Кольцо Риторнеля
Шрифт:
Джимми, наконец, проснулся, и когда он это сделал, сразу почувствовал себя бодрым. Ему не нужно было потягиваться, кашлять и стонать так, как это делал Омир. Он выключил кнопкой устройство побудки на своем ночном столике. Кровать прекратила свое ритмичное настойчивое сотрясение, потолочные светильники прекратили мерцать и включились на полное освещение. Джимми даже не нужно было смотреть на циферблат часов. Он знал, что было четыре часа утра, и что Омира не было дома. Поскольку, если бы Омир был в постели, система тревоги Джимми была бы автоматически выключена. Следовательно, Омира дома не было.
Джимми нашел халат и тапочки и поспешил в комнату связи. Он сел перед мультицептором, достал маленькую черную книгу из верхнего ящика и начал набирать длинную
Он нашел нужное место в течение нескольких минут. «Крылатый Кентавр», странное место, бар с читальными и музыкальными залами, посещаемый бородатыми, худощавыми мужчинами и странно одетыми артикулирующими женщинами, которых они приводили с собой. Живописцы, писатели, певцы, поэты, ученые, священники. Омир часто бывал там. Джимми поблагодарил администратора, выключил аппарат, а затем побежал обратно в свою комнату, чтобы одеться. Он проверил свои деньги. Было важно иметь правильный размен денег для капсул. Никто не любил обменивать большие купюры в это время ночи, или утром, и иногда они смотрели на вас, убеждаясь, что вы просто десятилетний ребенок совсем один, а затем пытались украсть их у вас. Но ему пришлось взять немного денег. Он рассчитал. Ему понадобилось бы, скажем, пять гамма для обычного швейцара, и десять для всего прочего. Он отсчитал пятнадцать гамма, и положил их в верхней карман куртки.
Он влез в трубу загрузочного устройства в коридоре возле квартиры, вбил компьютерные координаты в капсуле, вставил монеты в прорезь, и подождал. Чувство движения отозвалось в его желудке, потом ушло, а затем были повороты, вправо, влево, вверх, вниз. Невозможно было сохранить ориентацию. А потом все закончилось. Капсула выкатилась к выходной трубе, и он оказался на ярко освещенной улице. Это было в театральном районе, и театры, казалось, чередовались с ночными барами.
«Крылатый Кентавр» был уже совсем близко. В светящемся объемном знаке над дверным проемом он мог видеть крылья кентавра, движущиеся медленными величественными дугами. Омир однажды попытался объяснить, как владелец выбрал странный символ. Все это было замешано на древних баснях, которые пришли от их терровианских предков много веков назад, и Джимми сомневался, что он все это понял. Крылатая лошадь была символом музыки, поэзии и творческих искусств; и кентавр был символом наук, таким образом, крылатый кентавр был символом лучшего в искусствах и науках - заключительный шаг в эволюционном процессе. Но, конечно, никакого такого существа в действительности никогда не существовало.
Швейцар криво улыбнулся ему и взял деньги с поклоном. — Вторая комната сзади. Джимми поблагодарил его, морально подготовился и вошел.
Внутри была странная размытая смесь звуков, запахов, дыма и смеха. Небольшая группа, в основном женщины, смотрела на экран визора. Даже без объяснения диктора Джимми сразу понял, что это такое. Горящий Террор. Все это транслировалось с единственного спутника Террора, вместе со звуком. Можно было услышать низкий жуткий стон пламени и шипение пара, поднимающегося в отвратительных облаках от кипящих морей. Вся жизнь, конечно, надолго исчезла. Диктор говорил: — Жернова правосудия мелют медленно, но они мелют более тонко. И какова будет судьба этого страшного мира? Когда пожары достаточно утихнут, к железному ядру будет пробурена большая шахта, и туда будут помещены взрывчатые вещества. Террор будет отбуксирован далеко внутрь Узла и там разорван на кусочки - вечный урок для тирании...
Джимми подошел. Конечно же, Омир был там, прямо посередине. Джимми нахмурился. Иногда было трудно забрать Омира от женщин. Джимми не нравились женщины. У него было очень смутное воспоминание о его матери, которая умерла, когда он был очень маленьким. Но он был уверен, что она не имела ничего общего с этими созданиями.
И теперь одна из них заметила его. Она хлопнула Омира по плечу и резко окликнула. — Эй, малыш! Присоединяйся к нам, малыш!
