Ключ
Шрифт:
Кто-то подхватил его под локоть, потянул за руку вверх. Повернув голову, они встретились взглядом с Авророй. Она отшатнулась невольно, но уже в следующий миг перехватила покрепче, закричала, перекрывая свист бушующего ветра:
— Вставай! Я держу!
Они кивнули и медленно поднялись.
— Что мне делать? — спросил Сет.
— Идём! Идём скорей отсюда! — кричала Аврора.
Они посмотрели на неё и качнули головой.
— Я говорю сам с собой!
Она кивнула, глядя огромными от ужаса глазами. Сделала шаг ближе и поднырнула
«Есть только один способ», — отвечала Топь, пока их общее тело стояло, пошатываясь, наблюдало, как белгрские суда избавляются от сломанных вёсел, как спешно собирают моряков с утонувших галер, как продолжает размеренный и бесполезный обстрел города флотилия из шести барок. Ладьи северных князьков исчезли, не оставив и следа своего присутствия.
— Шакалы, — прошептали искусанные в кровь губы.
«Есть только один путь. Мы должны стать единым целым».
«Как это будет?» — Сет, наконец, нашёл способ справиться с болью. Следовать ей. Раскачиваться, словно на волнах, от пика к пику, от гребня к гребню. Словно боль была морем. Тёплым, горячим, обжигающим.
«Не знаю, — ответила Топь. — Я держу мальчишку… Мы вдвоём держим его».
«Что будет, если мы отпустим?»
«Не знаю. Может быть, он обретёт свою суть. А может, умрёт… Мы… изменили его».
Сет прикрыл глаза. Справиться с этой болью было не так-то просто.
«Мне страшно».
«Мне тоже».
Они помедлили ещё миг, пытаясь запомнить, кем они были, и боясь потерять это знание.
Рато замер.
Затих так внезапно, что воин решил — всё, конец. Конец мальчишке. Конец всему. Но над обмякшим тельцем, поглощая его, скрывая медленно с глаз, разливалось марево.
— Святой Отче, справедливый Бог Добра, Ты, Который никогда не ошибается, не лжёт, и не сомневается, и не боится смерти в мире бога чужого, слава Тебе! — выдохнул Марк слова, которые не повторял уже восемьсот лет.
Он стоял, вглядываясь, спеша различить суть мальчишки.
Девочка в короткой тунике. Ведьма, прекрасная, как никогда. Юродивый, неизменно остающийся собой. Старуха, придавленная собственной немощью, обессиленно откинувшаяся на расстеленном одеяле.
Силуэт горбуна клубился мраком. Но всё же оставался человеческим силуэтом. И ворон скакал по его горбу.
Рато полностью скрылся в расплывшемся мареве, и даже мечущейся крысы больше не было видно. Воин вглядывался, ожидая увидеть лик ребёнка… или зверя, но видел лишь размытый туман, размеренно колышущийся туман безо всяких очертаний. А потом светляки тихо опустились в траву.
— Что это было? — спросил горбун, запахивая плащ. Плечи его невольно поёжились. Он первый стронулся со своего места, спеша, впрочем, подальше отойти от распластанного на земле ребёнка.
— Не знаю, — Марк кинулся скорее к Рато. Приподнял его, перевернул на спину. Ладонь скользнула под рубаху, и крыса впилась зубами в пальцы. — Не знаю, — повторил он,
Сердце билось. Едва-едва, но билось. Малыш застонал, открыл глаза. Серо-голубой взгляд. Его глаза поменяли цвет, из синих став серо-голубыми.
— Всё хорошо, — прошептал Марк, гладя ребёнка по голове и понимая, всё очень и очень плохо, гадая, кого же он принял в круг только что?
— Да, — медленно кивнул Рато.
Когда Сет вдруг упал на неё, Аврора закричала.
Под тяжестью безвольного тела вывернуло из суставов руки.
— Сет! — кричала она, — Се-е-ет!
Он закручивался вокруг неё, увлекая вниз и вбок, — прямиком в пропасть. В шаге от края она застонала натужно и опрокинула его назад, на себя, не пытаясь удержать больше.
Он упал, придавив. Она лежала не в силах пошевелиться, сквозь зубы цедила воздух, который выбило почти из лёгких при ударе о землю. Камень оцарапал щёку, и царапина жгла. Жгли свезённые локти, а спина горела.
Наконец она чуть столкнула его, переместив с груди на живот. Села, убрала с его лица рассыпавшиеся волосы. Длинные, светлые, как белое золото, — они так нравились ей. Принялась гладить высокий лоб, впалые щёки, тонкие губы. Нос горбинкой, казалось, заострился ещё больше — стал совсем похож на клюв хищной птицы.
— Всё хорошо, — шептала она, — всё хорошо.
— Да, — ответил Сет, открывая глаза. Серо-голубые глаза в мелкой сетке лопнувших сосудов.
Пьяный тряс решётку ограды.
По крайней мере, так это выглядело со стороны. Младший капрал королевской гвардии оглянулся, в последний раз проверяя своих людей. Людей у него теперь было много. Его собственные солдаты уже давно вошли в дом — их целью были клирик и страт.
— Отпирай! Отпира-а-ай! — вполне правдоподобно орал малый у ворот. Порывался лезть наверх, но оскальзывался, падая почти на мостовую.
— Пшёл вон! — крикнул появившийся в дверном проёме чёрный.
— Ну открой, ну я прошу тя. — Оборванец окончательно сполз по прутьям вниз и икал теперь, упёршись в них лбом. — Ой! Зараза… — Он икнул так сильно, что голова его проскользнула меж прутьев, застряв там. — Пусти! Пу-у-усти! — орал он, встав на карачки и пятясь назад.
Монах скрылся, а через минуту вышли двое. Приблизились, воротя носы от тяжкого перегарного духа.
— Ну, давай уже, — начал один, проталкивая голову меж прутьев.
— А-а-а! — закричал пьяный. — Больно! Пусти! Убивают, суки! Белгрские монахи убивают честного горожанина-а-а!
— Погоди, дай я ему голову подержу, — сказал тот, что до сих пор безучастно стоял рядом.
Монах перестал толкать. Второй отпер ворота и принялся тихо открывать створу. Пьяный резво попятился назад, причитая «ай-ай-ай!».
— Давай! — монах вышел за калитку, и вдвоём они принялись пропихивать голову сквозь прутья.
— А-а-а-а-а-а! — заорал пьяный с новой силой.