Колоски
Шрифт:
— Ты мудр, друг мой! Гораздо мудрее древнего дракона. У него фантазии на её счёт ещё остались, представляешь?
— Ну-у, я же его практически не знаю, ничего не могу сказать.
— Зато я уже могу. Лопух он, хоть и древний. А может, потому и лопух, что древний. Слепой, как крот. Вэйт страдает — смотреть больно, прямо хоть сам утешай. Несчастное древнее дитя.
— Ой, забей, а? В чужие отношения влезать — свои портить, будто сам не знаешь? Пусть уж сами как-нибудь. Лучше спину мне разомни, больше пользы будет. У меня, кажется, позвонок заскочил, мышцы-то никакие, вот и перекосило. Лису просить мне совестно, она и так, как белка в колесе, а к целителю не пойти, я же труп. И перекидываться я не умею, научил бы, что ли? Нет, выше. Да, вот здесь. Уй, ё!!! Ай, блин!!! Правее, ага. Ой, ё-о!!! Ой, хорошо-то как! Нет, я точно извращенец! Ай, не смей щипаться, вредная девчонка! — на краю кровати рядом с подскочившим Лаймом был уже не Дон. — Ну вот, теперь ещё и синяк на заду болеть будет, — заворчал Лаймон, потом тревожно уставился на Донну: — Ты… уверена? Всё-таки раньше у тебя жены не было… нехорошо как-то…
— Да брось,
— Пока? — широко открыл глаза Лаймон.
— Конечно! Она уже не человек, Лайм. Можно долго спорить, хорошо это или плохо, но это уже есть. Это и тебя касается, хоть ты человеком никогда и не был. Будешь спорить? Нормы любой морали служат выживанию вида, поэтому у разных рас они разные. У вас с Лисой тело психику ещё не откорректировало, но вот пройдёт амортизация, разум адаптируется — и посмотрим, может тебе девочкой быть больше понравится! Ощущения-то разные. Мне, например, и так нравится, и этак! И не занудствуй, меня на вас обоих хватит! — умелые ручки уже завладели всем, чем надо, и было уже очень хорошо, но Лайм ещё сомневался:
— Ох, Дон, сдаётся мне, что ты по любым нормам совершенно аморальная тварь…
— Я? — с весёлым удивлением задрала бровки блондинка. — Да-а! А то! А ты не знал? — с обезоруживающей улыбкой уверила она Лайма. Лайм откинулся на подушку и бессильно захохотал. — Эй-эй, ты не расслабляйся! Я тебе сейчас кое-что покажу, очень полезное. Вы с Лисой друг от друга шарахаетесь, так что, кроме меня, такого аморального и циничного, вам обоим и не с кем. Зато выздоровеешь в момент. Утром никуда не пойду, покажешь мне, до чего дотренировался. Всё будет хорошо. Иди сюда…
Фэрри драконом не был. Он доблестно выдержал ночной марафон, но, проснувшись, похмелье получил жесточайшее. Роган над ним поколдовал, но Фэрри всё равно довольно быстро спёкся и после просмотра записи сразу пошёл спать дальше, в новую пещеру. Дэрри ушёл ещё раньше, вместе с Доном и Лисой. Остальной народ пошёл пройтись — Саймон вспомнил об улетевшей голове и предложил посмотреть, что за тварь была. Нашли, и вовремя. Голова умирать не собиралась, отрастила себе за это время крохотное тельце — с ладонь — с десятком жёстких суставчатых лапок. Йэльф предложил её заморозить, чтобы исследовать на досуге, Роган собрался взорвать, но Саймон сказал, что нельзя, вдруг из каждого кусочка новая жукипука вырастет, надо просто сжечь. Пока они спорили, Ри тихо разложил её на молекулы, и жижа впиталась в песок, так вопрос и решился. Вернувшись, принялись сортировать добычу. Саймон своих богов хвалил со страшной силой. Отличные боги, в чужом мире, и то не забыли! Прибытку — гора, ещё понять бы, что к чему, зачем оно надо, и надо ли вообще. Провозились почти до вечера, уж больно странный был набор предметов. Но разобрали-таки, кому что, и что — куда. Три рулона тканей, мех и шкуры Вэйт с Йэльфом оттащили в кельи, Лисе отложили пару замечательной красоты раковин, а для Дона какой-то музыкальный инструмент со струнами из жил на длиннющем грифе. Так и не вспомнили, где и на что его выменяли. Оружие при детальном рассмотрении оказалось паршивым, хоть и разукрашенным чеканкой и камнями. Сам поход обсуждать не стали, отложили, чтобы впечатления утряслись. Ужин тоже сообразили из трофеев, а после ужина Саймон открыл по записи портал в ночь, и Йэльф в него ушёл. Вернувшись через полчаса, долго откашливался и отплёвывался, сказал, что воздух там ужасный, воняет просто жутко, дышать даже дракону тяжело, какие, всё же, скоты эти люди, любой мир испакостят, на-райе на них нет! Точно нет, иначе такое бы натворить не дали. Но несколько капель крови он где-то раздобыл и сделал амулеты, один для Вэйта, и ещё два — на всякий случай. Потом втроём насели было на Ри, чтобы он вытащил с заднего плана звуковой дорожки песню, но он заворчал, что это всё глупости, он устал, и кому это надо, и Вэйт сразу сказал, что тогда ничего не надо. Совсем. Ничего. Спасибо. И пошёл гулять. Один. Но Йэльф всё равно пошёл с ним. А Роган с Саймоном дружно поведали Ри, что он козёл и ушли в новую пещеру.
