Колокол по Хэму
Шрифт:
Я снял с себя рубашку.
– Какого черта ты вытворяешь, Лукас? – осведомился Хемингуэй.
– Сейчас увидите. – Я раскрыл свой нож, вынул ложку, взятую из корзины для пикников, и начал рассекать спину юнца. К этому времени труп заметно раздулся от газов, хотя его еще не коснулись солнечные лучи, и кожа в этих местах была туго натянута, как на барабане. Я знал, что пуля прошла вверх от входного отверстия над самим копчиком, и все же мне пришлось изрядно потрудиться, прежде чем я нашел ее в третьем крестцовом позвонке. Тут-то и началась серьезная игра – извлекая расплющенный
Я вычистил нож и руки о траву, убрал прочь согнутую ложку, вытер пулю своим носовым платком и подставил ее солнечным лучам. Головка пули расплющилась о кость, но ее темный кончик еще можно было различить. У донышка пули виднелся завиток нарезки. Я был доволен. Мне совсем не хотелось копаться в грудной клетке второго мальчишки, пока не найдется еще одна пуля.
Я показал пулю Хемингуэю. Он пристально смотрел на меня.
– Кто ты такой, Лукас?
Я пропустил его слова мимо ушей.
– Девять миллиметров, – сказал я, натягивая рубашку.
– „Люгер“? – спросил писатель.
Я покачал головой.
– Черные головки. Автомат „шмайссер“.
Хемингуэй моргнул и перевел взгляд на пулю.
– Но убийца не выпускал очередей, – заметил он.
– Нет. Он стрелял одиночными. Весьма метко. По одной пуле ниже пояса, еще по одной – в верхнюю часть спины. Он не спешил.
– Для убийства человека более мерзких мест не придумаешь, – негромко произнес Хемингуэй, как бы обращаясь к самому себе. – Почему не в голову?
– Было темно. – Я завернул пулю в платок и спрятал его в карман брюк. – Давайте ознакомимся с документами.
– Хорошо, – отозвался Хемингуэй. – Но сначала переберемся на наветренную сторону.
Пока мы изучали бумаги, солнце поднялось над горизонтом. Первым документом была фотокопия карты залива Френчман.
– Это, верно, фальшивка? – спросил Хемингуэй.
– Почему?
– Это ведь… как это будет по-вашему, по-шпионски? Дезинформация. Немецким агентам совсем ни к чему тащить с собой все это, пробираясь на вражескую территорию, разве нет?
– Ни к чему, – согласился я. – Разве что их заданием было передать кому-либо эти документы. Заметьте, что на карте не указана дата высадки. Если она еще не произошла, вполне возможно, что эта копия – нечто вроде приманки… дата и время высадки должны были стать предметом торга.
Следующая фотокопия выглядела более загадочно:
– Шифр? – спросил Хемингуэй.
– Похоже на попытку немцев разгадать коды русских, – ответил я. – В углу указана дата, 5 марта 1942 года. Довольно свежий документ. Получен из немецкой группы армий „Север“.
По всей видимости, это перехват передачи из советской 122-й бронетанковой дивизии.
– Что-нибудь важное?
– Откуда мне знать, черт побери?
Следующий документ также был получен с Восточного фронта.
– Перевод? – спросил Хемингуэй. – Я немного читаю по-немецки. „Ленинградский фронт – связь верховного командования“ Но что означают
– Правильно, – отозвался я – Похоже, это результат недавней пеленгации советских радиосетей Вот сеть КЗООа, обмен в которой ведется на частоте 3000 килогерц Немцы составляли карту работы передатчика, в позывных которого имеются буквы „ed“, принадлежащие, если не ошибаюсь, Восьмой армии русских Другая сеть, обозначенная L001, работает на частоте 2550 килогерц На этой диаграмме указано, каким образом организована связь между тыловыми и фронтовыми радиостанциями, а также аванпостом Полагаю, он обозначен узлом 8L Заметки в правой части листа, по всей видимости, перечисляют радиостанции Пятьдесят пятой армии и некой „2 St A“ – по-моему, русские называют ее Второй ударной армией – Кому все это предназначалось? – спросил Хемингуэй.
– Понятия не имею – Зачем американской разведке подобные сведения о русских? Ведь они наши союзники – Не знаю, нужна ли американской военной разведке эта информация, – честно ответил я – Со временем сбор разведданных становится самоцелью Важно уже не то, за кем мы шпионим, а сам факт того, что мы „можем“ шпионить Хемингуэй выскреб песок из свой короткой бороды – Ты слишком циничен для разведчика, Лукас – Цинизма в нашей профессии хватает с избытком, – парировал я – Смотрите-ка Кажется, это копия карты Крыма.
– „Разведданные батареи неприятеля“, – прочел Хемингуэй.
– Прошлый ноябрь, – сказал я – В ту пору происходило сражение к югу от Севастополя – Это немецкие данные о позициях русских батарей в том сражении?
– Да, – ответил я. – По-моему, это то, что называется „светозвуковой картой“. Немцы пронумеровали все советские орудия и позиции батарей, включая вот эту, помеченную корабликом. Похоже, они наносили по этой позиции ответные удары.
– Если не считать карты залива Френчман, все эти сведения относятся к русским, – заметил Хемингуэй.
Я вынул из водонепроницаемого кармашка очередной документ и протянул его писателю.
– Это не копия, – сказал я. – Это страничка, вырванная из чьего-то блокнота.
– И что же?
– А то, что это – исходные, необработанные разведданные Абвера.
– О чем они?
Я бросил взгляд на листок.
– Думаю, это всего лишь перечень клейм, которые ставят на танки разные заводы СССР. Вероятно, таким способом Абвер оценивает объемы танкостроения русских.
– Это ценные сведения?
– Не знаю, ценны ли сами сведения, – ответил я, – но вид, в котором они представлены, несомненно, заслуживает особого внимания.
– Что ты имеешь в виду, Лукас? – Внезапно Хемингуэй оглянулся через плечо на гребень, проходивший под деревом Оттуда донесся какой-то звук. – К крабам прибыло подкрепление, – сообщил он, вновь усаживаясь на песчаный склон. – Почему важен вид, в котором они представлены?
– Это необработанные данные немецкого агента, – повторил я. – Американская и английская военные разведки могли бы узнать из них не столько о русских танках, сколько о методах действий Абвера.