Его брат повернулся на вращающемся табурете и посмотрел на него.
— Привет, Джим-мальчик. Секретная усмешка, известная только Джимми, распространялась через юное лицо. Каждый раз, когда Омир так делал, сердце мальчика начинало колотиться. Не имело значения, что лицо было преждевременно покрыто морщинами и отвратительно светилось под тусклыми синими потолочными светильниками. Это было самое красивое лицо в мире. Но теперь к делу. Джимми сказал категорично: — Тебе необходимо подготовиться к генеральной репетиции коронации сегодня днем в Большом Доме.
Омир вздохнул. — Еще одна ночь, убитая ледяной гранью невинности. Да, коронация. Он сделал глоток из своего стакана, затем неуклюже поставил его на «струну», где он чуть не опрокинулся. — Логика. Когда все остальное терпит неудачу, он отступает в логику. Логика не имеет смысла. Если ты продолжишь, дорогой младший брат, мы передадим тебя адвокатам. Репетиции? Почему я должен волноваться о репетициях? Пока я здесь, работая пальцами до костей, где выдающийся предмет моей новой эпопеи? Я тебе скажу. Оберон находится на охоте, отлично проводя время. Разве он волнуется по поводу репетиций?
Джимми протиснулся поближе и взял Омира за рукав. — Какое это имеет отношение к тебе? Оберон - Магистр. Он может делать все, что угодно. Его голос становился тревожным. — Но перед репетицией тебе нужно отдохнуть.
У Омира, казалось, ответ был уже готов. Он начал напевать. — Если ты заставишь меня лечь спать, то я пущу пулю в голову. Возможно, две, если ты настаиваешь. Трех, должно быть, будет достаточно.
Джимми усмехнулся. Это означало, что его брат пойдет спокойно. Он собирался помочь Омиру спуститься с барного сиденья, когда кто-то спросил позади него: — Кто ваш молодой друг, мистер Андрек?
Джимми повернулся и посмотрел с любопытством на говорящего. Мужчина, если бы его можно было так назвать, явно не был уроженцем Горис-Карда. Джимми никогда прежде в его жизни не видел никого, похожего на него. Он был одет в бледно-синие одежды Большого Дома, и на каждом отвороте были восьмирукие паукообразные знаки отличия, которые указали на его профессию. Он был врачом. На каждой руке была белая перчатка. Его голова и шея были покрыты синим капюшоном. Джимми подумал на мгновение, что капюшон покрыл даже его глаза, пока глаза не моргнули. Только тогда он заметил, что в капюшоне было два отверстия для глаз. И каких глаз! Казалось, что они мерцают странным, синим излучением, будто освещенным изнутри черепа. Джимми вздрогнул.
Но Омир просто рассмеялся. — Доктор, — сказал он, — это - мой брат Джеймс.
Руки доктора в перчатках схватили друг друга, чтобы образовать круг, по образу Риторнеллианцев, и он поклонился. — Мы едины в Риторнеле, — пробормотал он.
— С Риторнелем мы вернемся, — ответил Джимми вежливо.
Все это, казалось, сильно забавляло Омира. — Ты должен быть осторожен с доктором. Он действительно верит в Риторнель. Можно подумать, он изобрел все это.
Голубые огни в глазах врача, казалось, вибрировали. — Каждый человек обязан сформулировать своих собственных богов, — сказал он мрачно. И затем, пока он живет, следовать до конца. Только тогда он может принять серые одеяния пилигрима, для последнего путешествия, для своей награды и своего избавления. Только тогда он сможет принять смерть.
— Не пугайся, Джим – мальчик, — сказал Омир со слабой ехидцей. — Хороший доктор не совсем готов умереть. Он ожидает Знака.
— Знака? — спросил озадаченный Джимми.
— Лауреат с юмором скрывает правду, — сказал доктор. — Тем не менее, клянусь моей бородой, это правда. Я жду Знака. Двенадцать Галактик будут доведены до конца Омегой Риторнеля. И все же Риторнель постановляет, что конец - это только начало новой жизни. Для этой новой жизни, должна быть спасена пара - мужчина и женщина – лучшая часть созидания. И для них должна быть спасена планета, чтобы быть их домом, для них и их потомков. Все это произойдет, когда мы увидим Знак.