Книга вина

Светлов Роман Викторович

[Далее текст в рукописном предании утрачен до конца четвертой книги; заголовки отдельных бесед сохранились благодаря тому, что каждой книге «Застольных бесед» в рукописях предпослано оглавление.]

* * *

«Ответственный» подход к винопитию, по мнению Плутарха, охватывал также обсуждение вопросов очистки, хранения вина и конкретного физиологического воздействия его на человеческий организм.

Плутарх исповедует фундаментальную для античной культуры идею очищения, которая объясняет необходимость особого отношения к подготовке вина и его «забору» из сосудов, в которых оно содержится.

Важен «физиологический» этюд Плутарха о платоновской теории, согласно которой выпитое проходит через легкие. Подобный тезис противоречил данным позднеантичной медицины и казался чистой воды доктринерством основателя Академии. Однако Плутарх предлагает не торопиться с осуждением «божественного» философа и приводит различные аргументы, должные подтвердить связь круговорота жидкости в организме и жизнедеятельности легких. Отметим, что точка зрения Платона указывает на старинное убеждение в прямом соотношении жизненной силы человека и дыхания. «Пневма», по архаическим представлениям, – легчайшая субстанция, которая поступает в кровеносную систему через легкие. Следовательно, вино, оказывающее воздействие на жизненную энергию человека, также должно иметь какое-то отношение к легким.

Прохождение винной влаги через дыхательную систему приводит к его смешению с жизненной субстанцией человека, что объясняет быстроту и силу эффекта от потребления вина.

Книга шестая

Вопрос VII

Надо ли процеживать вино

Участники беседы:

Нигер, Аристион

1. Наш согражданин Нигер вернулся на родину от ученых занятий. Он слушал прославленного философа, не столько времени, чтобы воспринять его систему, но достаточно, чтобы, подражая ему, усвоить неприятную манеру по всякому поводу изобличать своих собеседников в ошибках. И вот, когда нас угощал Аристион, он высказался с осуждением как обо всей обстановке симпосия, роскошной, по его мнению, до излишества, так и о том, что вино подается процеженным, тогда как Гесиод велит черпать прямо из бочки, чтобы сохранить присущую ему силу и крепость: «Такая очистка вина, во-первых, подсекает его нерв и угашает теплоту – ведь оно отцветает и выдыхается от процеживания. А затем в этом обнаруживается суетное чревоугодие, ради удовольствия жертвующее полезным. Подобно тому как холостить петушков и поросят, чтобы сделать их мясо более нежным вопреки природе, – дело не здравомыслящих людей, а сумасбродствующих от лакомливости, так, выражаясь метафорически, выхолащивают и обабляют вино те, кто не может ни пить его цельным, по своему бессилию, ни пить в меру, по своей жадности. Это процеживание – хитроумная выдумка, позволяющая им побольше выпить: так отнимают у вина весомость, оставляя только приятный вкус. Это то же самое, что давать теплую воду больному, которому неудержимо хочется выпить холодного. Ведь процеживание отнимает у вина остроту и крепость. Великое подтверждение этой порчи, клянусь Зевсом, то, что такое вино не выдерживает хранения, бродит и увядает, словно самый его корень в осадке ; ведь этим же словом древние называли и само вино, подобно тому как к человеку применимо ласкательное обращение („душа“) или („голова“); действие собирающих жатву или у винограда обозначается словом – от того же слова , оттуда же гомеровское слово „розножатвенный“. Само же вино Гомер называет огнистым и красным, и вот Аристион угощает нас побледневшим и пожелтевшим от повторной очистки».

2. Аристион, засмеявшись, сказал: «Не побледневшим и не бескровным, милый друг, а медовосладостным и кротким, уже по самому его цвету. А ты предпочитаешь напиваться мрачным как ночь и отвергаешь процеживание. Между тем его можно уподобить применению очистительного, которое, освобождая вино от тяжелого, дурманящего и болезнетворного, делает его легким и безобидным – таким, какое пьют гомеровские герои Эпитет вина у Гомера означает не „огнистый“, а „искрящийся“, „сверкающий“, иначе было бы невозможно придать его медному вооружению, как это часто встречается.

Мудрый Анахарсис, осуждая у эллинов многое другое, с похвалой отозвался об употреблении древесного угля, дающем возможность внести в дом огонь, оставив дым за дверями: так и вы, философы, могли бы найти многое, в чем стоит нас упрекнуть; но чем мы погрешаем, если предлагаем вино, изгоняя из него и рассеивая все, что в нем содержится беспокойного и мятежного, раскрывая его, а не приукрашивая, отнюдь не лишая его остроты и крепости, а скорее, освобождая его от загрязняющей его ржавчины?» «Но ведь, право же, в непроцеженном больше силы». «Как и в человеке, охваченном безумием, дорогой мой. А когда он, под действием чемерицы или соответствующей диеты, придет в себя, то этот болезненный избыток силы уходит, и к человеку возвращается его подлинная сила и здравый рассудок: так и очистка вина, отнимая его поражающую рассудок вредоносную силу, приводит его к здравому и кроткому состоянию. Суетность, полагаю я, глубоко отличается от опрятности: например, женщины, злоупотребляющие притираниями и благовониями, украшающие себя золотом и пурпуром, представляются мне суетными, но никому не будет поставлено в упрек пристрастие к купанию, натиранию маслом, поддерживанию волос в чистоте. Изящно показывает это различие Гомер, описывая одевающуюся Геру:

Там амврозической влагой она, до малейшего прахаС тела бессмертного смыв, умастилася маслом чистейшим…

