Княжич
Шрифт:
Глава VIII. Выкуп.
Напрасно сомневался Андрей в своем богатом родственнике. Не забыл он его. Просто письмо, написанное княжичем, с купеческим обозом, преодолев тысячу верст, было доставлено в Острог, когда адресата там не было. Князь Острожский то инспектировал ремонт разрушенных татарами крепостных стен в Киеве, то ораторствовал на заседаниях Сейма в Варшаве. Но на Рождество, в свою резиденцию, Острожский замок, князь все-таки приехал. Это была созревшая с годами традиция встречать самый главный, самый радостный праздник всех христиан на родной земле! В первый день приезда, уединившись в своем кабинете, в мягком кресле, в приятной теплоте шерстяного пледа, которым всегда заботливо прикроет своего хозяина старый преданный слуга,
Князю не в чем было винить себя! Не под силу одиночкам сопротивляться организованному в государственных масштабах наступлению на православие. Особенно когда имеешь дело с иезуитами. Их призвали в Польшу для борьбы с усиливающимся из Германских княжеств и Чехии протестанизмом, а они обратили свое оружие против православия. Иезуиты проникли в семьи наиболее влиятельных знатных магнатов и склонили их на свою сторону, забрали в свои руки образование юношества, учредили свои коллегии и училища и таким образом, при помощи короля, приобрели большее влияние на ход общественной жизни в Польше и Литве!
На кого могло положиться православное население в борьбе с этим организованным, не стесняющимся в средствах монашеским орденом? На необразованное духовенство? На представителей высшей иерархии, смотрящих на свой сан как на выгодное доходное место и завидующих той роскоши и великолепию, которыми окружали себя католические епископы? Корыстолюбие и распущенность нравов господствовали среди православного духовенства! Православное население не находило поддержки среди своих духовных пастырей. Проповеди католиков на такой благодатной почве имели большой успех не только среди представителей высшего класса, но и распространялись на средние и низшие сословия.
Как этому противостоять? Хорошо понимая, в чем заключались язвы современной ему жизни, Константин Константинович Острожский нашел выход из того затруднительного положения, в которое была поставлена западнорусская православная церковь. Только развитием просвещения среди массы русского населения Литвы и поднятием нравственного и образовательного уровня православного духовенства, можно достичь некоторых успехов в борьбе с организованной пропагандой иезуитов и католических ксендзов. Самой настоятельной потребностью для православного населения было издание Священного Писания на славянском языке. Нужно было начать с устройства типографии. Острожский не жалел для этого ни денег, ни сил. Он выписал шрифт, привлек в Острог известного печатника Ивана Федорова с друзьями, бежавшими из Москвы.
Для того чтобы издание библии более точно соответствовало первоисточникам, пришлось отовсюду выписывать рукописные списки книг Священного писания: из Москвы, Константинополя, с Крита, из сербских, болгарских и греческих монастырей. Были даже заведены по этому поводу сношения с Римом. Из Праги удалось получить в распоряжение первое издание Библии на русском языке, напечатанное доктором Франциском Скориной. Патриарх Иеремия и некоторые другие церковные деятели по его просьбе прислали ему людей, “наказанных в писаниях святых, эллинских и словенских”. Они начали разбирать материал, но скоро были поставлены в затруднительное положение, так как все присланные списки
Но не только типографии основывал Константин Константинович. В подчиненных ему городах и монастырях князь устраивал православные школы. А в самом Остроге открыл Академию. Учителя в ней были преимущественно греки, которых он выписывал из Константинополя, по большей части из лиц, приближенных к патриарху. Ректором Академии был грек Кирилл Лукарис, человек европейски образованный. В учебном заведении учили чтению, пению, русскому, латинскому и греческому языкам, диалектике, грамматике и риторике. При Академии находилась богатая библиотека. Наиболее способных из окончивших школу учеников, за его счет, для усовершенствования, отправляли в Константинополь, в высшую патриаршую школу.
“Многие из ее воспитанников станут главными борцами с унией и иезуитской пропагандой!
– рассуждал Константин Константинович, и почему-то вспомнил Андрея, сына своей племянницы Лидии.
– Такой способный был отрок! Жаль, что ему не пришлось поучиться в Академии. Из него бы вышел блестящий продолжатель его дела!”.
Тяжесть охватила сердце князя. Он знал, как погибли юноша и его отец: “Зачем он разрешил Андрею ехать к отцу в эту дикую Московию. Пусть его отец, воспитанный по законам своей жестокой Родины оставался там один. Его гибель от рук своего государя-тирана, раболепствующего своим гнуснейшим похотям, закономерна. Что для московского государя жизнь одного дворянина, когда им отправлены на плаху целые роды представителей знаменитейших фамилий! Что люди? Разве человек в разуме, в состоянии понять державного, велевшего изрубить присланного из Персии в Москву слона, не захотевшего встать перед ним на колени!”.
Разволновавшемуся князю стало трудно дышать. Он встал с кресла и, подойдя к окну, открыл его. В лицо дохнул пахнущий легким морозцем и отсыревшей древесиной рам, воздух. Небо покрывали серые тучи, готовые разразиться снегопадом. Внизу, на ослепительно белом покрывале недавно обильно выпавшего снега, темнела поверхность не замерзшей речки Гарыни. Над крышами белых мазанок поселян, на ее берегу, вертикально поднимались вверх столбы дыма от затопленных печей. Откуда-то слышались смех и радостные крики играющих детей. Князю стало легче.
“Где это в Киеве увидишь такой белый, чистый снег?” - восторженно подумал он. Князь хотел обратно сесть в кресло, но увидел, что слева, на протоптанной в снегу дорожке, перед воротами замка стоит какой-то человек и безуспешно стучит в окованную железом дубовую дверь. Понаблюдав за ним некоторое время и видя, что никто его не пускает внутрь, Константин Константинович закрыл окно. Взяв со стоящего рядом, покрытого малиновой бархатной скатертью стола, бронзовый колокольчик, потряс им. На звон колокольца открылась дверь за закрывающей ее широкой портьерой и из-за нее появилась прилизанная голова его слуги, Войны:
– Что угодно ясновельможему пану?
– Кто этот человек?
– спросил князь, показав головой в сторону окна.
– Какой такой, человек?
– изобразив непонимание на лице, переспросил Война.
– Тот, который стоит у ворот замка!
– подсказал князь.
– Ах, этот! Михелька!
– догадался слуга.
– Корчмарь со Старожидовской улицы. Говорит, что ему срочно надо переговорить с паном с глазу на глаз!
– О чем? Какие у него могут быть вопросы ко мне? Может, ему нужен эконом?
– возмутился князь.
– Так гоните его взашей! Пусть приходит после Рождественских праздников!