Княжна Дубровина

Салиас-де-Турнемир Елизавета Васильевна

— Сестрица, такъ нельзя, сказала наконецъ Варвара Петровна, безпокойно слдившая за этою сценой. — Ты будешь опять нездорова. Я не могу допустить чтобы изъ-за слезъ дитяти ты опять провела безсонную ночь. Позволь мн отослать Анну на верхъ къ ея няньк. Она займетъ ее лучше чмъ ты.

Александра Петровна не хотла согласиться, но Варвара Петровна настояла на своемъ. Анюту вручили Катерин Андреевн. Она увела ее на верхъ.

Черезъ три дня перехала въ домъ Богуславовыхъ гувернантка, Англичанка, миссъ Джемсъ. Это была высокая, угловатая, съ длинными ногами, руками, зубами, съ длинною таліей, съ длинною шеей двица лтъ тридцати пяти, съ умнымъ лицомъ, но холоднымъ выраженіемъ. Она держалась прямо, говорила твердо, ходила-шагала, какъ-то ршительно. Добрыхъ часа два

совщалась она съ Варварой Петровной сидя въ ея кабинет и вышла оттуда съ большою бумагой въ рук, точно будто несла громадныхъ размровъ рецептъ. То было росписаніе дня Анюты съ первой минуты, какъ она встанетъ, до той когда ляжетъ въ постель. Она должна была аккуратно быть одтою въ восемь часовъ утра и быть въ постели ровно въ девять часовъ вечера. Не только часы ученія, рукодлія, но и самыя игры были обозначены. И вотъ Анют, привыкшей къ вол, къ движенію, къ воздуху, къ занятіямъ и чтенію когда придется и когда вздумается, пришлось неуклонно и безпрекословно подчиниться крайне методическому порядку. Тяжко показалось Анют, въ этой строгой и тсной рамк. Ученіе началось серьезное. Кром миссъ Джемсъ къ ней ходили учителя и училась Анюта охотно, но не всему съ одинаковымъ прилежаніемъ. Она терпть не могла учиться музык и по-нмецки, но когда она не знала урока, неумолимая въ исполненіи своего долга Англичанка заставляла ее учить урокъ не выходя изъ классной и до тхъ поръ, пока она его не выучивала. Дни Анюты проходили такъ похожіе одинъ на другой, что отличить ихъ было нельзя одинъ отъ другаго. Анюта возненавидла часы Англичанки на тонкой золотой цпочк надтые на ея худую талію, заложенные за ея черный поясъ. Заговорится ли Анюта съ тетками, заиграется ли въ зал, зачитается ли Англичанка вынимаетъ часы, посмотритъ, молча заложить ихъ за поясъ, подождетъ немного и опять вынетъ, опять заложить за поясъ, и наконецъ посмотритъ, встанетъ и скажетъ:

— Anna! Come!

Часто случалось, что Анюта сердилась и вставала съ рзкою живостію и строптиво, молча уходила за своею гувернанткой, но случалось тоже, что Анюта ласкающимъ голосомъ говорила:

— Минуточку! сейчасъ!

Но неумолимая Англичанка брала ее за руку и уводила. Однажды Анюта, вдругъ, къ изумленію всхъ тетокъ, при слов: Anna! Come! вскочила стремительно и закричала:

— Не хочу! Не пойду!

Въ гостиной произошло необычайное волненіе. Вс тетки заговорили разомъ, но голосъ Варвары Петровны, повелительный и суровый, покрылъ голоса всхъ.

— Какъ ты могла позволить себ сказать: не хочу. Иди, сейчасъ, сію минуту!

Но Анюта, красная какъ ракъ, находилась въ припадк самаго необузданнаго гнва. Она стояла на одномъ мст и кричала:

— А я не хочу! Сказала: не хочу, и не хочу!

Испуганная Александра Петровна зажала себ уши руками и откинулась на спинку своего кресла: Варвара Петровна поспшно подошла къ сестр и успокаивала ее, нжно называя Сашей, милой Сашей. Это уменьшительное произносила она рдко и въ случа крайней важности; Лидія подавала спиртъ, а миссъ Джемсъ своими костлявыми, жосткими какъ желзо руками, взяла Анюту за руки и силой увлекла, будто ничего не случилось, изъ гостиной тетокъ. Она силой ввела се въ классную, положила передъ ней нмецкую христоматію и сказала холодно и твердо, указывая на одну страницу.

— Вы должны выучить наизустъ эти стихи и списать ихъ, и пока вы этого не сдлаете, вы отсюда не выйдете и кром хлба и воды ничего не получите.

Она вышла изъ комнаты и заперла дверь за собою.

И осталась Анюта одна, наказанная въ первый разъ въ жизни. Она считала себя уже большою и была оскорблена и разгнвана до безумія. Она бросилась къ двери и колотила въ нее кулаками, пока не отбила себ рукъ. Потомъ уставь кричать, она вдругъ смолкла и сла у стола въ безмолвномъ страданіи и отчаяніи. Она сидла съ сухими, горвшими огнемъ глазами, блдная, съ искаженнымъ лицомъ… и вдругъ какая-то мысль пробжала по нему, оно приняло иное выраженіе и мгновенно слезы хлынули ручьемъ изъ глазъ ея.