Тут видна забота об опрятности; но когда она застегивает одежду золотыми пряжками, а уши украшает золотыми серьгами художественной работы и, наконец, прибегает к волшебному поясу, то это уже суетность и распущенность, не подобающая замужней. Вот и вино одни подкрашивают соком алоэ, корицей или шафраном, словно наряжают женщину на праздничное пиршество, а другие только очищают его от ненужных примесей. Ты, пожалуй, и во всем остальном мог бы усмотреть излишества, начиная с помещения: зачем оно так тщательно побелено? Зачем открыто в ту сторону, откуда более всего веет свежим воздухом и откуда светит солнце, клонящееся к западу? А зачем вся посуда вычищена и обтерта до блеска? Или кубок, из которого пьют вино, должен быть чистым и не издавать какого-либо запаха, а само вино может оставаться неочищенным? Да надо ли перебирать все прочее? Посмотрим хотя бы, каких стараний требует приготовление хлеба из пшеницы, которое представляет собой не что иное, как ее очищение. Ведь не только провеивание и просеивание служат для выделения и удаления всего постороннего из зерна и муки, но замешивание, устраняющее неоднородность теста, и выпекание, изгоняющее влагу, – все это очищение, превращающее зерновое вещество в съедобный хлеб. Что же тут странного, если процеживанием удаляют осадок вина, подобно мякине и отрубям, тем более что это не требует ни каких-либо затрат, ни большого труда?»

Книга седьмая

Вопрос I

Против тех, кто упрекает Платона, сказавшего, что выпитое проходит через легкие

Участники беседы:

Никий, Протоген, Флор, Плутарх и другие

1. Довелось как-то в летнюю пору одному из участников симпосия произнести известный стих Алкея:

Легких ткань оросим ныне вином: звезды зовут к тому.

Врач Никий, гражданин Никополя, сказал по этому поводу: «Нет ничего удивительного, если поэт Алкей проявил такое же незнание, как и философ Платон. Но Алкея еще можно защитить тем, что легкое соседствует с устьем желудка и поэтому может как-то соприкоснуться с проходящей там влагой, так что слово „оросим“ до известной степени оправдано; а философ, написав со всей определенностью, что выпитое проходит через легкое, не оставил даже самым убежденным своим приверженцам возможности сколько-нибудь убедительно заступаться за него. Тут глубокое заблуждение. Прежде всего, влажная пища должна смешиваться с сухой, а поэтому желудок должен служить общим сосудом, из которого размягченная и увлажненная пища передается в нижнюю часть брюшных органов. Затем, если согласиться, что легкое имеет сплошное уплотненное строение, то как объяснить, что когда пьют кикеон [61] , то содержащаяся в нем ячменная крупа проходит не задерживаясь? На это затруднение у Платона правильно указал Эрасистрат. Далее, рассматривая назначение многих частей тела, желая для каждой в отдельности найти, как и подобает философу, ту цель, ради которой создала ее природа, Платон упустил из виду надгортанник, предназначенный для того, чтобы при глотании пищи закрывать трахею и таким образом препятствовать чему бы то ни было попасть в легкие; если же какая-нибудь частица, увлекаемая дыханием, проскользнет мимо, то это вызывает сильнейшее раздражение и царапанье, сопровождающееся судорожным кашлем. Так, эта надгортанная перегородка, наклоняясь то в ту, то в другую сторону, у говорящих примыкает к пищеводу, а у глотающих – жидкую или разжеванную пищу – к трахее, охраняя чистоту прохода для воздуха при дыхании. Кроме того, – добавил Никий, – мы знаем, что пьющие медленно обильнее увлажняют свою внутренность, чем те, кто вливает в горло всю чашу вина разом: в последнем случае вино, протекая собственным током, доходит до самого пузыря; а при питье отдельными глотками оно, не ответвляясь ото всей пищи, перемешивается с ней и смягчает ее. Это не могло бы происходить, если бы питье отделялось от остальной еды при самом проглатывании, а не смешивалось бы с ней и как бы перевозило ее, по выражению Эрасистрата».

61

Кикеон – напиток из вина и ячменной крупы с добавлением меда и тертого сыра.

2. После речи Никия заговорил грамматик Протоген. «Гомер первым понял, что проводником пищи является пищевод, а проводником дыхания бронх, который древние называли , откуда происходит название громкоголосных . <Как один из органов речи выступает в том месте «Илиады», где Гектор падает, сраженный копьем Ахилла:

Только гортани ему не рассексокрушительный ясеньВовсе, чтоб мог перед смертью он слово последнеемолвить>».

3. После наступившего за этой речью непродолжительного молчания Флор сказал: «Что же, так мы и вынесем Платону заочно обвинительный приговор?» «Отнюдь нет, – сказал я, – ведь этим мы осудим заочно с Платоном также и Гомера, который не только не устраняет трахею, но вместе с тем допускает ее и для твердой пищи, говоря:

Сон овладел им; вино и куски человечьего мясаВыбросил он из разинутой пасти,не в меру напившись.

Разве только кто-нибудь скажет, что если у Киклопа только один глаз, то у него и для голоса и для пищи может быть один и тот же путь; скажет, что здесь означает то же, что „пищевод, желудок“, а не то же, что „трахея“, как понимали его все в древности и как понимают ныне. Говорю это не потому, что мне не на кого сослаться, а только исходя из моего понимания действительности; единомышленников же у Платона много, и притом важных. Что ж, отведи, пожалуй свидетельство Евполида, который в „Льстецах“ говорит: