Кого не взяли на небо
Шрифт:
Сигни перехватила рукоятку ножа и вслепую ударила назад.
Раздался треск, и клинок воткнулся во что-то твёрдое.
Сознание поплыло, подхваченное мутным, бурлящим потоком, мир потускнел, а боль внезапно пропала. Сигни погрузилась во мрак.
* * *
Память играла с ним.
Иногда он испытывал мгновения настоящего озарения — моменты истины, когда в его сознание врывалось свежим ветром воспоминание, казалось бы, навсегда стёртое.
Иногда жутко страдал от мучительных попыток вспомнить самые важные
Он не помнил имени своей жены, великой царицы Верхнего и Нижнего Египта, но часто повторял кличку своего любимого охотничьего сокола.
Он не мог вспомнить с кем они воевали, когда его так внезапно и быстро убили, но знал цвет оперения пяти стрел, воткнувшихся в его тело.
Имена его министров и славных военачальников остались в прошлом, но он впустую звал умерших слуг, что когда-либо служили ему.
Он знал, как зовут шестерых его телохранителей. Они пали вместе с ним, защищая жизнь своего господина. Они и сейчас с ним.
Что-то тёплое разлилось внутри его груди; он почувствовал слабое биение собственного сердца. Очень слабое и тихое. Иногда ему казалось, что оно остановилось, и он уже привык. Но оно всё ещё стучало.
Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук.
Он замер и, склонив голову, покрытую красной вязаной шапочкой к груди, внимательно слушал чудесный перестук. Широкий оскал его безгубого рта обозначил улыбку. Теплота в груди нарастала, превращаясь в сладостный жар.
Он вспомнил своего друга. Своего единственного друга.
Он сейчас тут, с ним, на корабле старого Аарона.
Волк сейчас с ним.
И скоро они поговорят, скоро встретятся и обнимутся. А может стоит прямо сейчас пойти к нему?
Он не мог больше ждать. Жар в груди полыхал.
Сейчас он пойдёт и обнимет старого друга. Того, кто вернул ему его так рано утраченную жизнь.
Он решительно двинулся вперёд, пробираясь по машинному отсеку судна, как вдруг, раздавшийся совсем рядом, приглушённый детский крик заставил его замереть.
Это был даже не крик — скорее хрип, но издавал его определённо ребёнок. Жар в груди сменился повседневным льдом, и мысли о Волке покинули его. В его владениях что-то происходило.
То, чего не должно быть. То, что неправильно. То, что запрещено.
Запрещено им, Великим Фараоном.
Мертвец в красной вязаной шапочке китобоя поспешил на звук.
Поспешил уладить непорядочек.
* * *
Очень болела голова, просто раскалывалась. Она застонала, открыла глаза и поняла, что висит. Висит вниз головой. Подол её длиннополой рубахи сполз вниз, оголив тело и завесив собой голову.
Сквозь ткань слабо проступали странные очертания. Понадобилось время чтобы понять, что же она всё-таки видит. А видела они людей.
Людей, раскачивающихся на верёвках. Людей, висящих вниз головами, подвешенных к кривым сучьям огромного дерева.
К ветвям огромного ясеня.
Она качнулась немного в сторону, меняя положение тела, и поняла, где находится. Теперь уж точно — впереди её ждёт лишь смерть.
Может быть не будет больно.
Она посмотрела вниз. Ручейки крови, истекающие из вскрытых вен на её ногах, стекали по телу, лицу и падали на землю. Вся земля под ней покраснела.
Даже Волк не сможет забрать её из священной рощи, оттуда, куда приходят по собственному желанию, но никогда уже не возвращаются.
* * *
Очень болела голова.
Маленькая Сигни поняла, что висит вниз головой. Её носик утыкался во что-то жёсткое и вонючее. Она приоткрыла глаза и увидела сморщенные пятки, торчащие из коротких штанин. Пятки гулко шлёпали по стальному блестящему полу, залитому красными отблесками. С носа девочки капали капельки крови. Она наблюдала, как те попадают на передвигающиеся ноги несущего её мертвеца, но шея вскоре совсем затекла и Сигни слегка повернула голову вправо.
И закричала от ужаса.
На неё скалились деревянные клыки синего волка. Тот висел рядышком — на другом плече несущего её драугра. Длинные руки, обмотанные лоскутами белой ткани, безвольно обвисли, шлёпая неупокоенного воина по его мёртвым ягодицам. Под нарисованным красным глазом хищника набухал огромный синяк. Из синего лба торчала рукоятка её ножа. Сигни постучала мертвеца по спине. Тот остановился.
— Я хочу забрать мой нож, — чуть слышно пролепетала девочка, но драугр не ответил, молча двинулся дальше.
В глазах у маленькой Сигни снова поплыло, и она вновь лишилась чувств.
* * *
— Вы заебали шуметь ночью. Что здесь творится?
Бархатный низкий голос раздражённо подрагивал.
Ползущая по мокрой ковровой дорожке тщедушная женщина в драном этническом сарафане, замерла, плотно вжимаясь в истлевший ворс.
Два мужика с густыми рыжими и всклокоченными бородами, приподняли расслабленное тело третьего — здоровяка, с точно такой же бородой, но отличающуюся вплетёнными в неё медными кольцами, и прикрылись им, как щитом.
Трое недорослей — двое наших и один попаданец — сбились в протестующую кучу и оскалились, точно волчата.
Сержант виновато подмигнул предводительнице, и примирительно прорычал, склонив вниз, к женскому уху свою лохматую голову:
— Мы, Йоля, тут призрака ловили, и, походу, преследование плавно перешло в тренировку, а та, в свою очередь — в спонтанные учения, максимально приближенные к боевым действиям.
Йоля гневно вскинула вверх лицо, красные волосы хлестнули Монакуру по скуле, будто веская пощёчина, но сержант твёрдо выдержал багряное пламя её взгляда. Искажённое негодованием лицо поплыло, меняя черты, но Йоля вовремя взяла себя в руки: улыбнулась, став похожей на обычную девчонку.