Когната
Шрифт:
— От нее, да. И от нас инструкция, — полковник замялся. — Инструкцию сожги. Приглашение, понятно, не сжигай. — И улыбнулся: — Не перепутай инструкцию с приглашением… И постарайся все же вернуться, что бы там ни было написано. Постарайся к нам обратно, если что. Понятно, мы люди подневольные, но…
Они пожали руки.
— И это все? — снова вмешался проводник. — Товарищ хромой шпион, товарищ полковник, и кто там еще за операцию отвечает? А девку вы в таком виде планируете в лес тащить? Вот так? При полном параде?
— А в чем дело? — с легким неудовольствием обернулся к нему
— Ну, хоть бы не поленились нитки серебряные спороть. Ими такая фамилия вышита, извините. Ей мишень на лбу нарисовать, и то было бы менее дебильно, чем с этими иероглифами разгуливать. Как ее, пока она в городе была, кто-нибудь кирпичом не приголубил, не понимаю.
В неорганизованной мешанине человеческой речи Когната разобрала понятные ей слова, дотронулась до лба и закатила глаза в попытке посмотреть, нет ли у нее там мишени. В этом ее движении было что-то такое простое, но милое, бытовое, вроде растоптанных до состояния шлепанцев сандалет соседских девочек, в которых они рассекали по квартире. Константин подавил улыбку, потому что она была не к месту.
— Это, конечно, не ваше дело, — обратился к проводнику полковник, — но идея спороть иероглифы номена приходила в голову руководству. Как и идея одеть девочку в платье без иероглифов номена. Но драконы были против.
— А руководству приходила в голову идея соврать? «Извините, какое платье? Она попала к нам уже такая!»
— Есть приказ, Максим Сергеевич, — невозмутимым, тихим до сиплости голосом возразил полковник. Он разглядывал проводника, слегка наклонив голову в некоем странном любопытстве.
Не такие уж и старые они были. Каждому едва за пятьдесят, а может и меньше. Оба смахивали на тренеров по боксу, бывших спортсменов в полутяжелом весе, не утративших форму. Ощущение, что они похожи на тренеров, происходило из уверенности в собственном авторитете, которую они невольно излучали. Или Константину просто виделось, что они ее излучают. И отец Константина походил на них этой крепостью тела, твердостью в словах, непоколебимым убеждением в своей правоте. И вот проводник и полковник смотрели друг на друга, и оба их лица: розовое, выбритое — Дмитрия Нилыча и бородатое, с сединой — Максима Сергеевича, выражали эту уверенность в правоте. Впрочем, правота полковника пересилила правду проводника, и Максим Сергеевич снисходительно вздохнул:
— Приказ так приказ. Пойдем, чучело, — обратился он непонятно к кому: то ли к Константину, то ли к Когнате.
Услышав эти слова, Когната зачем-то взяла Константина за руку холодной ладонью, да так неожиданно, что Константин вздрогнул.
Граница Зеркала отчетливо выделялась среди растительности. Поле, небо и лес внутри Зеркала находились словно в огромном аквариуме, стеклу которого не было конца и края. Проводник в ожидании, когда приблизятся девочка и Константин, несколько раз ступал внутрь Зеркала и обратно, отчего Когната в нерешительности задерживала шаг. Когда настал момент шагнуть внутрь, она осторожно погрузила в Зеркало свободную руку, пытаясь нащупать разницу между этим миром и тем. Проводник пробубнил что-то изнутри и приглашающе помахал им. Когната задержала дыхание, смешно надув щеки, закрыла глаза и пересекла границу, увлекая Константина за собой.
— Ты здесь когда-нибудь ходил, шпион? Или только через заставу? — спросил проводник у Константина, как только все они оказались в Зеркале.
— Только через заставу, — ответил Константин.
— Там скучно, — неизвестно к чему поделился Максим Сергеевич. — В том месте всегда полдень. Ночного неба и не видать совсем.
— А что там ночью разглядывать? — не смог не усмехнуться Константин.
— Ну, здесь тоже особенно нечего, — признался проводник. — А вот по пути, где пойдем…
Зеркало отрезало от них шум учений. Здесь, во внезапно наступившей тишине, можно было почувствовать себя оглохшим. Наверное, поэтому Когната издала крик, который эхом отразился от близкого леса. Вопреки ожиданию, что проводник пристрожит девочку, тот лишь посмотрел на нее с насмешкой и поднял на Константина взгляд, в котором мелькнуло сочувствие.
— Как тебя зовут-то хоть?.. — осведомился проводник, явно упустив слово «бедолага» в конце предложения.
— Константин, — внезапно ответила за него Когната, чем перебила «Костя», которое он уже начал было произносить.
— Вы знакомы? — шутливо обратился Максим Сергеевич к Когнате. — Он твоя учительница танцев?
Пальцы Когнаты чуть сжались на руке Константина в сдержанном порыве, видимо, гнева.
— Глупая обезьяна, это не твое дело есть, — сказала она.
— А ты кто такая тогда есть? — передразнил ее Максим Сергеевич. — Ты глупая каракатица есть?
— Ее Когната зовут, — сказал Константин примирительно. — Никто здесь не каракатица, никто не обезьяна.
Он скосил глаза на девочку. Вроде бы насчет того, что никто не каракатица, она не возражала, а вот насчет обезьяны имела другое мнение.
В лесу, куда они дошли, проводник нашел что-то похожее на тропинку, не утоптанную, всю в корнях, изгибавшуюся так и эдак, но Константин, который ожидал худшего, немного обрадовался. Неудобно было толкаться с девочкой на узкой дорожке, но она отпустила его руку и словно совсем забыла про Константина, когда мимо ее лица пролетела жужелица, а Когната прихлопнула ее ладонями на лету и как ни в чем не бывало съела. Константин и охнуть не успел, только услышал хруст хитина на зубах.
— Я и запамятовал, что у драконов дети жуков едят, как ягоды, — обратился он к рюкзаку проводника, метрах в пяти впереди.
— Они и мышкуют, — бросил через плечо Максим Сергеевич. — Об этом ты мог даже и не знать. Они и сами некоторые не в курсе, потому что в мегаполисе живут.
А девочка сначала двинулась вперед обычной походкой, потом же, все ускоряя шаг, перешла на странную, покачивающуюся трусцу, запрыгала с корня на корень и обогнала проводника.
— Э! — окликнул Максим Сергеевич. — Далеко не убегай!
Она, будто не слыша его, скользнула в кусты. Слегка встревоженный Константин различил бесшумный, довольно высокий для человека прыжок по тому, как мелькнули среди зелени синее платье и светлая голова. Посыпались листья, затрещали мелкие ветки, раздался звук падения и мышиный писк.