Кого не взяли на небо
Шрифт:
Она погладила Монакуру по заросшей щеке.
Соткен гневно хрюкнула и прекратила притворяться мёртвой.
Йоля оглядела поле битвы.
— Блядь, мы чё, просрали? — очнувшийся Рекин растолкал прячущихся за его телом викингов и удивлённо осмотрелся. Он увидел Йолю и почтенно поклонился.
— Приветствую тебя, дочь Ванов. Мы, типа, здесь потешались немного.
Йоля улыбнулась и произнесла на северном, гортанном языке:
— Никакая я не Фрейя. И ты это знаешь, как там тебя...
— Рекин, сын Хромуля, Высокая.
Бархатный
— Так вот Рекин, сын Хромуля. Никакая я не Фрейя. Но я та, кто легко может тебя с ней познакомить. В том случае, если она, ваша Фрейя, мне понравится.
Рекин цыкнул на двух соплеменников и все трое согнулись в глубоком, неискреннем поклоне.
— Да, госпожа. Я заметил, что ты говоришь на нашем языке. А раньше только старик кормчий и вот она, — Рекин приблизился к валяющейся на полу Соткен, поднял женщину, поставил на ноги и, стащив с себя верхнюю одежду, закутал её обнажённое тело в свою драную рубаху, — Только кормчий и эта фрау понимали нас.
— Пока вы тут с моими бойцами своими орешками мерились, я выучила ваш язык, Рекин, сын Хромуля.
Рекин недоверчиво хмыкнул.
— Но ты же спала, госпожа.
— Да, спала. Я выучила ваш язык во сне.
Монакура, вызывающе сопя, надвинулся на викинга, который вращал глазами и морщил заросший лоб в попытках осмысления услышанного.
— Обращение к лейтенанту, минуя сержанта — прямое нарушение устава. Отставить, товарищ Рекин. Берите своих и валите в свою каюту — зализывайте раны и подумайте, как себя вести, чтобы в следующий раз снова пиздюлей не отгрести. Кругом, марш!
Рекин уставился на Монакуру, ещё больше озадаченный, но Йоля лишь улыбнулась и мягко сказала:
— Погоди, сержант. Вы все мне нужны. Для моей охраны. На случай, если старине Джету совсем на старости лет память отшибло. Идите все за мной.
— Не стоит госпожа, идти всем. Кстати, все вы жутко заебали шуметь ночью на моём корабле, — прокаркал старческий голос.
Силуэт старого паромщика в проёме коридора, освещенного зеленоватым, болотным светом, напоминал огородное пугало, поставленное в заброшенном отеле, где водятся призраки.
— Не стоит, госпожа. Пусть бойцы идут спать. Всё под контролем, но лично вам нужно пойти со мной. И возьмите с собой своего сержанта.
* * *
Похожую рожу Монакура Пуу уже видел. Такие же хари были у саранчи — мертвецов с человеческими головами и телами сверчков; у тварей, что поубивали его ребят — одного за другим, там, в секретном подземном бункере, где он познакомился с невероятной Кортни. И эта схожесть сразу настроила сержанта против. Но, даже если бы этот перец кавайно улыбался, подражая ведущему телепередачи «Байки из склепа» мертвяку, то и это бы не смягчило отношение Монакуры к подобным субъектам. Пуу точно знал, что это — неправильно. Такие, как этот зомби — неправильно.
Но Йоля удивила его. Возможно, поэтому сержант не попытался оторвать этому зомби его пустую башку. Встретившись, эти двое, Йоля и мертвец, чуть было не задушили друг друга в объятиях, потом долго толкались, потом снова обнимались и, наконец, оба заплакали.
Вы понимаете? Высоченная красноволосая женщина в миниплатье и шипастых гадах, вооружённая длиннющим мечом, стояла и плакала, уткнувшись в плечо древней, как говно мамонта, мумии, облачённой в промасленный комбинезон и красную шапочку норвежского китобоя, и мертвяк этот тоже ронял скупые слёзы на свою иссохшую грудь.
Сцена — просто ебануться. Надо отдать должное Йоле — обнимашки и сопли радости быстро закончились, лишь только предводительница заметила окровавленное тельце маленькой Сигни, лежащей на кресле.
Йоля отстранилась от мертвяка, забрала девочку и ушла. Они отсутствовали уже час.
— Ёбаныврот, — тоскливо зевнул Монакура Пуу.
Он с трудом заставлял себя не смотреть в сторону древнего существа, что расположилось точь-в-точь напротив сержанта — в таком же мягком и глубоком кресле.
Существо сидело в расслабленной позе и казалось абсолютно неживым. Ну а кем ещё мог казаться полуистлевший мертвец?
— Ты кто ваще? — спросил у существа сержант, поигрывая в руке слегка подгнившим, полуразмороженным апельсином, но ответа не получил.
Гребаная мумия даже не шелохнулась. Закрытые бледными бельмами глаза смотрели сквозь Монакуру.
— Крутой, да? — осведомился сержант. — Где ты научился так драться? Я видел, как ты орудуешь гарпуном. Может спарринг? По-быстрому: чиста, проста, пока ждём. Что скажешь?
Старик Аарон, что хлопотал возле распростёртого на полу женского тела, бормоча и жалобно причитая, поднял голову и спросил:
— Рога священного Минотавра в твою усохшую жопу, Джет. Что ты сделал с моей женщиной?
Голос, ответивший старому капитану, больше всего походил на шипение змеи, на вокал с «Filosofem», ну или на предсмертный хрип злобного воздушного шарика, но человеческого в нём не было ничего.
— Я ударил её по голове вот этим, — с этими словами зомби достал из нагрудного кармана увесистый разводной ключ.
— Хм, — паромщик недовольно нахмурился.
— А это, блядь, что? — старик ткнул пальцем в рукоятку боевого ножа, торчащего изо лба деревянной маски, изображающей синего волка.
Джет пожал плечами и вновь погрузился в вечность.
— Слышь ты, Тутанхамон хуев, я, если что, китов люблю, — Монакура, расправившийся с гнилым, но полезным фруктом, утёр сок с бороды и продолжил попытку.
Красная шапочка чутка склонилась на бок. Пугающий белый глаз слегка прищурился. Сержант обрадовался и, щёлкнув пальцами, застрелил неприятного ему мертвеца апельсиновой косточкой. Джет слегка наклонился вперёд, но тут дверь помещения капитанского мостика резко распахнулась, и пара умопомрачительных ног — длинных, голых, исцарапанных — возникла перед собравшимися, вознося свою обладательницу вверх, под самый потолок.