Князь Василий Михайлович Долгоруков-Крымский
Шрифт:
О Крымцах, Всемилостивейшая Государыня, сколько я очевидно понимаю, столько и сами они явно оказывают совершенную свою безчувственность даже до того, что находящемуся при мне от Правительства Приставу велено сделать мне отзыв, что они недовольны Высокомонаршим Вашего Императорскаго Величества попечением о бытии им навсегда вольными и независимыми, но намерены к Вашему Императорскому Величеству отправить свои прошении, чтобы дозволено им было остаться под Портою Оттоманскою, коей они и предъявили уже желании свои, но не получили еще формальнаго ответа. Войски же Турецкия, как морския, так и сухопутныя, не отходят еще от берегов Крымских, чему Гаджи-Али-Паша, Капитан-Паша Мехмет-Гирей, в своих со мною переписках, полагают причиною неполучение о том фирманов от Порты; а сколько я мог сведать чрез конфицентов, приобретенных мною с их стороны, то заподлинно меня уверяют, что флот по выходе моем отправится в путь свой, а пехота, до двадцати пяти тысяч простирающаяся, непременно останется зимовать в Крымской области, и в Ханское достоинство возведен будет Девлет-Гирей-Султан, что все и легко статься может, Всемилостивейшая Государыня, в разсуждении безумия здешняго народа. Я условился, Всемилостивейшая Государыня, с Гаджи-Али-Пашею, отдать ему содержащихся в Арабате двадцать шесть человек пленных Турков, а он взаимно обязался свободить Казаков, преданных ему от Эдишкульской орды, с Приставом Капитаном Павловым, оставляя сего последняго у себя до тех пор, доколе возвратится в означенную орду их аманаты, я не оставил и вчерашняго еще дни писать к Гаджи-Али-Паше как о Господине Резиденте Веселицком, так и о Капитане Павлове, требуя их увольнения; ибо как все Турецкие пленные получить должны свободу, в силу заключенных артикулов, то конечно ему, яко Резиденту и преданному от Татар, а также и Капитану Павлову, преимущественно
Вчера получил я, Всемилостивейшая Государыня, чрез прибывших ко мне от Войсковой Донской Канцелярии и от Генерал Маиоров, Князя Багратиона и крепости Святаго Димитрия Обер-Коменданта Потапова, курьеров уведомление о злодейских стремлениях изменника Пугачева, производящего варварства свои к Дону, а Комендант Царицынской, Полковник Цыплетев, рапортует, что овладел он и Саратовом, чрез измену перебегших к нему артилеристов с своими Офицерами и Маиора Салманова с гарнизонными солдатами и жителями, Комендант же, Полковник Бошняк, с малым числом рядовых и несколькими Штаб и Обер-Офицерами, взяв два знамя и пробившись сквозь толпу, ретировался к ближайшей крепости. По чему я, Всемилостивейшая Государыня, и подтвердил Генерал-Маиору Князю Багратиону, чтобы он, не страшась многочислия изменническим толп, храброю рукою их поражал, а Бригадиру и Кавалеру Бринку, которой, по первому еще моему повелению, отрядил, в содействие означенному Генерал-Маиору, с половины сего месяца, Селенгинской пехотной полк, шестые эскадроны Слободских гусарских полков и два эскадрона жолтых поселенных гусар, отправляя еще вперед к войску Донскому и три Казачьи полка, предписал я иметь крепкое внимание на Дон, куда он и делает движение. Сверх того Ряжскому полку, к Бахмуту идущему, приказал я, облегчась от всех тяжестей, с одними полковыми пушками, по достижению Бахмута, следовать к верховным Донским станицам, способствуясь хотя обывательскими лошадьми; для чего и осмелился я, Всемилостивейшая Государыня, дать ему подорожную на сто пятьдесят подвод. А между тем Астраханскаго драугнскаго полку четыре эскадрона надеюсь близко уже Дона. Хотя прежде и доносил я Вашему Императорскому Величеству о командировании Генерал-Порутчика, Графа Мусина-Пушкина, но как получил я Указ Военной Вашего Императорскаго Величества Коллегии, двух гусарских и двух пикинерных полков с одними Штаб-Офицерами в команду Генерал-Майора Волкова, то, по прибытии означенных полков, и приказал я Графу Мусину-Пушкину, дождавшись своего обозу, следовать к Московской дивизии, куда по расписанию назначен.
