Когда она жаждет

Сэндс Габриэль

Прямо как мой бесполезный, кусок дерьма, отец.

— Я не это имел в виду.

— Тогда что ты имеешь в виду?

Он сжимает челюсть.

— Ты всегда был жизнерадостным парнем. Но последние несколько недель… Ты постоянно злишься. В твоей голове все еще идет борьба с этим, не так ли?

Я засовываю руку в карман джинсов и нащупываю запонки. Сталь прохладна на моей ладони.

Я чертовски зол. Я не должен был закончить так. Мне не хватает острых ощущений прежней жизни. Я скучаю по опасности, возбуждению и силе.

Прошло

четыре месяца с тех пор, как мы покинули Нью-Йорк, и можно было бы подумать, что я уже привык к новой нормальной жизни, но с каждой неделей становится только тяжелее.

— Я знаю, что это было непросто, — говорит Сандро. — Но ты стойкий ублюдок. Я знаю, что ты такой. С тех пор как вы с Рафом взяли меня под свое крыло, я стал равняться на тебя.

Его слова проникают прямо в меня. Я смотрю на него и вспоминаю, как он без раздумий согласился поехать со мной сюда.

Я обязан перед ним продолжать пытаться принять эту новую жизнь. И, по крайней мере, я обязан не делать ничего, что может поставить под угрозу наш бизнес.

Я киваю. — Хорошо.

— Если ты когда-нибудь захочешь поговорить…

— Я понял тебя. Давай двигаться дальше.

Он долго смотрит на меня, явно волнуясь, и я ненавижу, когда он беспокоиться обо мне.

Я разберусь с этим. Я должен.

Сандро жестом показывает на упаковку с шестью бутылками, которую он принес. — Хочешь пива?

Обычно я говорю «да», но сегодня я не в настроении. — Не совсем. Длинный день. Можешь завезти мусор, который у меня на улице, на свалку?

— Конечно. Увидимся завтра.

Когда он уходит, я достаю запонки и подбрасываю их на ладони.

За последние несколько месяцев они обветшали от того, что лежали в одном кармане с мелочью.

На обратной стороне каждой из них выгравированы мои старые инициалы.

НДЛ.

Кроме пистолета, это единственные артефакты, оставшиеся у меня от прежней жизни, и я не могу заставить себя избавиться от них.

Мой отчим подарил их мне, когда я в семнадцать лет стал мастером. Он так гордился мной. Это был один из лучших моментов в моей жизни.

И если бы он мог видеть меня сейчас, он бы перевернулся в могиле.

ГЛАВА 5

НЕРО

Семь часов пять минут утра, воскресенье.

Я должен был спать. Вместо этого я щурюсь на свой телефон и пытаюсь понять, что, блядь, происходит. Звучит так, будто кто-то похитил меня посреди ночи и подбросил на концерт хэви-метал.

Какого хрена? Кто крутит это дерьмо в такую рань?

Затем я вспоминаю свой вчерашний разговор с Блейк.

Должно быть, это тот самый сосед через дорогу, о котором она говорила. Она не преувеличивала, говоря, что он громкий.

Да, это мне не подходит.

Я отбрасываю одеяло,

поднимаюсь на ноги и хватаю футболку и джинсы.

Прошлой ночью я спал на матрасе на полу в гостиной, потому что спальню нужно глубоко вычистить и перекрасить, прежде чем она станет пригодной для использования. Я даже не собираюсь возиться с верхним этажом, пока не приведу в порядок первый. Кухонные шкафы нуждаются в замене, как и окна, и двери. Ванные комнаты — это просто кошмар. Все нуждается в свежей краске, но, по крайней мере, деревянные полы выглядят не так уж плохо.

Я допоздна составлял каталог всего, что мне нужно сделать, и всех материалов, которые мне нужно купить в магазине сегодня, так что я чертовски хотел выспаться сегодня утром.

А вместо этого у меня уже голова болит. Это преступно, и не в хорошем смысле.

Я выхожу на улицу. Шум доносится из дома номер два. Здание выглядит в лучшем состоянии, чем мое, но не намного.

Я перехожу на другую сторону улицы и стучу в дверь.

Движение внутри соседнего дома привлекает мое внимание. Занавеска на окне отодвигается, и на меня выглядывает старое женское лицо, увенчанное розовым чепцом.

Если для меня это шумно, то для нее, должно быть, чертовски оглушительно. Представьте, что вы достигли пенсионного возраста, хотите жить спокойно и тихо, а в доме поселяется какой-то сосед из ада.

Во мне вспыхивает гнев.

Я машу бабушке, и она грустно улыбается мне, прежде чем исчезнуть за занавеской.

Этому безобразию приходит конец.

Я стучу в дверь снова и снова, не отступая, пока замок не поворачивается и не появляется мужчина.

Запах несвежего пива, исходящий от него, возвращает меня в те времена, когда я стучался в подобные двери в Нью-Йорке.

Другой штат, те же гребаные люди.

Мужчина смотрит на меня из-под подозрительных, водянистых век. — Кто вы?

Я улыбаюсь.

— Я живу через дорогу. Переехал вчера вечером. Зовут Роуэн.

Он фыркает. — Что тебе нужно?

— Пришел представиться. Как тебя зовут?

— Элайджа… Эй! Я тебя не приглашал!

Я толкаю его вперед и захлопываю за собой дверь. Накинул цепочку для надежности.

— Убирайся, или я вызову полицию, — говорит Элайджа, но в его глазах читается здоровый страх. Я на голову выше и в гораздо лучшей форме, чем он. Я могу убить его за три секунды.

Но мне больше не положено заниматься подобными вещами, так что придется проявить изобретательность.

— Сядь, — приказываю я.

Когда он лишь шипит в ответ, я хватаю его за свитер и бросаю на ближайший стул. Оно скрипит под его весом.

Стереосистема стоит прямо здесь, в гостиной, две огромные колонки, такие, какие можно увидеть на гребаном концерте. Эта звуковая система, вероятно, самая дорогая вещь в доме.

Я подхожу к ней и делаю музыку потише.

— Элайджа, у тебя здесь есть часы?