Кодекс бесчестия
Шрифт:
– Следуйте за мной, - предложил референт.
Скоростной лифт вознес нас неизвестно на какой этаж. На выходе из лифта дежурили еще два охранника, тоже со "Штейерами". Референт повел меня к приемной, находившейся в торце коридора за высокой двустворчатой дубовой дверью с начищенными до блеска медными дворцовыми ручками. Но до эти царских врат не довел, а открыл пластиковой карточкой неприметную боковую дверь:
– Прошу.
Это было что-то вроде гостиной или курительной: с низким черным столом на белом ковре, с черными кожаными креслами и диванами вдоль стен. На
– Господин Буров очень занят, будьте кратки, - предупредил меня референт таким тоном, каким разговаривают с докучливыми просителями.
– У вас двенадцать минут.
– Это у него двенадцать минут, - нахально ответствовал я.
– А у меня времени хоть жопой ешь.
Он боком, как курица, посмотрел на меня и скрылся за дверью, которая вела, вероятно, в кабинет президента. Я ожидал, что он доложит обо мне и пригласит войти, но вместо этого из-за двери донесся высокий, как бы захлебывающийся хохоток, дверь распахнулась и появился сам господин Буров, весело топорща длинные, закрученные в стрелки усы и с высоты своего роста глядя на меня наглыми смеющимися глазами.
– Доброе утро, Сергей Сергеевич. Сидите, сидите, - проговорил он высоким и словно бы насмешливым тенорком и протянул руку, для чего ему пришлось наклониться.
– Приятно в такое утро встретить человека, у которого времени хоть жопой ешь. Замечательно. Про себя я этого сказать не могу.
Он был при полном параде - в крахмальной рубашке, с черной "бабочкой" на тонкой шее, только вместо пиджака на нем была синяя стеганая куртка с атласными обшлагами и отворотами.
– Во сколько начинается ваш рабочий день?
– поинтересовался я.
– В семь тридцать.
– А заканчивается?
– Если нет никаких мероприятий, примерно к полуночи.
– Я начинаю с оптимизмом смотреть в будущее России.
Он снова тоненько, как бы кудахтая, засмеялся и уселся в кресло против меня, вытянув далеко в сторону длинные журавлиные ноги в узких черных брюках и переплетя их, как жгуты каната. Во всяком случае, казалось, что при желании он мог бы их таким образом переплести.
– Будем говорить здесь. Кабинет прослушивается и просматривается видеокамерами, постоянно идет запись. А здесь можно говорить свободно.
– Прослушивается и просматривается?
– удивился я.
– Зачем?
– Чтобы можно было проанализировать переговоры. Из слов воспринимается не больше пятнадцати процентов информации. Все остальное - тональность, мимика, жесты. Этим и занимаются мои психологи. Вас, вероятно, удивило, почему я принял вас в такое время? Теперь вы понимаете почему.
– Это меня не удивило, - возразил я.
– Меня удивило другое: что вы меня вообще приняли.
– Считайте, что таким образом я выразил уважение вам и вашим друзьям. Я уважаю профессионалов. И не хочу отрезать себе возможности при нужде еще раз обратиться к вам. Но времени у меня действительно мало. Поэтому к делу. Мне известно, с какими трудностями вам пришлось столкнуться при выполнении моего поручения. Круто, Сергей Сергеевич. Но я уверен, что другого выхода у вас не было. И вы
– Ни на сколько. У нас не было никаких трудностей.
– Ну будет вам, будет, сударь! Не скромничайте!
– У нас не было никаких трудностей, - повторил я.
Сощурившись и привздернув губу, отчего его левый ус по-пиратски заторчал, он испытующе на меня посмотрел.
– Вы хотите сказать...
– Я не хочу сказать ничего, - перебил я.
– Только то, что сказал. Нам не за что требовать увеличения гонорара.
– Это интересно. Это очень, очень и очень интересно. Мне сообщили, что мурманские следователи установили, что причиной смерти двух бандитов был инфаркт. Вы не могли бы разъяснить мне эту загадку?
– Нет. Мы не имеем к этому ни малейшего отношения.
– Зачем же вы просили о встрече?
– Хочу вам кое-что показать.
Я извлек из кейса старую папку. В ней были протоколы заседания военного трибунала, который состоялся 16 декабря 1984 года в Кандагаре. Буров взглянул на обложку, быстро просмотрел первые страницы.
Я посоветовал:
– Начните с конца.
Он внимательно прочитал приговор трибунала.
– Неслабо! Откуда это у вас?
– Господин Мамаев поручил нам собрать о Калмыкове всю информацию, какая только возможна. По ходу дела мы наткнулись на эти документы.
– Почему вы принесли их не ему, а мне?
– Он не заплатил за работу.
– Не заплатил за работу?
– недоверчиво переспросил Буров.
– Не заплатил за эти документы? Не понимаю.
– Он не знал про эти документы.
– Сколько?
– Двадцать тысяч долларов.
– Я даю вам тридцать.
– Нет, - сказал я.
– Я хочу получить за них не деньги.
– Что?
– Информацию.
– Какую?
– Игорь Сергеевич, прошу извинить, - раздался голос референта. Он появился в гостиной, держа в руках черный узкий сюртук. Буров поднялся, снял куртку, позволил надеть на себя сюртук и махнул длинной худой рукой:
– Исчезните, друг мой.
– В девять ноль-ноль - господин Малышев, - напомнил референт.
– Подождет.
У референта округлились глаза:
– Господин Малышев?!
– Исчезните, сударь!
Клерк исчез.
– Ну вот, - с усмешкой, призванной скрыть раздражение, прокомментировал Буров.
– Взял и заставил меня раскрыть перед вами карты. Вы поняли, Сергей Сергеевич, о чем я говорю?
– Он проявил вашу заинтересованность в этом деле.
– Верно.
– Большую.
– И это верно. Да, я заинтересован в этом деле. Но хотел бы понять, в чем заключается ваш интерес.
– Калмыков отсидел два с половиной года ни за что.
– За приготовление к убийству, - возразил Буров.
– Он не собирался никого убивать. И вы это знаете.
– Ну, допустим, - подумав, кивнул он.
– И что?
– Мы не хотим, чтобы он сел за убийство, которое он намерен совершить.
– А он намерен?
– Да. И это вы тоже знаете.
– А что знаете вы, сударь?