Как уже со стороны армии моего предводительсво Ростовской карабинерной полк, часть деташамента Бригадира и Кавалера Бринка и Астраханской драгунской полк, обращены к закрытию Дона, то я и не дерзнул, Всемилостивейшая Государыня, умножить там числа войск регулярных, а отправил отсюда тысячу двести отборных Донских Казаков, коих Полковники обнадежили меня чрез две недели туда достигнуть на поражение злодеев.
По доходящим известиям, что изменник Пугачев предприемлет намерение с Дону следовать в Нагайския орды, чтобы, сей ветреной народ приглася в изменническую свою шайку, удобнее мог он производить злодейства свои, решил я, Всемилостивейшая Государыня, послать к Калге-Солтану и Джан-Мамбет-Бею артикулы мирнаго постановления от Генерал-Фельдмаршала, Графа Петра Александровича, ком не присланные, прося их оные обнародовать, а по тому считая, что не так легко могут поползнуться сии варвары, когда совершенно удостоверены будут о заключенном мире. Хотя же и повелено было от меня Господину Бригадиру Бринку скрывать от Нагайцов смятение в Государстве, но он доносит, что обстоятельства сии им известны и слух между ними носится, будто в Донских селениях некоторые из подлаго народа охотно ожидают его прибытия. По таковому поведению сих плевел, препоручил я, Всемилостивейшая Государыня, Бригадиру Бринку иметь особливое примечание и надзор, приемля меры достаточныя к уничтожению предполагаемых злодеями намерений. Калге-Солтану сообщил я, Всемилостивейшая Государыня, что где бы он в границах Империи Вашего Императорскаго Величества ни восхотел иметь убежище, везде будет пользоваться Высочайшим Вашего Императорскаго Величества покровительством.
Отъезд мой к Полтаве предприму я, Всемилостивейшая Государыня, не прежде, как по выпровождении отсюда всего нужнаго, надеясь окончить сие в начале Сентября месяца. А Крымския дела, равно как и Кубанския, особливаго внимания требующия, на кого Вашему Императорскому Величеству возложить благоугодно будет, испрашиваю Высочайшаго Вашего Императорскаго Величества повеления, считая, по скудоумию моему, за нужное продолжать с ними переписку к лучшему о их обращениях сведению. Я же, Всемилостивейшая Государыня, с дня на день от здешних Ханов новыя получаю требования, которыми ищут они удовольствия в заплате старинных еще долгов, находя оные лет за пятнадцать и сколько в первую кампанию за Днестром побито у них Мурз и чиновников, тех всех настоят об отпуске, а я на все то с пристойностию им ответствую, видя, что сии варвары желают меня чем ни есть раздражить к удобнейшему чрез то отпадению от союза с Державою Вашего Императорскаго Величества, и стану стараться, по распоряжении всего, удалиться от пустых их претензий, будучи между тем, Всемилостивейшая Государыня, по нещастию моему, в слабом состоянии своего здоровья, так что с трудом из избы выходить могу, и не знаю, каким образом возмогу совершить путь свой.
Божию милостию Мы, Екатерина Вторая, императрица и Самодержица Всероссийская, и протчая, и протчая, и протчая.
Нашему Генералу Князю Долгорукову.
Усматривая из реляции вашей, от 26-го Августа, с одной стороны, что вы все под предводительством вашим войски из Крыма выводите, и оныя, по присланной к вам из Военной Коллегии репартации, отпускаете во свояси, а с другой уведомясь о слабом состоянии здоровья и о представлении вашем, чтоб Крымския и Кубанския препоручены были кому другому, Всемилостивейше дозволяем вам возвратиться в Москву, и поручить команду над Нашими войсками старшему, находящемуся при вас Генералу Порутчику. Сей Генерал, поколику токмо возможно будет по настоящему положению, в котором армия наша тогда найдется, имеет употребить все свое попечение, дабы сколько ни есть привести в исполнение данныя вам предписания последним нашим рескриптом, от 22-го минувшаго Августа, для чего, как оной Наш рескрипт, так и сей оставит вам у него, объявя ему при том, чтоб он о всех новых произшествиях доносил Нам реляциями, а о том, чтоб же о всем писал и к Нашему Генералу Фельдмаршалу, Графу Румянцову, и состоял под его повелениями, и чтоб он же находился в тесном сношении с Нашим Генералом Порутчиком Щербининым, и по его требованиям поступал, котораго, по его долговременному знанию Крымских и Кубанских дел, Мы при оных вновь оставляем особенным рескриптом, ныне же к нему отправляем. Что же касается до стостояния, в каковом остаются Крымския дела, то Мы видим, с одной стороны, что Турецкия войски заняли уже, или