Колчаковщина (сборник)
Шрифт:
— Хорошо.
До сих пор Мурыгин настойчиво гнал от себя всякие мысли о жене и сыне. Было довольно сознания, что они живут с ним в одном городе и что рано или поздно их увидит. Хотелось сначала сделать первые шаги по установлению хоть каких-нибудь связей, чтобы потихоньку, исподволь начинать работу. Иван Александрович казался человеком, через которого вполне можно было завязать нужные знакомства. Мурыгин был убежден, что Ломов знает кого-нибудь из уцелевших в городе большевиков, но медлил спрашивать об этом прямо, считая, что еще не окончательно определил политические настроения Ивана Александровича. Теперь, когда первые
Несколько дней Мурыгин ходил по всем улицам города, рассчитывая на случайную встречу с Наташей. По утрам бегал на городской рынок, подолгу слонялся между возами крестьян, приезжавших с продуктами из окрестных деревень. Должна же была Наташа чем-нибудь питаться и, значит, ходить на рынок за продуктами, думал Мурыгин. Один раз показалось, что увидал жену, до того фигура женщины, с корзиной в руках, проходившей между возами, была похожа на Наташину. Лица женщины Мурыгин не успел рассмотреть. Взволнованный, пошел за женщиной, стараясь держаться несколько вдали. Когда вышел с рынка, ускорил шаг, быстро догнал женщину. Разочарованно вздохнул, — нет, походка не та. Все-таки перегнал женщину, заглянул ей в лицо…
Конечно, проще всего справиться в адресном столе, но это было бы не совсем осторожно, может быть, за Наташей следят. А может быть, она, после всего, что ей пришлось вынести от контрразведки, даже под чужим именем и живет. Да, ухватиться было не за что.
Как-то к Ивану Александровичу зашли гости, два бывших кооператора, теперь прапорщики. Прапорщики ехали с фронта.
— Ну, как у вас там на фронте, рассказывайте!
— Да что, Иван Александрович, рассказывать, надоело уж.
— Вот мы у вас здесь картинки интересные видели, — сказал другой.
— Где, в кино?
— Нет, не в кино. Возле одной из фотографий, на главной улице, выставлены снимки с изуродованных трупов. Над снимками крупными буквами надпись — большевистские зверства.
— Да, это возле штаба, там всегда перед снимками толпа.
— Ну, так вот. И показалось нам, что в Перми мы точно такие же снимки взяли у большевиков. Там они назывались по-другому — белогвардейские зверства.
Иван Александрович вопросительно посмотрел на приятеля.
— Что вы этим хотите сказать?
Тот пожал плечами.
— Только то, что снимки поразительно похожи одни на другие.
Молча слушавший до сих пор Мурыгин вмешался в разговор.
— То есть, вы хотите сказать, что здесь свои собственные зверства выдают за большевистские.
— Больно в этом признаться, — ответил кооператор, — но кажется мне, что это так и есть.
— Ну и хорошо, что вам это только кажется, — засмеялся другой кооператор, — советую вам не очень вглядываться в фотографии, ведь вас от этого не убудет.
Иван Александрович нервно лохматит волосы.
— Но ведь это, значит, ложь!
— Чудак вы, Иван Александрович, все на правде хотите выехать. Ведь бывает и ложь во спасение.
Ломов заметался по комнате.
— Позвольте, есть же какие-нибудь устои… должна же быть хоть малюсенькая честность.
— Э, бросьте, — раздраженно сказал один из гостей, — какая тут честность, хотя бы и малюсенькая, когда нам на фронте приказывают добивать раненых красноармейцев.
— Так это правда?
Прапорщик молча кивнул.
По уходе гостей Мурыгин спросил:
— Скажите, Иван Александрович, вы были здесь при перевороте?
— Да, был. Я только что приехал тогда, до этого я жил в другом городе.
Ломов назвал город, где до переворота жил Димитрий. Мурыгин припоминающе взглянул на Ломова, — уж не встречал ли он Ивана Александровича раньше.
Нет, как будто такого лица не припоминает.
— Ну что, как здесь прошло?
— Очевидно, так же, как и везде. Сам я, правда, не наблюдал, я не охотник наблюдать такие сцены, но знаю, что расправлялись жестоко… Были массовые расстрелы… Толпа несколько дней громила квартиры комиссаров, убивала не успевших скрыться… Между погибшими я даже знал некоторых.
— Знали?
— Да, знал.
Мурыгин больше не стал спрашивать, довольно было и того, что он от Ивана Александровича узнал.
— А скажите, Иван Александрович, где эта фотография, про которую рассказывали ваши друзья.
— Что, хотите полюбопытствовать?
— Да, я весь город почти исходил, а таких снимков не видал.
Ломов рассказал. В этот же день Мурыгин пошел разыскивать фотографию.
Перед снимками толпился народ. Мурыгин протискался ближе и внимательно стал рассматривать изображенные на снимках изуродованные трупы. Не было никакого сомнения, — это были точь-в-точь такие же снимки, что и в Перми, — пермские снимки Димитрий знал хорошо.
Стал Мурыгин отходить от фотографий, мельком взглянул на другую, стоявшую рядом витрину, где были выставлены самые обыкновенные фотографические карточки, и вдруг так и ринулся вперед.
— Не может быть! Мишка!
На Мурыгина смотрело серьезное лицо сынишки. Приковался взглядом к дорогому лицу и никак не мог оторваться. В груди клокотала буйная радость.
— Мишка, Мишук, ведь твой папулька здесь! Понимаешь, глупый мой мальчишка!
Чтобы не обращать на себя внимание, спрятал радость свою и медленно пошел прочь. Чувствовал, что надо в этом разобраться. Как будто все обстояло просто: захотела Наташа иметь с Миши карточку, может быть, даже надеялась как-нибудь переслать ему, Димитрию; случайно зашла в эту фотографию, карточка вышла удачной, и фотограф поместил ее в витрину. Значит, Наташа с Мишкой здесь, в городе, в этом теперь не остается никаких сомнений. Надо только усилить поиски. Да, да, надо энергичнее приняться за дело. Ведь, найдя Наташу, он найдет и связь с товарищами, наверно, этот самый Семен — большевик, как бы иначе Петрухин дал его адрес!
Мурыгин повернул обратно и не спеша направился в фотографию.
— Скажите, там, в витрине, такой мальчик с серьезным личиком. Нельзя узнать по квитанциям его фамилию?..
Упитанный, хорошо одетый брюнет вежливо предложил стул.
— Чем могу служить? Желаете заказать карточку?
— Нет. Я, видите ли, беженец. Мальчик так похож на сынишку моих родственников, которых я потерял где-то в дороге. Значит, они здесь, в городе. Мне хотелось бы убедиться, узнать фамилию мальчика.
Брюнет задумался.