Когда молчат письмена. Загадки древней Эгеиды
Шрифт:
Видимо, малоазийцы заимствовали консонантное письмо у семитов весьма рано. Греки потом настолько сильно воздействовали на это письмо, что можно говорить даже о заимствовании карийцами, лидийцами, ликийцами и сидетами письма у греков; но можно говорить и о малоазийском посредничестве при создании греческого письма — столь сильно было малоазийское влияние. При этом нужно иметь в виду, что заимствованные буквы передавали лишь сходные звуки. Если, скажем, заимствовался знак для звука типа [н] или [м], то это был не какой-нибудь лишний знак исходного письма, а именно знак для [н] или [м].
Важно помнить, что заимствование письма — это обычно именно заимствование, а не изобретение букв. Однако это подражание в силу особенностей языка рано или поздно приводит к значительным изменениям в заимствованной системе письма. Эти-то изменения, сводимые поздними исследователями к моментальному акту, и порождают легенды о гениальности одиночек — изобретателей той или иной системы письма.
Проблем тут еще много: исследование карийских надписей, как видим, важно не только с точки зрения языкознания, но и с точки зрения истории письма.
Хотя карийские, ликийские и лидийские надписи расшифрованы, работы здесь еще остается непочатый край. Далеко не все надписи понятны, нужно продолжать интерпретацию; нужно создавать сравнительную грамматику хетто-лувийских языков. К тому же появляются новые надписи, такие, как паракарийские или паралидийские, которые, судя по всему, написаны на хетто-лувийских языках, но пока что совершенно непонятны. Самое же главное — это недавнее открытие в Северной Африке большого числа ранее неизвестных карийских надписей — эти надписи опубликует в специальной книге профессор Массон.
В общем, будущим исследователям малоазийских письменностей и языков не придется жаловаться на то, что все дешифровано, прочтено и понято до них: дел еще хоть отбавляй!
Одна из загадочных письменностей Пиренейского полуострова — так называемая южнолузитанская — очень похожа на карийскую. Действительно ли обе письменности близко родственны или их сходство случайно? На этот вопрос можно будет ответить, естественно, лишь после окончательной дешифровки «южнолузитанских» надписей.
ГЛАВА 9. ЯЗЫК НЕИЗВЕСТЕН
В апреле 1485 года в нескольких километрах от «вечного города» Рима был найден саркофаг из мрамора. В нем лежало мумифицированное тело прекрасной девушки. В течение одного дня 20 тысяч римлян осмотрело находку, а затем папа Иннокентий VIII приказал захоронить мумию тайком, чтобы не вызывать излишних волнений и кривотолков.
Находка мумии была необычным явлением в жизни римлян эпохи Возрождения. Зато находки человеческих статуй как из рога изобилия сыпались в ту эпоху. В начале XVI в. папа Юлий II строит в Ватиканском дворце даже специальный двор для хранения древнеримских и греческих статуй. Немного позже надзор за этим двором поручается гениальному живописцу Рафаэлю... а четыре десятилетия спустя двери вместилища шедевров античности наглухо заколачиваются по приказанию папы Павла IV, противника «нечистого и богопротивного» искусства, изображающего «языческих идолов».
Но джин выпущен из бутылки — интерес к античности, родившийся в среде ученых-гуманистов Возрождения, возникает во Франции, Германии и других странах Европы. В начале XVIII в. бенедиктинский монах Монкофон делает попытку систематически описать находки произведений античного искусства, выпустив в свет десятитомный труд, который очень быстро разошелся среди читателей. Примерно в это время, в 1711 году, под слоем затвердевшего вулканического пепла были обнаружены руины погибшего города. Это был Геркуланум, о гибели которого при извержении Везувия сообщали древнеримские писатели.
Раскопки начались сразу же после открытия мертвого города. Впрочем, их трудно назвать раскопками — скорее это был грабеж с помощью лопаты. Жители окрестных поселений спешно выкапывали ямы, стремясь найти ценности и статуи, за которые собиратели древностей платили хорошие деньги. Все остальное — даже изумительные (по словам очевидцев, «прекраснее творений Рафаэля») фрески, покрывавшие стены богатых вилл, — не интересовало любителей наживы.
Ущерб от хищнических раскопок был так велик, что частные раскопки были запрещены и правительство взяло руководство исследованиями в свои руки. Но и официальные раскопки немногим отличались от частных, ибо главной целью их были поиски статуй и других произведений искусства. Эту же цель преследовали правительственные раскопки и другого древнеримского города, погребенного извержением Везувия, — Помпеи, начатые в 1748 году.
Раскопки мертвых городов Геркуланума и Помпей послужили, таким образом, первым толчком к рождению новой науки — археологии (хотя подлинно научные раскопки этих городов начались спустя два века после открытия Геркуланума — в 1911 году). Материалы Геркуланума и Помпей дали решающий толчок Иоганну Иоахиму Винкельману для создания еще одной научной дисциплины — истории античного искусства.
Археологические памятники мертвы, это немые свидетели прошлого. Но до нас дошли многочисленные сочинения римских писателей, историков, философов, повествующие о жизни древних римлян и соседних с ними народов. Поэтому наука имеет возможность сопоставить свидетельства древних (а зачастую они пристрастны) с бесстрастным археологическим материалом. И поэтому мы бы знали историю древней Италии лучше, чем историю какой-либо другой страны... если бы в основе римской цивилизации не лежала цивилизация этрусков, древнего народа, исчезнувшего с лица земли в первые века нашей эры.