Когда пируют львы. И грянул гром
Шрифт:
– Еще бы! – с готовностью ответил Шон.
– А разве нельзя заключить с ними договор? – стоял на своем Гаррик.
– Еще один крестик на куске бумаги? – с яростным презрением спросил Уайт. – Одну такую бумажку нашли на теле убитого Пита Ретифа [13] – черта с два она ему помогла.
Уайт вернулся в дом, сыновья последовали за ним. Опустившись в свое кресло, он вытянул перед собой ноги и улыбнулся Аде:
– Чертовски хороший обед, дорогая.
Он сцепил пальцы на животе, невольно рыгнул и тут же покаялся:
13
Питер
– Прошу прощения, я не хотел, случайно получилось.
Пряча улыбку, Ада низко склонилась над шитьем.
– Нам предстоит много дел в ближайшие дни, – обратился Уайт к сыновьям. – С собой берем фургон с мулом, по паре лошадей на каждого. Теперь насчет амуниции…
– Но, папа, разве нельзя просто… – снова затянул свою волынку Гаррик.
– Замолчи! – оборвал его Уайт, и Гаррик печально умолк в своем кресле.
– Я вот о чем подумал… – начал Шон.
– Не ты один, – проворчал Уайт. – Черт побери, здесь твой шанс отвоевать у них себе собственное стадо и…
– Как раз об этом я сейчас и думал, – перебил его Шон. – У всех будет скота больше, чем надо, девать некуда. И цены сразу упадут, сильно упадут.
– Поначалу да, упадут, – признал Уайт, – но через год, от силы через два снова вернутся на место.
– Так, может, стоит сейчас продать? Всех, кроме племенных быков и коров. А потом, когда война кончится, можно будет за полцены прикупить снова.
Секунду Уайт сидел как громом пораженный, потом выражение на его лице стало медленно меняться.
– Черт побери, мне это и в голову не приходило!
– И еще, папа, – Шон с воодушевлением размахивал руками, – нам понадобится больше земли. Когда пригоним стада из-за реки, выпасать будет негде. А мистер Пай отдает Маунт-Синай и Махобос-Клуф в аренду. Он этой землей все равно не пользуется. Давай возьмем, пока остальные не бросились искать новые пастбища.
– Да-а, – тихо сказал Уайт, – и без того было работы по горло, а теперь будет просто невпроворот.
Он порылся в карманах, достал трубку и, набивая ее табаком, посматривал на Шона. Напустил на себя равнодушный вид, а сам явно гордился сыном и не мог этого скрыть.
– Продолжай в том же духе – станешь богатым человеком, – сказал он.
Уайт не знал, когда исполнится его пророчество и исполнится ли оно вообще. Не скоро еще придет тот день, когда Шон будет выкладывать на игорный стол сумму, равную стоимости всего Теунис-Крааля, и весело проигрывать ее…
16
Отряд ополчения выдвигался в первый день нового года. В канун Нового года отмечали двойной праздник: «Добро пожаловать, новый, 1879 год» и «В добрый путь, конные стрелки Ледибурга». Со всей округи в город съезжались люди – туда, где их будут ждать braaivleis [14] и танцы на площади. Это должно быть пиршество воинов, со смехом, с песнями и плясками, за которыми следовали построение и марш на войну.
14
Барбекю (африкаанс).
Шон и Гаррик приехали рано. Ада и Уайт должны были прибыть позже, после полудня. Летний день выпал солнечный, ни ветерка, ни облачка в небе – в такие дни пыль, поднятая фургоном, долго висит в воздухе. Братья пересекли Бабун-Стрём и с гребня горы смотрели на лежащий внизу город; на каждой дороге, ведущей в Ледибург, висело облако пыли, поднятой подъезжающими фургонами.
– Смотри-ка, едут, – сказал Шон и, сощурив глаза от света, посмотрел на северную дорогу. – Вон там, кажется, фургон Эразма. И Карл с ними.
Фургоны были похожи на бусинки, нанизанные на нитку.
– А вон там Петерсены, – сказал Гаррик. – Или Нойехьюзены.
– А ну, пошли! – крикнул Шон и хлестнул по спинам лошадей свободным концом вожжей.
Лошади поскакали по дороге. Это были крупные, гладкие скакуны с густыми гривами, подстриженными на манер английских охотничьих лошадей.
Скоро они догнали чей-то фургон. На козлах рядом с матерью сидели две девушки, сестры Петерсен. Деннис Петерсен с отцом ехали верхом впереди.
Проносясь мимо фургона, Шон гикнул; девушки засмеялись и прокричали в ответ что-то неразборчивое – слова унес ветер.
– Догоняй, Деннис! – крикнул Шон, обгоняя спокойно трусивших всадников.
Лошадь Денниса вскинулась на дыбы и пустилась вскачь, догоняя Шона. Гаррик поскакал следом за ними.
Прижавшись к лошадиным шеям и подобрав поводья, как настоящие жокеи, они быстро домчались до перекрестка. Тут им повстречался фургон Эразма.
– Карл! – закричал Шон. – Ну что, друг, поймаем Кечвайо?!
Все вместе они въехали в Ледибург – раскрасневшиеся, хохочущие, возбужденные и счастливые в ожидании праздника, танцев и кровавой охоты.
Город бурлил. Улицы были забиты фургонами и лошадьми, между которыми сновал народ: мужчины, женщины и девушки, а также слуги; здесь же вертелись собаки всех размеров и мастей.
– Мне надо заскочить в лавку Пая, – сказал Карл. – Поехали со мной, это ненадолго.
Они привязали лошадей и вошли в лавку. Шон, Деннис и Карл вели себя шумно, разговаривали громко. Они же мужчины, большие, опаленные солнцем, исхудалые мужчины, с крепкими от тяжелой работы мускулами… правда, еще не вполне уверенные в том, что они мужчины. Вот и старались держать себя уверенно и развязно, смеялись громче, чем нужно, ругались, когда не слышит отец, ведь тогда никто не узнает об их сомнениях.
– Что ты хочешь здесь покупать, а, Карл?
– Сапоги.
– Так на это уйдет целый день – надо же примерять как следует. Пропустишь самое интересное.
– Да еще часа два ничего не начнется, – возражал Карл. – Подождите меня, а, парни?
Любоваться Карлом, примеряющим на скамейке сапоги на свои огромные лапы, – это зрелище не для Шона. И он пошел по магазину, разглядывая товары, в беспорядке лежащие на полках. Его взгляду представали груды рукояток для лопат и прочего инструмента, стопки одеял, мешки с сахаром, солью и мукой. Далее следовали полки с бакалейными товарами, отдельные полки с одеждой, плащами, женскими платьями, керосиновые лампы разных видов, под крышей висели седла. И все это было пропитано каким-то особым духом лавки товаров повседневного спроса – смешанным запахом парафина, мыла и свежих тканей.