Книга магов (антология)
Шрифт:
— Пяти, — уточнил старейшина. — Так как, вы можете? Похоже, он уже догадывался об ответе, в нотки надежды вкрался привкус отчаяния.
— Боюсь, что нет, — сказал Линго, продолжая глядеть на камень уже просто так. Обрубок мизинца под повязкой почему-то зачесался и заныл. — Подозреваю, что с этим мы опоздали.
— Нет!!! — скривилось лицо старичка. — Простите… Да что же… Он раздосадованно махнул рукой и выбежал из комнаты.
Останавливать его Линго не стал.
— Я буду молиться за них, — только и сказал он закрывшейся двери.
— Да вот, и мне тоже показалось,
Линго вяло улыбнулся. Его лицо снова скрывал капюшон, и возникшего под ним выражения видеть они не могли. Наивные люди… Его желание не играло никакой роди.
— Доброе утро!
Утро еще только начиналось, от большинства хибар и домиков так и веяло дремотой. Возможно, только они трое не спали в такую рань.
Удивительное время суток — утро. Словно вокруг нет ни запустения, ни нищеты: взгляд притягивает роса на примятой траве и не позволяет оторвать взгляд, а отражения в ней слишком мелки. И Тейчан в бесформенном платье-балахоне, и Тапра-нон без плаща, в какой-то дерюге, выглядят частью утреннего пейзажа, будто не жжет их изнутри огненная злость и не о желании убить говорили они только что между собой. Утро…
Линго не стал им мешать: прошел мимо и сел на скамейку, выпиленную из огромного пня. Между домами открывался вид на холмы и пашню.
«А не совершаешь ли и ты подобную же ошибку? — привычно спросил он себя. — Яркие пятна коварны, а все эти люди — очень разные. Они могут не услышать, когда в толпе мешают друг другу, но, скорей всего, смогут поодиночке, если ты сумеешь подобрать нужные слова…»
Их можно было подобрать: хватило бы времени.
Даже сидя спиной к обитателям общины, Линго вдруг почувствовал, что Тапранон куда-то ушел, зато Тейчан смотрит сейчас прямо на него. Очень внимательно смотрит.
…Еще вчера ей показалось, что она узнала этот голос, но волнение не позволило вслушаться в него и убедиться наверняка. А потом помешали его слова, слишком похожие на оболочку трусости.
Бред! Заложники не умеют бояться. Говорят, их специально этому учат. Или, может, им не повезло и Линго — какой-то не такой?
Тейчан очень хотелось увидеть его лицо.
Неподвижная фигура…Он или не он? А еще говорят, что в Храме человек забывает все. Значит, даже если…
Зря Норкрион запретил ей пойти к Храму. Тейчан слышала от стариков, что тот не раз выбирал в залог красоту. Хотя там догадались бы, что ни собственная красота, ни сама жизнь Тейчан давно не нужны. Сгорело. Да и грязи теперь на них…
Сейчас есть вероятность, что и она войдет в Широкий Круг. Отлично. Вот только неприятное подозрение тихо грызет изнутри: случайно ли Норкрион приставил ее хозяйкой дома к Заложнику, как не раз отдавал болтливым чиновникам из Города за обрывки информации? Не были ли ее внешность, ее тело тайным ненавязчивым подарком этому человеку?
…А мог ли он быть тем, другим?
Тейчан подобрала ведро и зажмурилась, вспоминая увиденный уже однажды обряд. Тогда был нужен колодец со здоровой, чистой водой. Жертва за него считалась малой, но все равно немногие отважились увидеть своими глазами, как в горло Заложника входит жертвенный нож. Она глядела, думая об другом человеке, ушедшем в Храм: Тейчан считала себя обязанной представить себе его дальнейшую судьбу. Ужаснуться до глубины души, до обмирания, но — узнать. Тогда ее еще поразило, что, несмотря на всю кошмарность сцены, в смерти Заложника, временное имя которого совпало с именем того, кого она любила, ощущалось что-то светлое и почти прекрасное. Казалось, он радовался тому, что его ждет.
Этот — не радовался.
У него было другое имя, но похожий голос. Тейчан очень хотелось увидеть его лицо… Им вроде не запрещено его показывать. Они сами не хотят.
Повинуясь внезапному порыву, Тейчан снова опустила ведро на траву, легкой неслышной походкой подошла к белой фигуре и воровато протянула руку вперед…
— Зачем? — В вопросе Линго не прозвучало ни обиды, ни удивления.
— Простите! — отпрянула женщина.
На нее смотрел незнакомый человек: дочерна смуглый, с чертами явно другого племени; лишь в лучистом печальном взгляде почудилось что-то знакомое.
— Вы могли просто попросить, — внимательно посмотрел на нее Линго.
— Я обозналась… Простите, но ваш голос… Я не хотела!.. Вот и повод начать с ней разговор. Но лучше — не сейчас.
Когда знаешь причины, проще подобрать слова. Слова-ключи. Ключи, которые лучше не брать в руки, не зная заранее, что таится за дверью, которую хочется отпереть.
«У нее красивая спина…»
— Это произошло вчера. — Норкрион снова сидел в его (его?) комнате. — Вы были правы.
Он постарел за ночь. Вряд ли только из-за одной этой потери.
— И все-таки постарайтесь задуматься — может, существует еще один путь?
— Да все уже давно перебрано! Чего уж!!! — безнадежно покачал головой старейшина. — Лучше скажите… а сколько надо людей в Широкий Круг?
— Пока не знаю. В некотором роде все принимавшие решение обратиться с просьбой к Храму уже входят в него.
— И все должны умереть?
— Вы боитесь?
Линго догадывался, что это не так, но хотел услышать это от самого Норкриона.
Старейшина не боялся. Власти давно уже вынесли ему смертный приговор, в котором, правда, стояло другое имя. И даже не один. Мало кто знал, что несколько давно разыскиваемых и словно в воду канувших государственных преступников на самом деле являлись одним и тем же человеком. Хотя большинство жителей селения вполне разделяло его убеждения, из всей общины лишь Корлингорас, ныне ушедший в Храм, и Тейчан, не раз выполнявшая деликатные поручения, знали, что те «особо опасные» и мирный старейшина — одно и то же лицо. Молчать было безопасней.
Еще знал об этом незаконный сын Норкриона. Тот, который попался вчера в Городе.
Государственного преступника, отличившегося совсем недавно, патруль искал поочередно то в мертвых землях, то в Дальнем загородье, то в Диком краю, то на Великой пустоши. Так определяли в Центральном Городе его местообитание, и это позволяло Норкриону нагло жить в дне пешей ходьбы от столицы и занимать выборный пост.
Селение числилось ни плохим, ни хорошим, в меру лояльным (Норкрион умел вовремя обезвреживать потенциальных предателей), в целом весьма неприметным. Вся община по мере сил старалась поддерживать свою неинтересность. Даже те, кто отмежевывался от каких-либо общих политических дел.