Недоумевающий Ри остался в оазисе один. Совсем он не понял, чего они хором на него взъелись? Ну, глупость же полная — ради нескольких строчек какой-то дурацкой песенки проделывать такую большую работу! Ну и валите. Ну и свалили. И занялись звуковой дорожкой сами, и всё им удалось. При помощи инфора все лишние звуки успешно отсекли, а Саймон ещё и закольцевал получившийся отрывок. Скинули запись на ленту видеошара, оставленного Доном, дождались возвращения «гуляк», посидели немного с зарёванным Вэйтом и разошлись по кельям спать. А Вэйт уселся в груду меха у окна, и уже полчаса слушал бесконечно повторяющиеся строки, остановившимся взглядом уставясь в темноту ночи и ошеломлённо шепча себе под нос:
— Он же… человек. Откуда же он… это знает? Просто человек…
«Я так хочу быть с тобой!
Я хочу быть с тобой, и я буду с тобой.
В комнате с белым потолком…» — плакал в ночи Бутусов.
— Не может быть, чтобы он сам… Там же нет эльфов… Кто же ему рассказал? — уткнув подбородок в острые коленки, растерянно шептала печально съёжившаяся в первом луче Луны дракхия Вэйтэльфи. Утром её не нашли.
Артём любил две вещи: музыку и фэнтези. Ну, а девушки? А девушки потом. Музыку он любил почти всю. Не любил только жирные, сальные, квакающие голоса, которыми почему-то принято исполнять то, что сейчас называют шансоном, причём неважно, отечественного производства были эти голоса, или зарубежного. Вот от такого его сразу крючило, коробило, он просто зверел и начинал хамить. Неинтеллигентно. Вплоть до уничтожения источника звука, невзирая на превосходящие силы противника. Только
Любую прочую музыку он переносил вполне спокойно, и попсу, и эстраду, особенно же любил классику и рок. Любимые радиостанции — «Эльдорадио» и «Наше радио», их он всё время и крутил во всеуслышанье через динамики на крыше, сидя в ларьке звукозаписи на окраине старого парка.
В армию его взять даже не пытались, с его-то близорукостью, но он сам написал заявление и честно отработал санитаром в больнице в качестве альтернативной службы, чем маменька и успокоилась. А то — как же? Её сын — ЕЁ сын! — и не служил? Разве можно? Нужно быть настоящим мужчиной, и т. д. и т. п., за двадцать лет наслушался, спасибо. На «настоящем мужчине» маменька была повёрнута, как шуруп. С резьбой, уходящей в бесконечность. А так — все довольны. В больнице не остался, хоть и звали, видимо — понравился. Вместо больницы нашёл себе через знакомых это место в жизни и пейзаже и был теперь почти счастлив. Счастье ведь слабо зависит от внешних обстоятельств, это внутреннее состояние, оно либо есть — либо нет. Можно иметь всё, и деньги, и здоровье — и чувствовать себя несчастным, так уж странно люди устроены. Да, летом ларёк раскалялся на солнце и превращался в душегубку, а зимой даже печка-трамвайка не позволяла снять пуховик и перчатки, но Артёма всё устраивало. Главное, чтобы очки не замёрзли, остальное он мог пережить.
Бешеный спрос на диски, естественно, отсутствовал, а сигаретами и зажигалками хозяин торговать не желал, поэтому времени для чтения у Артёма было завались. Да, он прекрасно понимал, что ларёк этот — всего лишь прикрытие для каких-то совсем других дел его владельца — и что? Ему-то какое дело? На сигареты, хавку и книжки зарплаты хватает, одежда и обувь при такой работе страдают мало, а модником Артём никогда не был. И вообще, меньше знаешь — крепче спишь.
