Колокол по Хэму
Шрифт:
Вдобавок она была крепче, чем я думал. Мне следовало понять это еще раньше, когда я целые ночи проводил в схватке с ней на постели и полу коттеджа, ощущая силу ее бедер и рук, которыми она меня обнимала. Ей почти удалось освободить нож от моей хватки, а ее левая рука цеплялась за мой пояс, пытаясь вытащить заткнутый за него „магнум“.
Я обеими руками вырвал у нее нож, и он со звоном упал на уже исцарапанную палубу, но Мария умудрилась завладеть пистолетом. Она отпрыгнула в угол рубки и прицелилась мне в лицо, прежде чем я успел отнять у нее оружие. Она держала пистолет
– Мария, – дрогнувшим голосом заговорил я, – или, может быть, тебя зовут иначе? Мы могли бы договориться…
Об этом не знает никто, кроме меня, а я не стану…
– Schwachsinniger! – крикнула она и нажала крючок.
Боек ударил по пустому патроннику. У меня была секунда, прежде чем Мария вновь взвела механизм, но я не тронулся с места. Она опять нажала спуск, и боек вновь сухо щелкнул.
Потом еще раз.
– Я так и знал, – по-английски произнес я. – Но хотел точно убедиться. – Я подошел к ней и вынул бесполезный пистолет из ее пальцев.
Мария ударила меня локтем и рванулась к тростниковому ножу, лежавшему на палубе.
Хватая ртом воздух, я поймал ее за талию и оттащил назад.
Мы оба повалились на подушки, и катер чуть закачался на воде.
Мария еще раз попыталась вцепиться мне в глаза, но я уткнулся лицом в ее спину, и ногти женщины лишь прочертили кровавые царапины на моей шее. Я вновь толкнул ее в дальний угол и поднялся на ноги.
Мария вскочила, словно дикая пантера, и приняла профессиональную боевую стойку. Ее правая рука была занесена для удара и напряжена, четыре пальца выставлены вперед клином и поддержаны согнутым пятым. Она шагнула вперед и нанесла мне в живот удар, который должен пробивать кожу и мышцы, проходить под ребрами и превращать сердце в бесформенную плоть.
Я поставил блок левым предплечьем и ударил ее в подбородок. Мария рухнула спиной на палубу, будто тяжелая сумка с бельем, с такой силой ударившись головой о хромированный планшир, что раздавшийся звук напоминал выстрел. Она распласталась на палубе, раскинув ноги; на ее груди и в промежности белых трусиков выступил пот, глаза закатились.
Прижав к доскам ее запястья, я похлопал ее по щекам, чтобы привести в чувство. Я ударил ее недостаточно сильно, чтобы убить или надолго оглушить, но голова Марии была повреждена серьезно. На планшире осталась кровь.
Глаза женщины распахнулись.
– Вряд ли ты сохранила страничку из радиожурнала, – сказал я. – Ты слишком умна, чтобы так поступить. Но это можно проверить. – Я приподнял ее одной рукой и разорвал лифчик и трусики. Бумаги там не оказалось, но я на это и не рассчитывал. Какая-то часть моего сознания с безразличием следила за происходящим, словно решая, нравится мне все это или нет. Кажется, я не испытывал ни малейшего удовольствия. Было такое ощущение, что меня вот-вот стошнит.
– Отлично, – продолжал я. – Теперь займемся пикником. – Я поднял Марию с палубы и перевалил через борт.
Вода привела ее в сознание, и она взмахнула руками,
Я спрятал багор, „ремингтон“, тростниковый нож и парусиновую сумку, поднял якорь и швырнул за борт остатки снеди из корзины. Потом бросил Марии полную фляжку. Она поймала ее за ремешок одной рукой.
Я завел двигатель и развернул катер к западу.
– Возвращаюсь на Конфитес! – крикнул я. – Чтобы смазать йодом царапины на спине. Высшая точка прилива – примерно через тридцать пять минут. Риф уйдет под воду, будет очень сильная волна, но если ты зароешь ступни в песок и найдешь в кораллах нишу, то, может быть, удержишься на ногах.
– Хосе! – взмолилась женщина, оставшаяся на песчаной полоске. – Я действительно не умею плавать!
– Это не имеет значения, – ответил я. – До Конфитеса двадцать пять миль. – Я указал на юг. – А до Кубы или архипелага Камагуэй – двадцать. И лишь несколько мест, где кораллы не нарежут тебя лентами, если ты вздумаешь пробираться через рифы.
– Лукас! – взвизгнула женщина.
– Пораскинь мозгами, – сказал я. – Подумай над моими вопросами. Может быть, я еще вернусь. Платой за проезд будут твои ответы. Не хочешь ли поболтать прямо сейчас?
Она повернулась ко мне спиной, глядя на волны, которые захлестывали остатки островка. Кем бы она ни оказалась, вражеским агентом или беспощадным убийцей, у нее была прекрасная фигура.
Я двинул рукоятки газа вперед, и „Лорейн“ помчался на запад. Я оглянулся и посмотрел в бинокль, только отойдя на две мили. Остров Потерянной Свиньи исчез из виду, но, вероятно, еще торчал над водой, потому что я различил бледный силуэт Марии на фоне голубого неба и синевы Гольфстрима.
Кажется, она смотрела в мою сторону.
„Пилар“ маячила на горизонте точно на том месте, где мы условились встретиться. На борту был один Хемингуэй. Он спустился с ходового мостика и, едва катер подошел вплотную к черно-зеленому борту яхты, перебросил мне трап.
– Она что-нибудь сказала? – спросил писатель, цепляя багром причальный брус „Лорейн“ и подтягивая катер к яхте.
– Сказала, что я – Schwachsinniger, – ответил я.
Хемингуэя это ничуть не рассмешило, как, впрочем, и меня.
– Все думают, что мы с тобой сегодня сошли с ума, – сказал он, посмотрев в сторону Конфитеса.
Я кивнул и поскреб щеку. За время похода я и сам отрастил небольшую бородку, хотя не собирался этого делать. Я бросил взгляд на часы. У меня болели внутренности в том месте, куда пришелся удар локтя Марии. А может быть, живот заболел сам по себе.
– Что теперь? – спросил Хемингуэй.
– Больше я не стану бить или пытать ее, – произнес я голосом, который показался мертвенным даже мне самому. – Я вернусь за ней, когда вода поднимется ей до колен, и если она не заговорит, нам останется лишь забрать ее с собой в Гавану.