Кого не взяли на небо
Шрифт:
Соткен исправно перевела остальным и Монакура Пуу, одобрительно кивнув, застегнул на бёдрах викинга свой солдатский кожаный ремень, подсунув туда кисть юноши.
— Первый, кто свалится с копыт — проиграл, а стало быть бой закончен. Никаких добиваний. Всё понятно?
Монакура скептически оглядел бойцов. Те кивнули.
— Вот и хорошо. Начали. Файт!
Он тихонько свистнул. Бойцы осторожно пошли на сближение. Руки жаждали крови, но одна из них безвольно повисла, замотанная бинтами, вторую сдерживала полоса заскорузлой свиной кожи, и лишь две из четырёх
Первым атаковал Хельги — его кулак, вроде бы идущий на сближение с подбородком Скаидриса, в последний момент изменил направление и ударил лива точнёхонько в простреленное плечо.
Скаидрис захлебнулся воплем, побелел лицом и согнулся пополам.
Хельги торжествующе ухмыльнулся и занёс руку над головой противника, намереваясь ударом ребра ладони по тощей шее познакомить лоб несчастного со склизкой ковровой дорожкой, как вдруг тот разогнулся и носок рваного кеда, увенчанный большим пальцем с желтым облезлым ногтем, влетел викингу аккурат промеж ног.
Гортанный вопль заполнил собой всё стальное чрево корабля. Но развить успех Скаидрис уже не мог — боль в потревоженной ране заставила его замереть возле своего противника.
Так и стояли они — две скрюченные креветки, вполне себе отведавшие собственного коварства.
В глубине коридора раздался топот и вскоре за спиной Хельги, который с трудом дышал, кривя уже не улыбающийся рот, возник Рекин, сын Хромуля, сопровождаемый остальными викингами — Асмусом, сыном Вагна, и Гролом, сыном Освальда.
— Вы заебали шуметь здесь. Спать мешаете, — заявил Рекин.
Потом он увидел остальных бойцов Псового отряда, сгрудившихся вокруг Хельги, и его брови насупились.
— Что за нахуй здесь творится? — спросил викинг, морща заросший волосами лоб.
— Вот эти, — свободной рукой Хельги обвёл окружающих его йотунов, — Меня связали, и теперь пытаются отпиздить.
Большего объяснения и не требовалось. Брызжа слюнями и гортанно визжа, Рекин, сын Хромуля, Асмус, сын Вагна, а за ними и славный Грол, сын Освальда, сжали свои увесистые кулаки и бросились в битву.
* * *
Сигни пряталась за большим железным ящиком в самом чреве этого странного плавучего дома. Её всю трясло от ужаса и восторга.
Забраться сюда... Это было... Это было просто потрясающе!
Она с восхищением наблюдала за движениями шестерых фигур, снующих возле странных металлических конструкций, что двигались, скрипели и грохотали. Сигни подозревала, что это и есть сердце корабля — то странное волшебство, что заставляет плыть по воде эту уродливую и неуклюжую кучу ржавого железа. Подобное сердце она уже видела — на том старом кнорре, который они захватили первым, там шныряли полчища крыс, что и спасло их всех от голодной смерти. Но то сердце не стучало, это же — жило, но вот те, кто копошился рядом с ним...
Это были драугры: Сигни сразу узнала их. Отверженные Хелем мертвецы, что вынуждены скитаться в Мидгарде, вселяя ужас в сердца живых. Из древних саг, мрачных песен и страшных сказок маленькая Сигни многое ведала про драугров. Обычно эти жуткие твари охраняли древние сокровища, либо бесцельно бродили по скорбным и мрачным местам. Иногда служили каким-нибудь зловещим волшебникам или колдунам. Как правило, драуграми становились некоторые злополучные воины, те, которых избежала счастливая участь погибнуть от железа в кровавом бою. Они умирали в своих постелях, скрежеща зубами и проклиная норн, плетущих нити судеб.
А эти драугры больше походили на траллсов, на рабов. Наверное, потому, что они работали. Сигни никогда в своей жизни не видела, чтобы викинги или драугры работали. Эти же — работали. Они помогали ворочаться и двигаться огромному железному сердцу корабля. И, кстати, одеждой всем шестерым служили вовсе не ржавые шлемы и кольчуги. Одеждой этих шестерыхявлялись одинаковые забавные маечки, пришитые к широким, коротким штанам. Безусловно, удобная рабочая одежда. Какой же, однако суровый повелитель у этих драугров! Кто может заставить воинственных неупокоенных мертвецов работать?
Значит, дядюшка Асти был прав, и попали они не к богам, а к йотунам и злодеям. Может это и есть легендарный Нагльфар, корабль мертвецов. Хотя в сагах он страшный и красивый. И сделан, до кучи, из ногтей мертвецов. А это ржавое корыто тоже страшное. Но не такое страшное, как Нагльфар, потому что тот страшный, ибо зловещий и величавый, а это страшное, потому как уродливое и неуклюжее.
А это кто пожаловал?
Сигни ещё сильнее прижалась щекой к стене стального ящика, за которым она пряталась. От пугающего восторга вся её кожа покрылась мелкими пупырышками, по спине бегали мурашки, а горло пересохло.
Высокая фигура предстала перед работающими мертвецами, заставив тех бросить все свои дела и замереть, настороженно следя за гостем. По сравнению с трудолюбивыми драуграми, комичности в этом новом персонаже было примерно столько же, сколько у отпизженного Арлекина на эшафоте перед обезглавливанием.
Новый персонаж оказался женщиной. Её стройную фигуру обвивали узкие полосы белой, просвечивающей материи. Их концы распустились, расплелись и теперь свисали вниз призрачной бахромой. В скудном свете вращающихся красных фонарей её бледное тело и свисающие белоснежные тряпки отсвечивали ярко-алым оттенком свежей крови. У женщины имелась роскошная грива чёрных, вьющихся волос и хищная волчья морда. Синюю голову волка венчали неимоверно длинные, остроконечные уши.
Таких ушей Сигни никогда не видела у северных волков, коих ей довелось встретить великое множество — и живых и мёртвых. Уши северных разбойников были треугольные, маленькие и аккуратные. Чтобы не мешались в бою. Уши этого зверюги были длинные, как у осла.
Однако Сигни сразу узнала этот образ. И, хотя сходство было примерно таким же, как если бы для воплощения своей Мадонны с младенцем старине Микеланджело вместо резца и мрамора предложили бы колун и старую колоду, облик Волка, спасающего её от клыков четырёхглазого Гарма, тут же возник у неё перед глазами. Присмотревшись, Сигни поняла, что лицо женщины закрывает маска.