Ключ
Шрифт:
Закричав, упал один из спешивших, двое других — пятились назад, слепо глядя под ноги. На мостовую их повалили удары тяжёлых дубинок. Ещё пара ударов по голове, и все трое затихли окончательно.
— Чёрные, — сказал тот, что первым поразил свою жертву. Вынырнули шарившие под плащом руки, красновато блеснул в ладони сорванный с груди серебряный крест.
— Неплохое начало, приятель. — Говорящий не отвлекался, шаря по складкам одежды. Звякнули монеты в кошеле, к ним отправилась срезанная с пояса бляха.
— Чувствую себя наёмным дружинником, — ответил третий, стягивая с трупа сапоги. Сам он был бос. — Ну и мастак
— Обобрав сперва дома их папашек! Идём? — Первый затягивал хитрый узел, который мгновенно развязывался от одного резкого движения. Набитая песком и древесной трухой, колбаска стала значительно короче, но её хватило бы ещё на пару заходов.
— Откуда они взялись? — оглянулся тот, что всё ещё обувался. — Сколько бы чёрных ни таилось в городе, боюсь, их может не хватить на нас всех.
— Не бойся, — наконец окончил собирать добычу второй, — уж нам-то точно хватит. Я знаю, белгрское посольство там, выше по улице. Большой дом, наверняка полный серебра и золота. — Он сладко прищурился.
— А я слыхал, будто белгрские монахи презирают роскошь и живут в нищете… — Третий, наконец, обулся, сапоги свободно болтались даже на обмотанной тряпьём ступне. Он оглянулся, ища хоть пучок соломы, но мостовая богатых кварталов была чисто выметена.
— Ну, так пойдём поскорей и проверим, — первый пробежал мимо, хохотнул на бегу, — уж обувку по ноге ты себе там точно найдёшь!
Дом, спрятанный в саду за высокой витой решёткою чугунных ворот, был тёмен, будто хозяева его тоже ушли на празднества, погасив все лампы. И лишь иногда тонкой полоской угадывался свет за плотно задёрнутыми шторами.
Младший капрал королевских гвардейцев ещё раз оглянулся через плечо — в ожидании приказа на него смотрело десять пар глаз. Тяжело вздохнув, он решился-таки, кивнул отрывисто.
Два арбалетчика скоро пересекли улицу, взлетели на ограду и скрылись в ветвях широко раскинувшихся акаций. Минуты тянулись в томительном безмолвии, и когда закричал вдруг кто-то выше по улице, младший капрал вздрогнул.
Крик не повторился. Ни тени не мелькнуло в окнах. Деревья лениво шевелили листвой, с тихими шелестом сбрасывали белый снег отцветших соцветий.
Время тянулось как кисель. Мучительно свело живот и засосало под ложечкой.
Тенью скользнул обратно арбалетчик. Каблуки мягко стукнули по мостовой.
— Сад пуст. Собаки заперты. Кажется, они собираются уходить. Алан был прав — боевой отряд монахов. Страт и старший клирик. Это только те, кого удалось увидеть во внутреннем дворе и на конюшнях. А сколько ещё осталось в доме? Их там больше… много больше, чем следовало бы. Боюсь… сами мы не справимся.
Младший капрал тихонько выругался.
— Мы не можем вот так всё бросить! — зашептал он. — Уходить? Ты сказал, они собираются уходить? Куда? Зачем? Зачем их столько здесь? Мы — гвардейцы!
«А они — белгрские монахи», — мелькнуло в глазах арбалетчика, но он промолчал, кивнул неохотно. Спросил, бегло оглянувшись на дом:
— Какой план?
Капрал не успел ответить.
Сперва приглушённо, едва различимо, а потом всё громче и громче застучало по мостовой, и из-за поворота показались трое бегущих. Последний отставал — сапоги на его ногах болтались и скорее мешали. Остановившись у ворот, двое дожидались третьего.
Один, упёршись руками в колени, всё не мог отдышаться.
— Стар я уже стал… бегать… по улицам…
— А ты как хотел? Волка ноги кормят. — Второй приплясывал от нетерпения. Оглядывался на дом. — Темно там что-то.
— Нам же лучше. Войдём и выйдем, чего уж проще?
— Ой ли… — с сомнением протянул тот.
Третий подбегал, пытаясь на ходу плотнее натянуть сползающий сапог.
— Другой! Другой хватай! А то оба сейчас растеряешь! — крикнули вдруг ему из-за спины, и он упал, споткнувшись, покатился через голову. Толпа оборванцев, вышедшая из переулка, грянула хохотом.
— А чтоб вас! — Сапоги один за другим отправились в полёт через всю улицу. — Чего припёрлись? — Босой, он не спешил подниматься.
— Того же, что и вы. Громить белгрских ищеек, — ответил, подбоченившись, их предводитель.
Младший капрал и арбалетчик, внимательно следившие из подворотни, переглянулись.
— Кхм… Почтеннейшие!
Марк, судя по всему, просто забыл про неё. И неудивительно — дел у него было невпроворот.
Сперва с утра до позднего вечера кабинет его не покидал дворцовый лекарь, а мальчишки-подмастерья в длиннополых робах с широченными рукавами все бегали за чем-то в город и на кухни. Рокти покрутилась было в замковых коридорах, но снующие туда-сюда ученики лекаря скоро начали глядеть на неё косо, и ей пришлось ретироваться.
Вернувшись к конюхам, она села у окна и тупо смотрела на суету у главных ворот. Празднества начались хлопотно. Там все толпились, сменяя друг друга, какие-то люди. Одни уходили, их место занимали следующие, но все они хотели одного — видеть короля, поговорить с ним, пожаловаться на свою судьбу или даже просто прикоснуться. Многие верили ещё в силу исцеления, дарованную монархам.
Гвардейцы охотно разговаривали с просителями — специальное окошко оставалось постоянно открытым, — но за порог не пускали никого. Когда то один, то другой ученик лекаря бегом, смешно, по-женски поддерживая полы своего платья, и совсем не по-женски сверкая пятками, пересекал двор, чтобы выйти в город, то наружу сперва выходили гвардейцы с алебардами, расчищая мальчишке проход. Обратно же его запускали, отпихивая древками всех желающих просочиться следом.
Рокти скоро устала наблюдать за воротами. Бессонно проведённая ночь дала о себе знать — она сперва опёрлась на локоть. Локоть начал съезжать по столу — едва-едва, чуть заметно, и скоро она лежала, дыша глубоко и ровно.
Дед Гнат, следивший за ней всё это время, покачал головой, отложил в сторону башмак, который взялся было починять.
— Эх, молодёжь, молодёжь, — ворчал он, укрывая её плечи жёстким, собачьей шерсти, одеялом, — ночь не спите, носитесь, чёрт его знает где. Пацана мне взбаламутила, всё до утра тебя искал, иде ты есть, да куда делась. Виноватым, слышь, себя посчитал за то, что в ктране усомнился. Прощения просить удумал. А что ктрана найти неможно, пока сам он того не захочет, не смекнул, башка реповая. Ты вот спишь тут. — Кряхтя, он уселся обратно, зажал башмак меж коленей, набрал полный рот гвоздей, и речь его стала почти неразборчива, — а он на работе, небось спит, негодник.