В парке частенько бегали всякие «толкинутые», и ролёвки устраивали, правда, коротенькие, на день, и готы попадались. Артём с парой дам даже зазнакомился, но быстро остыл — крышу им всем чинить надо! Одно дело — читать, ну, поиграть, но в нормальной жизни вести себя, как… даже и слова-то не подобрать! Как дура, даже не фэнтезийная, а фантастическая! Ну, Валентина ты по жизни, так о чём же ты думала, когда себя Валиелью обзывала? Валиель и Валидуб. И валидол. Вали всё, везде и на всех, чего мелочиться? И требовать, чтобы Артём её всё время так называл — он тоже псих, что ли? В автобусе к своей девушке: «Валиель!» — и все, как на идиота оглядываются. Ну-ка на фиг! Но она решила его приобщить к великим тайнам и потащила знакомить со своей компанией. Артём пошёл со слабой надеждой встретить хоть кого-то адекватного — увы, не сбылось. Окончательно одурев от диких имён, он кому-то там представился, как «принц гномов Ура'горн! сын Ура'мартена! и Ой'ё'домны!», и был с позором изгнан из высшего общества, чему несказанно обрадовался. А готка Мэри «хранила скорбную тайну своей жизни»: молчала, как рыба об лёд, но если намазанный чёрной помадой ротик открывался — туши свет! Она не говорила — она мрачно вещала, как Мизери из мультсериала «Руби Глум». Артём из кожи лез поначалу, пытаясь её развеселить, потом стал подозревать, что ей просто сказать нечего, кроме всякой тоскливой чуши, потом уверился в этом и вполне успешно сбежал. Нет, знакомые остались, но близко он уже ни с кем не сходился, только книжками с парой человек продолжал обмениваться, а то никакой зарплаты не хватит, если все новинки покупать самому.
И от того, что ему прошлым летом с выпученным глазами рассказывали, просто отмахнулся. Ага, в парке посреди города — портал, а в нём эльфов стада, прямо кишат — щщазз, уже верю и весь пищу! Скушай глицин, зайка моя, запей литром валерьянки — и в постельку. Не помогает? Микстура Кватера — прекрасная вещь, у меня мама пьёт, принести? Всё, Валиель, вали свою ель, а от меня отвянь. Мне моих тараканов хватает, своих паси сама. Вон, дядя Фёдор, бомжик местный, вчера всем и каждому рассказывал, что среди ночи у помойки заключил сделку с дьяволом! Просил-то, конечно, владыкой всего мира сделать, но дьявол мелкий попался, сказал, что этого не может, зато за три капли крови научил дядю Фёдора понимать язык зверей! А это вам не хрен собачий! Это их, этот… язык! С таким-то умением — совсем из него полезный член общества получается! Теперь в зоопарк устроиться можно, переводчиком со зверячьего!
Каждый сходит с ума по-своему.
Сегодняшний день сулил стать копией вчерашнего, только книжка сегодня была другая, да погода похуже. За тощего парнишку-гота, сидящего на скамейке, глаза идущего на работу Артёма зацепились совершенно случайно. Но как зацепились, так и отцепились. Вроде бы. Тем более что скамейка стояла для взгляда неудобно, видно её было только из правого угла ларька, да ещё и нагнуться надо почти к самому прилавку…. Та-ак… Артём поймал себя на том, что вот сейчас, впервые за год, заинтересовался тем, где же эта скамейка стоит и как её из ларька увидеть! Да-да, отойти в правый угол и нагнуться! И уже табурет задумчиво и непроизвольно как раз в правый угол переставляет и прилавок расчищает, чтобы локтем опираться удобнее было. Оч-чень интересно! А там ли он ещё, этот псевдовампир? Сидит. Что же в нём не так? Почему он… будто выпадает из окружения? Слишком… аккуратный? Да нет, одет достаточно небрежно, и волосы растрёпаны. Слишком чистый? Так, стоп. А почему гот? Они всегда в чёрном, а этот, наоборот, в светлом! И странно сложенные наушники на голове, на золотистой полоске. Тогда откуда такое определение? Причём сразу? Накрашен по-готски? Ну, да, или брюнет, или крашеный, лицо явно набелено, глаза чёрным подведены, губы бледные. Выражение лица? Какое странное выражение… А-а, да он же «Наше радио» слушает, которое Артём пустил на динамики сразу, как зашёл в ларёк!