занимают, знатнейшия Крымския места, а с другой не ведаем еще; по содержанию рескрипта Нашего от 22-го Августа, к вам при толь смущенных обстоятельствах дошедшаго, какое могли вы учинить исполнение, а еще меньше предусмотреть здесь можно, пособлено ли тому, или еще и совсем нет полученными иногда между тем и от Нашего ГенералФельдмаршала, Графа Румянцова, предложениями, и преподанным вам от него руководством: то Мы, при толь малом достатке сведения о настоящем вашем положении, и предполагая, ежели бы дела вашего края в прежнем затруднительстве были и вы еще не предуспели возвратить оныя по Нашим предписаниям и советам Генерал-Фельдмаршала, Графа Румянцова, сколько ни есть на степень, сходственнейшую с договорами мира, Мы и находим уже за нужно, чтоб в таком случае имеющий быть вам преемник, в отвращение продолжающегося неудобства, отозвался к командующему в Крыме Турецкими войсками Сераскеру по следующей здесь форме письма, и представил ему непристойность его поведения, и чтоб при том и войски Наши в таком виде и состоянии находились, по которому бы совершенно и всячески оказывалось, что дела тамошния не вовсе оставлены, но что нужная стража, однако же, продолжается. Сверх того здесь же Мы еще восхотели вам приметить, что и назначенные вами гарнизоны для Яныкол я и Керчи для настоящаго времени видятся быть недостаточны, разве бы сии оба места по малости своей не могли помещать множайшаго числа, как равным образом и для содержания Кинбурна одного баталиона очень мало же, по всем до сего места принадлежащим уважением, и по тому Мы вам повелеваем, сколько будет возможно, не только Яниколь, и Керчь, по силе предыдущаго рескрипта, снабдить довольным гарнизоном и комендантами, в искустве и расторопности испытанными, но и для Кинбурна приготовить отряд войска, соответствующий важности сего новаго приобретения, определяя И туда начальником, по силе того же рескрипта Офицера знатнаго и искуснаго. И пребываем к вам Нашею Императорскою милостию благосклонны. Дан в С.Петербурге, 15-го Сентября, 1774 года.
Подлинной подписан Ея Императорскою Величества рукою тако:
Екатерина.
Форма письма к командующему в Крыме Турецкими войсками Сараскеру от имени Генерала Аншефа Князя Долгорукова, или его преемника.
По титуле:
Российской Императорской Двор с удивлением, уведомился, что, когда, по праву войны, в Крымском полуострове находившийся Ея Императорского Величества, Самодержицы Всероссийской, моей Всемилостивейшей Государыни, войски оставляют сей полуостров и бывшия в занятии все места, по силе заключеннаго между обеими высокими Империями трактата, кроме двух выговоренных крепостей, предваряя в том и положенные оным сроки, с полною доверенностию на добрую веру священных обязательств, каковы суть артикулы мирнаго трактата, в то время, напротив того, ваши войска совсем в противность онаго же трактата, имянно третьяго из того пункта, по которому наиторжественным образом признаны Татара народом вольным и ни от кого не зависимым, с присвоением им полнаго и неограниченная владения над Крымскими местами, занимают, однако ж, наизнатнейшия из того, распространяясь по всему Крыму, который им равным образом оставить надлежало, как то уже с стороны Русских войск действительно и исполняется.
Я при таких обстоятельствах должностию моею и почел представить Вам непристойность сего Вашего поведения, и что тем меньше что либо подобное ожидаемо быть могло, поелику обе высокия Империи, превратя, к благополучию обоюдных подданных продолжавшуюся войну в дружбу и доверенность, согласились со всею искренностию и истинным желанием в точности исполнять все положенныя договоры мира, по чему вы и пред собственным вашим Двором ответствовать можете в неприятных следствиях таких ваших самовластных распоряжений и предприимчивостей, кои в самом основании нарушая один из главнейших пунктов мирнаго трактата, суть наиудобнейший к произведению между обеих сторон новой остуды и новых затруднительств, которыя до отвратит Всевышний!
Но по сим толико справедливым основаниям и остается мне ожидать от Вашего благоразумия, свойственна го вашему званию, что Вы, соображаясь с истинными намерениями обеих высоких Империй, не оставите принять в достойное уважение мои необходимый изъяснении, и следовательно впредь уже воздержитесь от всего, что не может быть согласно с настоящим взаимных дел положением, сделав и всему прошедшему надлежащее и удовольствительное поправление.
В протчем я есмь Вам довброжелательным.
