Колоски
Шрифт:
— Слушай-ка, а что это у меня браслет слежения мигает? — удивился Дэрри. — Вроде, у меня таких порученцев нет давно?
— Мигает? Странно. А на что мы настроены?
— Карпаты. 1575 год.
— А-а, так это нашего райна Берта кто-то того… распячивает! Только не здесь, на другом маяке. Ты его, видимо, с наблюдения так и не снял, когда его назад отправляли. Не снял? Во-от. Канал-то открыт, вот и приходит нам сигнал. А нашему Бертику кранты приходят. Каждому своё, как говорится, — принялся Дон перенастраивать портал.
— «Нашему» Бертику? Это когда это он нашим успел стать? — покосился на него Дэрри. — По-моему, тупой, как этот… как это? Фантик? Нет, фанатик…
— Не-не, не прав! Замечательный мужик, упёртый насмерть, но замечательный! Ты просто с ним не общался. Отважный до идиотизма, совершенно безбашенный! Герой! Лиса это называет «синдром белого рыцаря». Не про него, правда, говорила, но ему подходит на все сто! Ты бы видел, как он на Саймона смотрел! Живой бог — шутка сказать, хоть и чужой! И что ты думаешь? Всего обошёл, за хвост дёрнул и сказал, что знание убивает веру! Потому, мол, и на своего Бога посмотреть проситься не будет. Ибо, если будет знать — не сможет верить. Чувствуешь, как завернул? Философ! Саймон аж припух, бедный! А потом обрадовался страшно, прямо перевозбудился, что хоть кто-то в него верить не пожелал! — захохотал Дон. — Достало бедняжку всех уговаривать «Не бог я, не бог! Ну, какой из меня, на хрен, бог?» Прям полюбил он этого «отца воинства». А я ему дракона своего показал — так он чуть из сапогов не выпрыгнул! И не от страха, уверяю тебя — от восторга. И как думаешь, что сказал?
— Ну-у, не знаю, — растерялся Дэрри. — Если говоришь, что наш — наверно, покатать попросил?
— А то! — обрадовался Дон. — Именно, что покатать!
— Ну, и? Покатал?
— А то! — хмыкнул Дон. — Он сначала охал от счастья, потом страшно расстроился, что Мир всё же круглый. А потом заявил, что это ничего не значит, это наш мир, а не его. Я тебе говорю — замечательный мужик! Люблю таких! Логика железная, и мозги чугунные. Что угодно говори, показывай, доказывай — всё равно свернёт на мудрость этого их Творца! Всё в руках его, просто мы, тупенькие такие, замыслов его осознать не можем. По определению, понял? Ибо не положено. Удобно, да? — Дэрри уважительно повёл головой. — Во-во, я тоже оценил! Что-то вроде взятых на взгляд, но с сохранением видимости свободы воли. Типа, я дурак, и взятки гладки, все претензии к Творцу! — засмеялся Дон. — Свистни-ка Руке, они там хорошо на диване дежурят, от храпа стены прогибаются. Подождать бы, конечно, пока придут, но, боюсь, не доживёт наш райн. Аккуратно прикрой меня — там, наверно, дряни полно. Драться без Руки не будем, Берта выдернем и закроемся. Готов? Опускаю.
Время уходило, уходила кровь. Медленно, по капле. Кап — минута. Кап — другая. Он замотал руку, но слишком уж глубоко он себя резанул впопыхах, и кровь всё равно сочилась. Берт еле успел замкнуть круг, а зализать рану Минна с Ульрихом уже не успели. Кровь, даже не запах её, а ощущение, привлекла целую стаю тварей, но она же служила и самой надёжной защитой от них. Только очень уж много её понадобилось на прорисовку, и слишком мало осталось самому Берту. Встать он уже не мог, лежал плашмя на камне, поддерживая другой рукой кулак с капающей на камень маяка кровью. Рядом лежал старый Петер, ему было всё равно. Минна и Ульрих стояли спиной к спине над двумя телами и экономно отмахивались когтями от наседавших со всех сторон монстров. Именно со всех сторон — по воздуху рвались летучими мышами, на камень лезли, цепляясь когтями, серебристый и безобидный с виду пушистый туман накатывался вкрадчивыми волнами на незримую черту, прорисованную кровью и замкнутую на крест из куска гроба Господня. Круг сдерживал их атаки, но они всё равно тупо лезли, невзирая на дымящуюся шкуру, упорно, настырно. Неразумно. Просто дикие голодные звери, и, как зверей, их даже ненавидеть не получалось. Бертольд понимал, что уже совсем скоро умрёт, истечёт кровью, но на душе было удивительно спокойно и светло. Никогда так не было, даже когда молился. Он сделал всё, что мог, спасая эти две души. Их ещё можно спасти, они ещё чисты, он уверен! А теперь тела их сожжёт рассвет. Но это быстро, хоть и больно. Зато души их останутся чисты и войдут в царствие небесное. Мальчик искренне раскаялся в том, что совершило его тело. Они оба исповедались ему ещё в дороге, и он отпустил им их смешные, совсем детские грехи. Он имел на это право, сана его никто не лишал. Вот ему грехи отпустить оказалось некому, и отходную над ними над всеми никто не прочитает. Но господь всеведущ и всемилостив, он поймёт и примет их, даже без молитвы. Берт-то умрёт первым, немного уж осталось. И это хорошо, тварям из-за черты уж точно его крови не достанется. Да, просчитался он. Надо было сообразить про постоялый двор раньше, тогда все остались бы живы. Но… пусть так. Так тоже неплохо. И он молча, про себя, чтобы не повредить телам детей своих, начал проговаривать в уме отходную, «Domine Jesu, dimitte nobis debita nostra salva…». И тут сверкнуло вокруг голубое сияние, ударило по глазам, уже привыкшим к темноте.
