Кодекс бесчестия
Шрифт:
Через пятнадцать минут свет погас.
– Ну?
– бешено спросил Мамаев.
– Что скажете?
– Я понял!
– поспешно сказал старший.
– Шеф, я понял! Щелкнуло, слышали? Свети!
– приказал он напарнику.
– Сюда, на счетчики!
Луч фонаря осветил черные коробки на стене коридора. Провода от счетчиков расходились по коммуналке. Охранник проследил, к какому из них ведет проводка из комнаты Калмыкова, приказал напарнику принести стул. Взгромоздившись на него, пошарил над счетчиком, резко дернул. В руке у него оказалась черная пластмассовая коробка с торчащими из нее проводами.
– Это таймер,
– Одно время такие продавались во всех хозмагах. Включает и выключает свет, радио, телевизор.
– Это не мы, не мы, - испуганно зашуршали старушки.
– Это Васька-сантехник, больше некому! Выселить его, алкоголика. Как начал пить с земляком, так и пьет, так и пьет!
– С каким земляком?
– спросил Мамаев.
– Не знаем мы. Земляк к нему приезжал. Так с той поры и пьет без просыху!
Васька-сантехник лежал в своей комнате на тахте, храпел и никаких других признаков жизни не подавал. По всем углам валялись пустые бутылки. Початая бутылка "Привета" стояла на столе среди остатков закуски.
– Водка-то хорошая, не паленка, - заметил Николай.
Все попытки пробудить сантехника ни к чему не привели. Он мычал, лягался, но глаза так и не открыл.
– Останетесь с ним, - приказал Мамаев охранникам.
– Когда очухается, допросить. Что за земляк, кто, какой, откуда, когда был. Допросить с пристрастием! Ясно?
– Как это?
– насторожился старший.
– Пытать, что ли?
– Да, пытать!
– гаркнул Мамаев.
– Не давать похмелиться!
– Это пожалуйста, - обрадовался охранник.
– Это сколько угодно! Расколем, шеф, все расскажет!
Вернувшись к себе, Мамаев взялся было за бутылку "Хеннесси", но тут же решительно убрал ее в бар.
– А вот это правильно, Петрович, - одобрил Николай.
– Не время бухать.
– Пошел на ...!
Николай обиженно поджал губы и направился к двери.
– Сиди!
– приказал Мамаев.
– Уйдешь, когда разрешу!
Его колотило от ярости. Его загоняли в угол. Его, Мамаева, загоняли в угол! Но он уже знал, что делать.
Он отыскал в записной книжке нужный номер. Это был домашний телефон заместителя начальника питерского СИЗО "Кресты".
– Это Мамаев. Извини, что беспокою, - проговорил он, стараясь, чтобы голос его звучал беспечно.
– Там у тебя парится брат Грека. Знаешь, о ком я говорю. Мурманского Грека. Не в службу, а в дружбу: устрой ему веселую жизнь. Очень веселую. По полной программе.
Закончив разговор, повернулся к Николаю:
– Все понял? Через день-два на тебя выйдет Грек. С братаном у него нелады. Прессуют его в "Крестах". Вызовешь его в Москву. С командой. Срочно. Потом устроишь нам стрелку. Но так, чтобы об этом никто ничего.
– Прессовать-то зачем?
– неодобрительно спросил Николай.
– Грек тебе и так по жизни должен. Попроси - сделает.
– Я буду его просить?
– вскинулся Мамаев.
– Он будет меня просить!
Выпроводив Николая, Мамаев долго еще вышагивал по кабинету. "Рано ты прокололся, козел, - думал он.
– Поспешил, козел, рано обрадовался!"
Мамаев и раньше знал, кто ведет против него игру. И он знал, чего добивается от него президент Народного банка Буров.
Глава восьмая ЛЕГЕНДАРНАЯ ЛИЧНОСТЬ
I
Закон природы: когда что-то нужно срочно, обязательно будет какая-нибудь фигня. Если опаздываешь,
Фото- и видеосъемку людей из ближайшего окружения Мамаева и Бурова Боцман закончил вовремя, отдал фотопленки в лабораторию, заплатил за срочность, но на другой день, когда он приехал за снимками, обнаружил на двери приемного пункта записку. Фирма "Кодак" извещала уважаемых клиентов, что прием и выдача заказов не будет осуществляться четыре дня по техническим причинам.
Технические причины заключались в том, что заболела приемщица. Боцман раздобыл ее адрес и телефон, целый день названивал, на следующее утро поехал к ней домой и от соседей узнал, что заболела не она, а ее отец, который живет где-то в Калужской области. Он попытался получить заказ на фабрике, но там его послали решительно и бесповоротно: заказов тысячи, без сопроводиловки из приемного пункта их не найти. Оставалось ждать.
Успехи Артиста тоже не вдохновляли. Номер почтового отделения, из которого были посланы деньги за комнату Калмыкова в коммуналке на Малых Каменщиках, он узнал без особого труда. Но про вторую почту, откуда перевели семьдесят тысяч долларов за квартиру Галины Сомовой, узнать не удалось. Девочка из бухгалтерии фирмы "Прожект", которую Артист обаял, обнаружила, что данных об этой сделке в ее компьютере нет. Были, это она помнила, а потом исчезли. Обязательно должны быть в базе данных центральной бухгалтерии, но туда она доступа не имеет.
Артисту пришлось срочно менять объект внимания. Он быстро выяснил, у кого есть доступ к компьютеру центральной бухгалтерии. Но на этом его победительный марш-бросок прервался, как захлебывается атака, когда на пути наступающей роты возникает капитальный дот. Дот этот явился Артисту в образе главной бухгалтерши фирмы.
В советские времена к такому объекту и подступаться было бессмысленно, главбухами были дамы стальной идейной закалки и того возраста, когда высшим наслаждением в жизни становится сданный в срок годовой отчет. Новейшие тенденции брать на работу молодых сотрудников, способных зарядить бизнес своей энергией, давали Артисту кое-какие шансы.
Главбухом риэлторской фирмы "Прожект" была дама лет сорока, плоская, как доска, типичная "бизнес-вумен". Она уже потеряла надежду устроить семейную жизнь, но еще не смирилась с мыслью, что единственным для нее способом получать от жизни кайф будет работа. Каждый день в половине седьмого утра она приезжала в спорткомплекс "Олимпийский", истязала себя на тренажерах, потом плавала в бассейне, чтобы держать себя в форме.
С "Олимпийского" Артист и начал осаду. Для достижения цели ни одна из классических ролей не годилась. Ни мятущийся, непостижимый для энергичной натуры Артиста Гамлет, который никак не может решить, быть ему, твою мать, или не быть. Ни заносчивый Сирано де Бержерак. Ни пылкий Ромео. Новые времена требовали нового амплуа. Артист придумал: усталый наемник. Деньги ему не нужны, острыми ощущениями он пресыщен, родственную бы душу найти, но где найдешь ее в этом безумном, безумном, безумном мире?