— Маша! Маша! воскликнула она и вспомнила просьбы Маши и папочки обуздать себя, быть послушною.

— Не могу! Не могу! опять воскликнула Анюта вслухъ, и въ то же мгновеніе вспомнились ей слова Маши: все что должно, можно! Да, она вспомнила, но не покорилась, и сидла до самаго вечера. одна, у класснаго стола, то обливаясь слезами, то стуча кулакомъ по столу. Въ девять часовъ дверь отворилась и на порог ея появилась Катерина Андреевна.

— Пора идти почивать, сказала она.

Анюта встала; Нмка принялась раздвать ее; Арина Васильевна, пришедшая по обыкновенію оправлять лампадку на ночь, подливала въ нее масла и повидимому не обращала ни малйшаго вниманія на Анюту. Когда Нмка раздла Анюту, она сказала ей:

— Помолитесь Богу и ложитесь спать.

— Не могу, сказала Анюта отрывисто.

Ирина Васильевна повернулась медленно отъ лампадки къ Анют и глядла на нее молча.

— Фуй! Фуй! заговорила Нмка, — срамъ какой. Вс въ дом слышали, какъ вы кричали, а еще княжна, благородное дитя! Больную тетушку испугали! Фуй! Фуй!

— Помолитесь Богу, княжна, сказала Ирина Васильевна тихо, — да сперва сердце свое смирите.

— Не могу, сказала Анюта, на которую не столько слова, сколько голосъ и выраженіе лица Ирины Васильевны произвели впечатлніе.

— Врю, что не можете обратиться къ Отцу Небесному, если въ сердц свое гнвъ допустили. Жаль мн васъ; дитя вы еще малое и невинное, а духъ злобы уже нашелъ путь къ душ вашей. Блюдите душу свою, не губите ее. Просите Господа послать вамъ смиреніе, просите угодниковъ заступить васъ.

Ирина Васильевна взяла Анюту за руку, тихо повернула ее къ кіоту, въ которомъ при мерцаніи лампады тускло виднлись лики иконъ и сказала:

— Читайте молитву за мною.

И тихо, почти не слышно, шепотомъ, но съ великимъ чувствомъ стала читать молитвы Ирина Васильевна. То были вс знакомыя Анют молитвы, не одинъ разъ читала она ихъ машинально, но въ эту минуту он произвели на нее внезапное и сильное впечатлніе, будто открылся въ нихъ новый невдомый ей до тхъ поръ смыслъ. Когда старушка окончила чтеніе молитвъ, то прибавила отъ себя голосомъ проникшимъ въ самое сердце Анюты:

— Спаси, Боже, меня гршницу, укроти борющія меня страсти, и умъ и сердце мое усмири; помилуй меня и всхъ моихъ сродниковъ.

Анюта заплакала, по другими слезами, чмъ въ классной; то были слезы любви. Она вспомнила о папочк, о Маш, о всй семь своей, съ которою была разлучена. Ирина Васильевна не сказала ей ни единаго слова, покрыла ее одяломъ, перекрестила и ушла такъ же медленно и тихо какъ вошла.

На другой день Анюта встала въ полной увренности, что вчерашняя исторія окончена и позабыта. Она пила чай спокойно и два раза пыталась заговорить съ миссъ Джемсъ, но та едва отвчала ей. Посл чаю она спросила выучила ли она нмецкіе стихи и переписала ли ихъ.

— Нтъ, сказала Анюта коротко и рзко, ибо гнвъ мгновенно овладлъ ею.

Англичанка не отвчала ни слова. Она спокойно принялась за уроки и окончивъ ихъ, вмсто того чтобы сойти съ Анютой внизъ завтракать съ тетками, положила предъ ней христоматію и тетрадь и сказала спокойно:

— Выучите и перепишите.

Она ушла завтракать и затворила за собою дверь классной.

Анюта вышла опять изъ себя. Она оттолкнула книгу и тетрадь; он упали на полъ. Черезъ часъ Англичанка вернулась и опять принялась за очередные уроки; пришли и ушли учителя, а когда насталъ часъ обда, Англичанка опять ушла говоря:

— Выучите и перепишите.

Анюта опять осталась одна. Катерина Андреевна принесла ей на серебряномъ поднос кусокъ хлба и стаканъ воды. Анюта, отъ роду не испытавшая ничего подобнаго, оттолкнула подносъ съ такою силой, что стаканъ опрокинулся и вода разлилась.

Катерина Андреевна молча покачала головой и позвала горничную.

— Княжна разлила воду, оботри, сказала она ей.

Молоденькая горничная еня посмотрла на Анюту съ любопытствомъ, усмхнулась и принеся полотенце стала обтирать облитые столъ и полъ.