Записка
Резидент Веселицкий, удостоверясь от конфидентов о действительном разврате всех Крымских Татар, кои чрез Молдов от имени всего злонамереннаго Правительства в мечетях весьма тайно приличными из Алкорана увещаниями к тому приуготовлены, и всем начальникам наистрожайше подтверждено с подчиненными Татары в такой быть готовности, дыбы при первой повестке, неотменно и под опасением живота, к назначенному месту следовать могли, для нападения на Российское Императорское войско, а между тем бы с Российскими военными людьми везде ласково обходились не подавая отнюдь никакого вида к подозрению, что от Правительства на горах к морю разставлены часовые с повелением, при обозрении Турецкаго флота, чрез наряженных для того доброконных Татар, Хану донесть, что в Диване диспозиция уже опробована и подписана, кому из главных начальников Татарских на какую часть разделеннаго по разным постам Российскаго войска нападение делать. О всем том подробно в то ж время, как Предводитель второй армии, так и Командующий тогда расположенным в Крыму корпусом, Генерал Маиор Якобий предварены.
8-го числа Июня Турецкой флот к Азовскому проливу приплыв и супротив Российской флотилии построясь, на якорях стал, в намерении высадку предпринять, но, приметя везде довольное число войска на отражение всякаго с Турецкой стороны покушения, присылай от Хаджи-Али-Паши и Девлет-Гирей-Хана нарочной, в Татарском платье Турок, с письмом к Хану и Правительству, следующего содержания: «Порта, снисходя на неотступное их прошение, отправила, под предводительством реченнаго Хаджи-Али-Паши, для избавления Крыма, немалое число войска, которое стоит против урочища Такли; но как на берегу повсюду видима взятая от Россиян военная предосторожность, затрудняющая предприятие десанта, то должность их требует сделать по своей диспозиции со всех сторон на Россиян одновременное нападение, а Хану с своею частию стремиться на те войска, кои супротив флота стоят, для облегчения высадки. На что было и соглашенось. Резидент, сведав о том и видя съезжающихся большими толпами вооруженных Татар в Бахчисарай, истребовал у Хана аудиенции, на которой наведался, чтоб такой съезд вооруженных Татар значил; ибо все на площади и в кофейных домах явно, без всякаго зазрения, говорят, что Его светлость намерен, чрез два, или, три дни, в поход выступить; а как он, Резидент, от Всеавгустейшей Российской Императрицы и всей Татарской области великодушный покровительницы, единственно к особе его акредитован, то, по обращающейся дружбе, прилежнейше просил о разрешении ему сей загадки, которая для него весьма темна, и если подлинно отлучиться изволит от своей резиденции, то при свите ли ему следовать, или отъехав до обратнаго Его Светлости прибытия к Командующему корпусом Генералу; ибо в отсутствии Хана оставаться ему в Бахчисарае невместно. Ханский и Визирской ответы воспоследовали, по привычке с клятвами наисильнейшими и целованием Алкорана, что они свои обязательства свято и ненарушимо сохраняют, и для того просили Резидента площадным речам не внимать; ибо подлость от невежества болтает все, что на мысль взойдет; однако сия Резидентская попытка намеренной поход и остановила: ибо в тот де день собрав крайнее употребить старание, а что разведано будет, его уведомлять. Между тем Резидент уведомился, что в деревне при Абдувели Наше более 3000 Турок и Татар собрано; по чему и просил господина Полковника Нарышкина, для подлиннейшаго о том рзведания, отправить одного исправнаго Офицера с пристойною командою в ту околичность, под претекстом снимания плана; ибо, после заключения с Крымцами трактата, условленось Татарам большими толпами вооруженным не ездить, а если где более 30 человек вооруженных усмотрены будут Российскими разъездами, то таковые сочтены быть имеют за неприятелей, и поступится с ними по военному праву; но посланной Офицер остановлен Татарским в трех верстах от деревни разставленным постом, и далее не пропущен. А как для предосторожности необходимо было о подлинности того скопища сведать, то вновь отправлен туда господин Полковник Либгольд с небольшою Казацкою командою, которой равномерно от Татарскаго поста остановлен и Абдувели-Паше о его приезде с известием, что сам Паша к нему выехать намерен, но Полковник Либгольд, сказав, что он не для того приехал, чтоб такого почтеннаго старика утрудить, а только для свидания и отдания ему почтения, поехал в деревню и прямо в нему на двор, где нашел более 600 человек вооруженных в строю, и по нескольких суровых с обоих сторон в том словесных отзывах, обратно прибыл, о чем такожде Предводителю и Командующему корпусом сообщено.