Книжный мотылек. Гордость
Шрифт:
Мы дождались конца музыкальной фразы, и завершили танец. Принц благодарно кивнул маэстро Баренбойму, тот ответил исполненным достоинства поклоном. Вообще, дирижер смотрел на происходящее со своего балкона с ласковой, отеческой улыбкой. Он откровенно наслаждался и невольно полученным от принца вызовом, и тем, что он смог на него достойно ответить — вальс длился и длился, без остановок и пауз. Мы прошествовали обратно, к тетушке, вокруг которой снова начал собираться кружок из друзей и приятелей Рауля и близнецов. Мужчин, не смотря на все мои надежды, не только не убавилось, —
— Мисс Дюбо, я очарован!
После чего совершенно неожиданно по-мальчишечьи подмигнул мне, и с самым серьезным выражением лица двинулся в сторону императорской семьи, обосновавшейся в одном из альковов. А я снова, как на суаре, устроенном тетушкой, почувствовала себя выставочным пуделем.
Тем временем в центр зала выбежали юные ученики Императорского Хореографического училища — изображать пасторальную сценку, заполняя перерыв между танцевальными отделениями. Одетые в костюмы пастухов и пастушек худенькие мальчики и девочки с выпирающими ключицами и глазами, кажущимися на их лицах просто огромными, должны были вызывать умиление. А уж когда, не всегда попадая в такт, к танцу присоединились самые младшие ученики, наряженные барашками, на многих лицах появились улыбки. Мне же, прекрасно помнившей учебу у Полины Сергеевны, хотелось схватить этих малышей в охапку, и как следует накормить запрещенными сладостями.
К сожалению, Осенний бал не предполагал торжественного ужина — первый император Мейденвела был весьма рачительным хозяином, то есть, говоря попросту, был скуповат, и считал, что на балы приходят не для того, чтобы есть. В общем-то, я его в чем-то понимала — создавать Империю достаточно затратное мероприятие, но танцевать на пустой желудок, в котором от обеденного стакана молока остались лишь воспоминания, было грустно. К счастью, то ли первый император имел толику сострадания к своим подданным, то ли следующие поколения монархов позволили себе несколько отойти от традиций, но одна из дверей бального зала вела в буфетную, где всем страждущим предлагались легкие закуски, выпечка, фрукты и сладости.
Стоило мне заикнуться, что я люблю профитроли, как сразу несколько из моих поклонников устремились туда, и вот теперь я сидела, держа в руках полную тарелку пирожных, смотрела на тонкие руки-веточки юных балерин, и понимала, что не смогу проглотить ни крошки.
— Мисс Дюбо, — окликнул меня один из мужчин, судя по возрасту — из знакомых Рауля. — Вы так странно смотрите. Вы не любите балет?
— Отчего же? — Я, наконец, смогла оторваться от пасторальной картинки, и теперь старательно разглядывала пирожные в своей тарелке.
— Мисс Дюбо не может не любить балет — Полли Паоло приходится мисс Дюбо тетушкой, — вклинилась в разговор тетя Агата.
Раздалось несколько удивленных возгласов, и на меня снова устремились заинтересованные взгляды. Я только подивилась, откуда виконтесса знает, что за сценическим именем знаменитой танцовщицы Полли Паоло скрывалась наша Полина Сергеевна. А еще,
Во втором отделении не было ничего примечательного: я танцевала, говорила о погоде, рассказывала «как мне нравится Веллингтон» и старательно улыбалась. Улыбалась так, что к концу отделения у меня стали болеть щеки и сводило зубы. Меня раздражало все — и бесполезная трата времени, и необходимость улыбаться тогда, когда ничуть не весело, и разговоры ни о чем, и моя дутая популярность, и злые, ненавидящие взгляды, которые, как раз, были вполне натуральными. Это задевало больше всего: я надеялась, что теперь, когда за мной не маячит тень «девочек Лисси», окружающие будут оценивать именно меня, меня саму. А что в итоге? Одна маска сменилась другой. Словно очнувшись ото сна, я смотрела на себя со стороны и никак не могла понять, что же я тут делаю?
В очередной раз возвращаясь к тетушке, я обратила внимание, что она тоже выглядит не лучшим образом.
— Тетушка, что с вами? — Встревожилась я.
— Все в порядке, Милочка, — тетушка похлопала меня по руке. — Немного разболелась голова.
К счастью, дождавшись, когда сладкоголосая оперная дива закончит трагическую арию о несчастной любви, императорская семья в полном составе покинула бальный зал. Я перевела вопросительный взгляд на тетушку, она, чуть заметно, утвердительно прикрыла глаза.
— Прошу, прощения, молодые люди, но мы с мисс Дюбо вынуждены покинуть вас. Мне нездоровится. Увы, с женщинами моего возраста это случается чаще, чем нам бы хотелось.
Будь моя воля, из Веллингтона бы мы уехали тем же вечером. Однако, тетушка вернулась из императорского дворца с ужасной мигренью, поэтому об отъезде не было и речи. Бригита же, в ответ на мое осторожное любопытство, заявила, что мы тронемся в поместье не раньше, чем через неделю. Тетушка, услышав наше тихое перешептывание, подтвердила, что нам всем надо отдохнуть.
— Кроме того, — заметила тетушка, поднимаясь с помощью Честити по лестнице, — заставлять прислугу спешно укладывать чемоданы, пока хозяева отсыпаются — просто некрасиво.
С тоской обозревая после этого разговора свою гардеробную, в которой Прю возилась с моим придворным платьем, я была вынуждена признать правоту их обоих. В этот раз обойтись одним красным чемоданчиком мне бы не удалось.
В своем воображении я в самых мрачных красках представляла процесс перевозки моего гардероба — мне казалось, что понадобится как минимум грузовой флайбус, а если добавить к этому гардероб тетушки…
— Пруденс, неужели ты все это будешь паковать? — С тоской спросила я у камеристки.
— Да не волнуйтесь, мисс Мила, — отозвалась Прю, не отвлекаясь от работы. — Хозяйка распорядилась, чтобы часть платьев от Мадам сразу в поместье отправляли, так что вам будет что надеть, даже если багажный флай запоздает.
— Еще платья? — Я схватилась за голову. — О боже!
Прю недоуменно вскинула на меня голову, но я только махнула ей рукой, и ушла в спальню, чтобы не отвлекать её болтовней.