круге. — Не здесь разыграется главная битва.
Понурившись, она привычно развернулась, спеша занять привычное место.
— Не сюда! — Горбун хохотал, смаргивая выступавшие на глаза слёзы. — Ты больше не Первая. Забыла?
— Нет! — отрезала она зло и развернулась, сделала шаг, став Девятой. Волк свернулся у ног, рыча тихонько.
— Вот так, — улыбался горбун, потирая руки. Сухо шелестела желтоватая кожа. — Лучший друг висельника! — закричал вдруг он, и ворон вынырнул из тьмы, хлопая крыльями, опустился на горб. — Какая жалость… — Девочка вопросительно вскинула бровь. — Какая жалость, — продолжил он, пальцем поглаживая стальные когти, — что нельзя оказаться в двух местах сразу… Да, Марк?
— Да, — ответил воин, поднимаясь на холм. — Именно.