Книга магов (антология)
Шрифт:
Порой здесь ночевали нелегалы. В доме чудака Рианальта. Он умел быть очень незаметным хозяином и никогда не надоедал гостям, так что те, отдохнув и переодевшись, отправлялись в путь, часто не зная даже названия места, в котором ночевали.
Тихий сложился здесь омуток. Как раз из тех, в которых может водиться что угодно… вроде таких старейшин.
«Вы боитесь?»
— Да что — я… — после долгой паузы наконец поморщился Норкрион. — Мне-то что так, что этак жить не слишком долго. Я о других думаю. Гихора общий сход назвал, я был против…
— Возможно.
— А конкретнее нельзя?
— Обязательно умереть должен только я. При подобном поручении. Уж такова ваша просьба… — Линго так и не надел капюшон, сброшенный рукой тейчан, что позволяло старейшине видеть его густые сдвинутые брови. — Во второй очереди, если это потребуется, — те, кто приходил в Храм. В третью — те, кто тем или иным образом участвует сейчас в подготовке к Дару. Остальные…
Он не закончил, просто неопределенно махнул рукой.
Его ответ Норкриону явно не нравился.
— Непонятно это все…
— Непонятно, — согласился Линго, — и неприятно. Поверьте, я это понимаю. Потому и спрашивал вас: действительно ли вы видите только один выход? Как знать, может, прося неконкретной защиты для всех, вы добьетесь того же самого и ваш Правитель умрет. Но не по вашей непосредственной воле, значит — без вашей вины.
Сложно иногда угадать правильные слова. Одно попадет не на место, и — конец пониманию…
— Это мы-то виноваты? — взвился старейшина. — Мы? Которые всего лишь хотят спокойно выращивать свой хлеб, ткать, делать посуду и прочее, необходимое для жизни?
— Вы не поняли!
— А чего еще надо?! Такие ребята вчера!.. Где вам это понять! И ведь не выдадут они нас, хоть что — не выдадут; а как подумаю о них — так в сто раз лучше умереть, чем знать… А вы говорите… Эх!!!
Если человек словоохотлив, из этого вовсе не следует, что он может изъясняться внятно. Гримасы Норкриона, впрочем, довольно ясно дополняли пропущенные слова.
— Я ведь и ищу возможности этого избежать! — повысил голос Линго.
— Мы ведь и требуем, чтобы на этом была поставлена наконец точка! — перешел на крик Норкрион. — Широкий Круг? Будет вам Круг! Только давайте быстрее, а то — сколько можно! Хватит уже!!! Такие ребята сейчас…
Резким рывком Линго поднялся и почти выбежал в другую комнату, где тотчас поднес к глазам перстень. «Таких ребят» послали сразу после того, как другая группа отправилась в Храм, то есть когда уже завязался новый узел судьбы — это давало шанс.
Некоторое время Норкрион недоуменно ждал продолжения. Он не привык, чтобы его собеседники вот так срывались с места. Посидев немного, он встал и выглянул в соседнюю комнату. Та была пуста, но с грубо сколоченной лавки тряпкой свисал опустевший плащ.
Зачем-то на цыпочках, Норкрион пересек комнату, заглянул в спальню Рианальта (тоже пустую) и услышал какой-то неясный, идущий сверху звук. Нашарив взглядом лестницу на чердак, он неслышно поднялся и осторожно потрогал ручку двери, за которой что-то происходило. Дверь не сдвинулась ни на миллиметр, но тренированный чуткий слух беглеца со стажем позволил старейшине различить доносящиеся оттуда звуки.
Различить, узнать и поежиться.
К вечеру подоспела голубиная почта. Уставшая от быстрого лета птица бессильно свалилась возле клетки. Рианальт подхватил голубку своими широкими ладонями-лопатами, выдернул заткнутую в трубочку записку и, пока Норкрион читал, долго и нежно очищал от насевшей пыли кирпичного цвета перышки.
— Ну?
— Он это сделал! Не с Правителем, нет, но… Из Города пишут, что произошло чудо: наши братья загадочно исчезли из тюрьмы!!!
В наступившей за всплеском ликования полной тишине зашелестели крылья: это сорвалась с хозяйской задрожавшей ручищи и опустилась на кормушку красно-рыжая вестница.
Тейчан пришла вечером — принесла кувшин молока (в селении было всего две коровы). Черные миндалевидные глаза Линго блеснули ей навстречу, но тускло — белки покрыла красная сетка лопнувших сосудов. Почему-то он лежал не на кровати, на лавке. Молодая женщина, стараясь двигаться как можно осторожней, подошла и наклонилась над ним, но кувшин все равно колыхался в ее руках, и молоко стекало белыми ручейками. Взгляд Тейчан прятала: ей уже рассказали все.
— Вот, пейте.
— Нельзя… — Заложнику еле хватало сил, чтобы говорить.
— Молока? Но ведь оно восстанавливает силы. А хотите, я приготовлю бульон? Настоящий.
— Нельзя… Это… входит в жертву…
— Но ведь они уже свободны?
— Все равно… Пока — нет.
Сделав усилие над собой, Линго постарался сосредоточиться: он собирался что-то сказать Тейчан… то есть не что-то, он хотел поговорить с ней откровенно, попробовать достучаться до ее души.
— Спасибо, — слабым выдохом прозвучал ее голос.
Возможно, она подумала, что Линго не услышит ее слов, и сказала это скорей для себя.
— Это тебе — спасибо…
Улыбнуться у Линго не получилось. Даже четко воспринимать очертания комнаты ему сейчас было нелегко.
Тейчан дернулась всем телом. Незаслуженная, по ее мнению, благодарность обожгла ее как пощечина («Он ведь слышал утром наш разговор!!!»).
— За что?!
— Просто… Ты добрая. Я вижу, — чтобы тратить меньше сил, он закрыл глаза. — Ты можешь об этом… вспомнить?
— О чем вы? — смущение и растерянность разом слетели с ее лица.
— Такие, как ты, созданы для любви… — Он не видел выражения ее лица.
Губы Тейчан сжались плотней.
— …Чтобы радоваться жизни… Потери бывают большими, очень большими, но человек по-настоящему силен не тогда, когда живет прошлым, а когда находит возможность его преодолеть.
Громко хлюпнув, порядочная порция молока выплеснулась на пол. Прислушиваться Линго тоже было сложно: необходимость говорить забирала силы без остатка.