Когда исчезает страх
Шрифт:
— От Ирины. Она была у Бетти Ояровны.
— Матери стало лучше?
— Да, ждет тебя.
— Вот что вы наделали! — с укором сказал Ян.
— А может, не мы?
Ян, нахмурясь, молчал. Трудно было понять, что творится в его голове.
Кочеванов решил перейти к делу.
— Ребята просят тебя, — сказал он, — явиться на заседание секции бокса и во всем сознаться. Своим поведением ты поставил дядю Володю в тяжелое положение.
— Вам, конечно, хочется, чтобы я один пострадал? — со злой усмешкой спросил Ян.
— Твои страдания нам не нужны. Мы надеемся, что ты не струсишь… будешь честен и скажешь правду. На другое мы тебя не толкаем. Взываем лишь к обычной совести.
— Вы, видимо, принимаете меня за какого-то христосика! Сомов делал мне пакость за пакостью. Из-за него я потерял отца, а теперь должен выручать, да?
— Мы очень тебе сочувствуем, но думаем, что в смерти отца Сомов неповинен.
— А кто же? Я сам его убил, что ли? Ведь Сомов не выставил меня на матч в Осло и последний разговаривал с отцом.
— А другой на его месте выпустил бы пьянствующего боксера? В том матче ты был больше нужен, чем я. У дяди Володи не было возможности маневрировать.
— Так, так… вали все на меня, — с дрожью в голосе сказал Ян. — Плевал я на таких товарищей! Найду других, которые защитят меня. Можешь не утруждаться… Катись, откуда пришел.
— Я уйду, — едва сдерживая раздражение, сказал Кирилл. — Но помни: если по злобе ты навредишь дяде Володе, тебя ждет всеобщее презрение. Мы будем беспощадны.
У Яна заходили на скулах желваки.
— Это что, угроза? — приближаясь и повышая голос, спросил он. — Запугивание или шантаж?
— Нет, просто товарищеское предупреждение.
— Хотите, чтобы я упал на колени? Не выйдет! Угроз кучки завистников я не боюсь. А с тобой мы еще посчитаемся.
Ян забрел по колени в озеро и, хватая пригоршнями воду, стал яростно поливать лицо, шею, голову. Брызги летели во все стороны.
Видя, что дальнейшие переговоры бесполезны, Кирилл отнес удочки на место и, собравшись уходить, сказал:
— Не забудь, Ян, — заседание секции бокса в пятницу в три часа.
— Ладно, проваливай.
— Советую одуматься, — добавил Кирилл. — Заносчивость никому не нравится. Ты и для Гарибана скоро станешь обузой. Он стремится к легкой жизни, а не к возне со строптивым.
После ухода Кирилла Ян развесил на просушку одежду, поел холодных рыбных консервов, запил хлебным квасом и вновь улегся на топчан.
Сегодня он не пойдет на охоту, надоело. И вообще пора кончать с отшельничеством. Но чем заняться? Набрать стопку учебников и подготовиться к поступлению в мореходку? А что она ему сулит? Звание помощника капитана по грузам или пассажирам. И будет он болтаться в одном из внутренних морей в однообразном каботажном плавании. Нет, такое существование не по нему. То, чего достиг он в боксе, не даст никакая служба.
Без ринга жизнь для Яна станет унылой и неполноценной. Либо надо пересилить себя, поступиться гордостью и попросить прощения, либо зарядить ружье пулей-жаканом… Он, наверное, выстрела не услышит. Но это же бегство, трусливое и омерзительное.
Ян представил себя безглазым, с раздробленным лицом и содрогнулся: отвратительнейшее зрелище. Нет, это не выход!
В жизни он все получал без особых усилий и хлопот. В пионеры был принят с ребятами всего класса. В комсомол вступил потому, что неловко же сыну старого большевика остаться вне союза молодежи! То, что говорилось на сборах и собраниях, его мало трогало. Казалось, что все призывы на новостройки относятся не к нему, а к тем, кто ни на что иное не способен. Яну хотелось быть первым лишь на школьных вечерах и спортивных соревнованиях. Кроме бокса, охоты, танцев и кино, он других увлечений не признавал.
Когда его выгонят отовсюду, он не сумеет заработать на кусок хлеба. Он даже в грузчики не годится, так как не приучен к труду.
А если забыть о всяких угрызениях совести и полностью довериться Гарибану? Тот изворотлив, сумеет вытащить из беды. Через несколько месяцев или, самое большее, год Ян будет восстановлен в правах и выйдет на ринг. Тогда ему наплевать на сплетни и угрозы. При-желании он сможет переехать в Москву. Его примут в любое спортивное общество.
Но ведь бокс не даст заработка? Как знать. Это зависит от находчивости. Могут принять в Институт физкультуры на повышенную стипендию, да и не трудно сделаться тренером бокса. Майка чемпиона откроет двери клубов. Правда, в нем не находили воспитательского таланта, но Ян же не олух и кое-что успел перенять у Сомова и Гарибана. Надо только быть деятельным и не унывать, потом он найдет другой выход…
Яну послышалось, что в открытую дверь кто-то вошел и остановился на пороге. Кто бы это мог быть? Наверное, сторожиха, никого другого он не ждал.
— Никандровна! — окликнул Ян.
В ответ послышалось презрительное:
— Ну и свинарник же здесь! Словно берлога неандертальца.
Это был голос Зоей Кальварской. «Что стряслось? Почему я и ей понадобился?» — удивился Ян и в тон ей пригласил:
— Присаживайтесь, будьте как в своей берлоге.
— Вы сногсшибательно любезны! Принято вставать, Ян, когда входит женщина.
— Зосенька, чувствую, что вы раздражены. Не делайте из меня громоотвода для своих эмоций.
— Для этой цели вас уже использовали. Я вижу разлагающиеся обугленные останки.
— Вы пришли дразнить меня? Учтите — я не в клетке, могу покусать.
— Я учла. Прошу и других не считать беззубыми.
Ян приподнялся и не без удивления взглянул на Зосю. Лицо ее было возбужденным. На щеках горели алые пятна, тонкие ноздри раздувались, а глаза потемнели. Чувствовалось, что она решилась на что-то такое, чего никогда бы не сделала в спокойном состоянии.
«Как хороша сейчас эта злюка!» — подумалось Ширвису.
А Зося продолжала свое:
— Сейчас я расскажу такое, что этот глупый острослов наконец прекратит балаган и станет серьезным.
— Я уже всего вкусил, меня больше ничто не смутит, — ответил он. — Сегодня я сказал себе: эй, ты, перестань, довольно!
— Я тоже не раз так говорила, а поступала как форменная дура. Я слишком доверялась и вот теперь расплачиваюсь. Он всегда был гнусной личностью, хотя прикидывался заботливым добряком…