Колокол по Хэму
Шрифт:
– Как он чувствует себя теперь? – спросил я.
– Спит, – ответил Гест. – Пару часов назад Грегорио и Мария приплывали сюда на „Крошке Киде“, чтобы позавтракать с нами. Потом она сама вернулась на яхту взглянуть на Саксона. – Гест уважительно покачал головой. – Девчонка жуть как боится воды, но управлялась с лодкой, словно заправский мореход. Если я заболею, пусть она ухаживает за мной.
– Пожалуй, сплаваю к ней, поздороваюсь, – сказал я.
– Она скоро должна вернуться на шлюпке, – сообщил Патрик. – Мы собирались
Я кивнул, вышел на берег, снял пропотевшую рубашку, брюки и туфли и поплыл на „Пилар“ в одних трусах. Лагуна уже прогрелась, но после жары, крови, песка, после долгой ночи и утра вода казалась мне очень приятной.
Увидев, как я стою на палубе, почти голый, стряхивая с себя капли воды, Мария изумилась. Она отставила кружку с кофе, вспорхнула по последней ступеньке трапа камбуза и бросилась мне в объятия. Потом, зардевшись, она отступила на шаг, бросила застенчивый взгляд на трусы, облепившие мои бедра, и сказала:
– Сеньор Саксон спит, Хосе, а маленькая лодка привязана вон там, и если ты…
Я взъерошил ее волосы.
– Хочу пригласить тебя на пикник.
Ее глаза возбужденно расширились, словно у юной девушки.
– Пикник, Хосе? Но мы только что позавтракали…
Я улыбнулся.
– Это неважно. До того места, которое я хочу тебе показать, путь неблизкий. Прихвати из камбуза все необходимое, а я отыщу свою сумку и оденусь.
Мария улыбнулась, вновь обняла меня и побежала по трапу в камбуз. Я шлепнул ее по мягкому месту.
Спустившись в маленький кубрик, в котором мы держали свои вещи, я натянул чистые шорты, поношенную холщовую рубаху и надел свои запасные туфли из парусины. Потом я вышел в большую носовую каюту и растолкал похрапывающего Саксона.
– Тебе полегчало?
– Хуже… некуда… – ответил пехотинец, глядя на меня прищуренными глазами и облизывая сухие губы. – Голова трещит, будто с похмелья.
– Кто за тобой ухаживал прошлой ночью? Мария?
– Да, она… – Саксон умолк и вновь прищурился. – Не подумай чего плохого, Лукас. Меня выворачивало наизнанку.
Я едва соображал, где нахожусь. Мария всего лишь….
– Понятно, – сказал я. – Удалось ли тебе перехватить шифрованные сообщения во время вчерашнего патрулирования?
– Да, – ответил пехотинец, поддерживая голову обеими руками. – И еще одно, после того как мы пристали к острову.
Поздно вечером. Почти в полночь.
– И ты сумел принять его, хотя плохо себя чувствовал?
– Да. Я сидел в рубке на полу, держа между ног ведро и надев наушники. Хемингуэй очень настаивал, чтобы я слушал эфир всю прошлую ночь.
– Ты записал текст?
Саксон посмотрел на меня.
– А как же. На двадцать шестой странице радиожурнала.
Там больше нет записей. Но понять ничего не сумел. Какой-то новый шифр.
Я похлопал его по плечу и вошел в крохотную радиорубку.
Записи
– Ты уверен, что записал передачу? Двадцать шестой страницы там нет.
– Да. Уверен. Помнится, я… словом, когда меня тошнило, я чуток забрызгал ту страницу, но оставил ее в блокноте.
– Ладно, не волнуйся, – сказал я. – Ты не запомнил хотя бы несколько групп?
Саксон медленно покачал головой. Кожа его черепа под коротко остриженными волосами потемнела от загара.
– Помню только, что это были пятисимвольные группы.
Двенадцать или тринадцать штук. Почти без повторений.
– Хорошо. Кстати, приемник рации не работает.
– Проклятие, – отозвался Саксон. – Эта гребаная хреновина, этот вонючий флотский кусок дерьма из задницы ниггера вчера барахлил весь день.
„Никогда не разговаривай с морским пехотинцем на его языке, если у него похмелье“, – подумал я и сказал:
– Ничего страшного.
Я сплавал к берегу на „Крошке Киде“, и Фуэнтес отвез меня на „Лорейн“; все это время Мария продолжала упаковывать корзину для пикника. Кубинцы помогли нам заправить баки из бочки, и я подвел катер к „Пилар“. Мария ждала меня на палубе.
– Сеньор Саксон уснул, – сообщила она, осторожно переступая через борт катера и укладывая корзину на кормовую банку. На ней было чистое платье в голубую клетку.
– Хорошо, – сказал я, отталкивая катер от яхты и беря курс на проход в рифе. Патрик и Грегори что-то кричали нам с берега; они явно были раздосадованы тем, что Мария покидает их, но я только помахал мальчикам рукой.
– Мы действительно можем это сделать, Хосе? – спросила девушка. – Я имею в виду, уехать в такой день?
Я помог ей забраться в пассажирское кресло; она взяла меня за руку и не выпускала ее.
– Да, – ответил я. – Можем. Я попросил у сеньора Хемингуэя выходной. Я его заслужил. К тому же „Пилар“ выйдет в море только к вечеру. У нас достаточно времени. – Я вывел „Лорейн“ на открытое пространство и двинул вперед рукоятки газа, так что стрелка тахометра заплясала в двух делениях от красной черты. Мария все еще держала меня за руку.
Было видно, что на маленьком судне ей не по себе, но примерно через полчаса она успокоилась. Она повязала голову красным шарфом, но из-за сильного ветра ее волосы выбились наружу, а на правой руке, лежавшей на борту катера, блестели капельки поднятых катером брызг. Был прекрасный день, солнце поднималось к зениту, а мы продолжали мчаться к востоку, рассекая едва заметные волны.
– Мы так далеко заплыли, – сказала Мария, вглядываясь в южный горизонт, на котором туманной пеленой виднелась Куба. – И все для того, чтобы устроить пикник?