— Ёп-пера Столичная! Это что за нафиг? — раздался над ним такой знакомый голос.
— Это… дети мои… наши… — последним усилием вспыхнувшей надежды приподнялся Святой отец Бертольд. И упал, потеряв сознание, на мёрзлый окровавленный камень самой высокой вершины Гарца.
Дон с изумлением осмотрелся. Круг на камне, очерченный кровью. Внутри двое свирепо ощерившихся детей… (детей?!!) в жёсткой полутрансформации яростно защищают истекающего кровью райна Берта и ещё какого-то человека от стаи в хлам обезумевших ординаров. Бред! Дэрри сориентировался быстрее. Подхватил людей, втащил в дежурку — затопчут ведь!
— Эй, наши! Давайте сюда! — окликнул Дон детей. — Быстро сюда, закрываю! — и вдруг дошло: они его не понимают! Нет на них амулетов-переводчиков, как на Берте. Хоть изорись — он для них только ещё одна тварь, подлежащая уничтожению, да ещё и подкравшаяся со спины, поэтому самая коварная и опасная. Но — маленькие они ещё, с Донни драться. Увернулся от когтей, цапнул, за что попало, дёрнул на себя, и мимо, и за себя, Дэрри, прими, и рычаг резко вниз, руки дракой заняты — коленом достал! Стабилизатор сдох — пофиг, Лиса ещё сделает, а вот трёх тварей, влетевших таки в портал, прихлопнуть немедленно. Трое на них с Дэрри — это грустно, скорость у них на уровне, могут и поцарапать. Ладно бы их с Дэрри, но тут ещё двое людей в отключке, охота-то на них. Где Рука шляется? Дэрри же вызывал! Ага, вот они. Теперь только выйти отсюда, пока свои с чужими не перепутали! Да не рыпайся ты, вот ведь вёрткая какая! Свои это, свои, понимаешь? Всё уже, всё! Всё кончилось. Так, цыц! Дэрри, этих в Госпиталь, обоих, быстро. Рука Короны, дело Жнеца! Благословенная, здесь обморожение, а здесь и обморожение, и потеря крови, и переохлаждение у обоих, сразу в ящик! По моей страховке, вот карта. Что стоим? Это Поиск, благословенная, там на десяток таких хватит. Да шевелитесь же! А то, обойди Жнец, их ещё и обращать придётся, и кажется мне, что никто меня за это не поблагодарит!
Так, этих пришибли? Не, ребята, не расслабляйтесь, там ещё много! Ща музычку врублю, веселей будет. Готовы? Открываю. Мочи их, ребята, тут наших нет! Уан, ту! Уан, ту, фри, фо!
Вот он и опять тут. Правильно, наверно, говорят: от судьбы не уйдёшь. Очнулся он, конечно, в неприятном месте, что уж тут скажешь! Какой-то гроб с киселём. Но освещённый: вездесущий светляк эльфийский изнутри на крышке прилеплен. Ну, и сел сразу, а как же! Ага. Чуть опять не отключился, искры из глаз, как лбом треснулся! Из-под киселя-то не видно, крышка там, или что. Свет — и свет, на свет и потянулся… Хорошо, райн Донни предупредил местных, что пациент неопытный, вот и дежурили рядом с ним. Как он… постучался, так и открыли.
Только в коридор вышел — Минна на шее с визгом повисла. А рядом Ульрих стоит, улыбается клыкасто. Сказали им, когда примерно он в себя придёт, сидели, ждали. Как же хорошо! Дети мои, как я счастлив! Вы уже посмотрели этот Мир? Ну, и как вам? Я был прав? А-а, то-то же! Хохочут! Всё бы вам смеяться, нежить вы этакая! Ну-ка, ведите меня обедать. Я вас кормил, теперь вы меня покормите!
