Князь Кий
Шрифт:
Дуб сзади огрел его плетью.
– Вставай, презренный! Не скули, не поминай всуе богов!
– и рывком поставил Малка на ноги.
Вдруг распахнулась дверь, и в хоромину вошёл Крек. Был он припорошен дорожной пылью. В руке - нагайка с короткой рукоятью, оплетённой ременным узором.
Сняв с растрёпанной головы войлочный колпак, вытер им потное рябое лицо, а потом, как ворон, прокаркал:
– Великий каган шлёт тебе привет, князь, и пять тысяч воинов! Столько, сколько ты просил… И ещё велел передать, чтобы ждал его у верховья Росавы. Он тоже пойдёт - со всей ордой.
Чёрный
– Пять тысяч воинов!… Благодарен тебе, Крек, что принёс мне такую добрую весть! Теперь мы обложим Кия в его лесной берлоге и притянем на аркане к Родню, - он обнял Крека.
– А где же воины?
– Стали табором над Росью.
– Я хочу немедленно видеть их! Пошли!
Он направился к двери, но позади послышался голос Дуба:
– А что делать с Малком, князь?
Чёрный Вепрь остановился, потёр лоб.
– С ним?… А что делают с ворогом? На кол его! Тем более, что он слышал сейчас наш разговор.
– Так и будет, князь, - невозмутимо произнёс Дуб.
Но Чёрный Вепрь тут же добавил:
– Нет, погоди… Ты знаешь большой муравейник под Передовой сосной?
– Знаю.
– Привяжи его к той сосне - к утру одни кости останутся!…
Малк весь передёрнулся, закричал:
– Князь!
Но Чёрный Вепрь, не обращая внимания на жуткие вопли о пощаде, вышел. А Дуб толкнул Малка в спину.
– Пошли!
Во дворе взял себе в помощь двух дюжих отроков, скрутил Малку руки и повёл к лесу.
Шли долго, пока не оказались в чащобе, на высокой круче над Днепром, где среди зарослей мрачно поднимала вверх мёртвые, опалённые ветви расщепленная молнией сосна. Здесь пахло хвоей, спелой земляникой да влажным дыханием днепровского ветра. В кустах на все лады щебетало множество птиц.
Под сосною, как копна, высился большой муравейник. Тысячи быстроногих, с сильными челюстями муравьёв сновали туда-сюда по извилистым узким стёжечкам, и поэтому казалось, что муравейник живой, что 6н шевелится, дышит и, притаившись, ждёт для себя поживы.
– Сюда!
– указал Дуб на вершину муравейника.
– Привяжите его к дереву!
– Братья, что вы делаете? Опомнитесь! За что?
– ужаснулся Малк, пытаясь вырваться и всё ещё не веря, что ему уготована такая жуткая смерть.
Его схватили, скрутили, подтянули к Муравейнику и там туго привязали к шероховатому стволу сосны.
– Умоляю вас, прошу - сперва убейте! Чтобы не мучиться!
– отчаянно вопил он.
Но Дуб только хохотнул и заткнул Малку в рот грязную, вонючую тряпку, а усердные его помощники начали длинными палками ворошить муравейник. Полчища тёмно-рыжих раздражённых муравьёв ринулись из недр своего жилища и, как голодные волки, накинулись на беззащитную жертву.
– У-у-ум! У-у-ум!
– пытался кричать Малк, но его приглушенный голос доносился не далее края поляны.
Дуб в ответ засмеялся.
– Ха-ха-ха! Что? Припекают?… Так тебе и надо, предатель!
– и повернулся к своим: - Пошли, отроки. Пускай подыхает, клятый пёс!
Все трое посмотрели, как муравьи густым слоем покрывают всё тело несчастного отрока и как он корчится в невыносимых муках, а потом спокойно, словно после добротно выполненного хорошего дела, направились в обратный путь.
– У-у-ум! У-у-у-ум!
– неслись им вслед отчаянные мольбы и не находили отклика.
– У-у-у-ум! У-у-ум!…
Небольшую хижинку - было бы где приклонить голову - воины сложили для князя за один день. Большей и лучшей Кий не хотел. Зачем - если нет Цветанки?
Поставили хижинку на самой вершине Киевой горы. Отсюда были видны и Подол, и Днепр, и в голубой дымке далёкая Десна. А до дворов Хорива и Щека, казалось, - рукой подать.
Неподалёку, тоже на вершине другой, меньшей, горы волхв Ракша со своим родом соорудил капище - святилище племени. К стволу старого ветвистого дуба прикрепил привезённого из Роси Световида, и он круглыми золотыми глазами глядел из-под конопляного чуба в ту сторону, где утром восходило солнце. У другого дуба встало идолище грозного бога грома Перуна - с черными глазами и серебристыми усами. В правой руке он держал знак огненной молнии. А по сторонам от них поразвешивал идолов других богов племени - Велеса и Мокоши, Берегини и Купайла, Водяника и Лесовика… Перед капищем, посреди зелёной поляны, прилегающей к обрыву, из круглых валунов сложил требище, возле которого день и ночь горел священный огонь.
Кий в своей хижине бывал редко. От зари до зари не слезал с коня, скакал и к ближним, и дальним родам - собирал войско. И дело шло успешно: все, кто мог владеть копьём или мечом, метко стрелять из лука по первому зову приходили с оружием и припасами. С Ирпеня Братан привёл огромный отряд, который стал табором на месте, указанном князем для их рода. Конь прибыл с тремя тысячами стугничей, а Щек каждый день переправлял перевозом и рыбачьими челнами воинов других родов, что шли и шли из-за Днепра. Поляне упорно готовились к решительному бою с гуннами.
Однажды в послеобеденную пору в устье Почайны вошло столько челнов с вооружённым людом, что казалось, вода закипела и выходит из берегов. Прибыли со своими ратями князья древлян и северян.
Когда Кию сказали об этом, он быстро надел свои лучшие одежды, широкий изукрашенный пояс с боевым мечом в ножнах, на плечи накинул червонное корзно и в сопровождении Щека и нескольких старейшин стремительно спустился на Подол, пригласил стрыя Межамира и все вместе направились к причалу.
Оба князя уже сошли на берег и, стоя на пригорке, наблюдали, как воины быстро ставят для них походные шатры, разжигают костры и прилаживают над ними большие казаны, чтобы варить для всего войска кулеш.
Кий низко поклонился: сначала старшему из них - седобородому князю северян Гордомыслу, а затем древлян - Ходоте.
Гордомысл был высокий, крепкий старик. Длинные седые волосы, перевязанные красной лентой, свободно спадали ему на широкие плечи. Глубокие резкие морщины испещряли его лоб, годы слегка пригнули некогда стройную фигуру, а на левой щеке пролегал глубокий шрам, оставленный вражьим копьём. Взгляд Гордомысла - быстрый, зоркий и властный.
Князю Ходоте, пожалуй, едва исполнилось лет двадцать пять, а невысокий рост, ясно-голубые весёлые глаза и беззаботная юношеская улыбка делали его ещё моложе, почти ровесником Кия.