Райн Донни, как я рад! Нет, правда, рад! Удивительно, но я скучал по вашему сумасшедшему миру. И только сейчас это понял. И о вас, представьте себе! Всегда приятно пообщаться со столь образованным, э-э-э… райном. Вы написали что-нибудь новое? Почитаете? Куда приглашение? Во Дворец? Вы ничего не путаете? Награждение? Мне? За что? За спасение? Но… я просто сделал так, как посчитал правильным… Это же дети, разве можно иначе? Ну-у, не совсем живые, да, но Господь простит, он всемилостив, я же вам говорил. Но-о… мне не в чем пойти… да? Но мне неудобно. Я ведь не смогу отдать… смогу? Премия? Тогда да, тогда с удовольствием! Нет, на Базаре я не был, нет, ни разу. А… простите, а Петер? Неужели выжил? Надо же, а я боялся… Но я рад за Ульриха, я очень боялся, что… Знаете, мальчик же неопытный, мог что-нибудь не так сделать, а начинать новую жизнь с убийства, пусть и нечаянного — как-то нехорошо. Там такой холод. Знаете, райнэ, это у вас немного недодумано. Самим-то вам холод не страшен, но ничего не запасти, а в результате там совершенно нечего есть. Может, кто и был нормальным, но, пока ехал, пока ждал… Очень уж сильный он, этот ваш Зов. И зимой — очень неудачно. Если бы оттуда постучаться можно было, а так… Ах, уже поняли? Ульрих рассказал? Ну, и хорошо. Знаете, райн Донни, кажется, я понял, что за миссию уготовал мне Господь. Я поселюсь там, на Броккене, или рядом, и стану проводником для таких вот заблудших. Там, знаете ли, не то, что лихих людей и бандитов — там даже волков не осталось. Съели, а как же! Всех! Опасно, да, но, думается мне, с помощью Господней справлюсь. Вы меня проконсультируете? Кого лучше на кровь разводить — поросят или кроликов? Приют для умалишенных, как у вас, я вряд ли осилю, это, скорее, новый монастырь закладывать надо, но меня вряд ли поймут. А вот скотину держать смогу. Как думаете, премии хватит мне на обзаведение? Корона? Все расходы? Вы уверены? Потрясающе! Знаете, если ещё хоть три-четыре души удастся мне спасти для Господа, переправив в ваш мир — уже буду знать я, что не напрасно прожил жизнь свою! Ох, Господи, прости меня, грешного, благодарю тебя за милости твои, что спас бренные тела наши и не оставил чистые души сии на растерзание зла бессмысленного! Всё в руце твоей, и не остави нас в юдоли скорбей наших, ибо не ведаем, что творим. Прости, Господи, неразумных чад твоих, ныне и присно и вовеки веков. Кирие элейсон, кирие элейсон!
Глава одиннадцатая
Как пошли наши ребята…
Дома не поколдуешь, приходится каждый раз тремя порталами вдаль мотаться, под заглушку Ри. А то из магистрата сразу за задницу возьмут — как и когда тут появилась, почему у них сразу не зарегистрировалась? Ах, вообще дар не регистрировала? И лицензии нет? Чудненько! И объясняй потом, кто ты и что ты. Семь потов сойдёт, пока докажешь, что ты не злоумышленница коварная. С другой стороны — в Найсвилле уже скоро зима, а здесь вечное лето. В затяжной осенний дождь даже приятно сбежать сюда — погреться. А вот учиться совсем неприятно, оно от погоды не зависит. Но приходится. Дон очень ярко ей расписал, что может натворить бесконтрольная сила, и Лиса признала — надо. «И стало так по слову моему» — это действительно оказалось страшно. Вот так ляпнешь что-нибудь, как у Лисы это водится — глядишь, а оно и «стало». И исправлять страшно — вдруг ещё хуже выйдет? Не бегать же каждый раз кругами с воплем: «Я не хотела, оно само!»
Никогда Лиса учиться не любила. Читать — да, запоем, а учиться — нет, что в школе, что в Универе. У неё и знания-то все получились начитанные, не из программы. Единственное, что учителям удалось ей вдолбить — уголовный кодекс. Но это уж вынужденно, какой же консультант без знания кодекса. Зато психологию почти самостоятельно выучила, и с удовольствием, потому что не по учебнику… И вот — опять учиться! Да ещё и по вечерам, после целого дня работы — корчму-то не бросишь, жалко! Хорошо, хоть спать теперь нужно не больше трёх часов, вполне хватает, а то совсем зашилась бы. И Дона опять где-то носит, всё дела у него. Лучше бы уж он её учил, а не Ри с Роганом! С ним хоть весело…