Коля из села Снегири
Шрифт:
"Ага, - соображал он, - ветер дует в правую щёку и сдует снаряд влево... Значит, мы выстрелим чуть правее, и тогда ветер сдует снаряд точно в дерево. Так... Что ещё?.. До дерева - метров девятьсот... А мы выстрелим на два деления повыше, пока снаряд долетит, он как раз и опустится на сколько нужно".
Генерал стоял в стороне и спокойно покусывал травинку, но на самом деле волновался и очень хотел, чтобы Коля свалил дерево.
А Коля навёл наконец свою пушку и повернул к генералу
– Стрелить?
Коля даже не заметил, что произнёс это слово так, как когда-то произносил его дед.
А генерал сделал вид, что не услышал Колиной ошибки, и скомандовал специальным, артиллерийским голосом:
– Огонь!
Раздался выстрел, пушка подпрыгнула вместе с Колей, и снаряд улетел к дереву. Шли секунды, но оно продолжало стоять, как стояло.
"Мимо...
– понял Николай Яковлевич.
– Промазал..."
Он закусил губу, лоб его сморщился, и стал солдат Исаев похож на того самого маленького Колю, который вот-вот готов был заплакать от какой-то большой обиды.
Никто над ним не стал смеяться, а все занялись своими делами. Генерал тоже отошёл к офицерам и сейчас разговаривал с ними о чём-то.
"Как же так?
– думал Коля.
– Я же так хорошо целился. Я же не мог не попасть. Ну дерево, ну миленькое! Ну упади, пожалуйста!.. Ну дерево!.."
Тут дунул ветер, и в следующее мгновение Коля заорал что было силы:
– Падает! Падает!! Падает!!!
Все обернулись, и на глазах у всех старое, сухое, серое дерево грохнулось оземь.
Больше других растерялся Коля, ведь получилось, будто старое дерево услышало его просьбу.
Но на самом деле вышло вот как: Колин снаряд попал в самую середину ствола и дерево ещё несколько секунд устояло, но потом ветер дунул посильнее и...
– Упало...
– прошептал Коля так тихо, что никто даже не услышал. И тогда солдат Исаев набрал в грудь побольше воздуха, стал по стойке "смирно" и громко доложил:
– Товарищ генерал, цель поражена!
Глава шестая
Дерево в подарок
Вечером того же дня перед домом Прасковьи Кузьминичны остановилась грузовая машина.
– Сынок! Милый!
– обрадовалась хозяйка.
– Не забыл старую! Заходи, касатик! Уж я так рада, так рада! И блинков горячих как раз отведаешь.
Но хоть Коле очень хотелось отведать этих блинков, он отказался:
– Некогда, бабка Паня, дел много. Куда сгружать? Я для вас специально дерево подстрелил.
Когда же часа через два Коля с товарищами напилил и сложил сухие дрова у сарая, он вытер мокрый лоб и сказал:
– Ну, думаю, тут года на полтора хватит, а там, глядишь, и война кончится, и сын твой Петя домой воротится.
– Дождаться бы только, - вздохнула Прасковья Кузьминична и низко поклонилась Коле и его товарищам: - Ой, сыночки! Прямо и не знаю, что бы я без вас делала! Спасибо вам.
– Вы идите, - сказал Коля своим товарищам, - предупредите старшину, что я тут немного задержусь, ещё чем-нибудь помогу.
Солдаты ушли, а Прасковья Кузьминична развела руками:
– А мне, Миколка, ничего не надо, честное слово.
Но Николай Яковлевич оглядел двор по-хозяйски и сказал:
– А вон у тебя, бабка Паня, крыльцо покосилось, так я его сейчас подправлю, ступенька сломана, так я починю. Есть топор?
Топор у бабки нашёлся, и Коля принялся за работу.
В Колиной родне все мужики были плотниками: отец - плотник, дядьки плотники, и дед - плотник, и прадед, и даже прапрадед. А уж как Николай Яковлевич работал, так это просто любо-дорого было смотреть! Про него даже говорили, что он не работает топором, а художничает - не смотри что молодой!
И чего он только не умел этим топором!
Мог, например, из доски сделать игрушечную лодочку, которая потом плавала по луже или по ручью, как настоящий корабль, или, пожалуйста, из простого берёзового полена смастерить медведя, который колет дрова; плясуна, который, если дёргать за верёвочку, будет смешно болтать ногами; журавля, который пьёт из колодца, или кошку, которая играет с мышкой.
А теперь Николай Яковлевич чинил бабкино крыльцо.
Смотреть было приятно, как он работал: топор в его руках звенел, как чудесный инструмент в руках хорошего музыканта.
– Всё!
– весело крикнул Николай Яковлевич и утёр со лба пот.
– Всё, бабка Паня, принимай работу!
Бабка Паня взошла на крыльцо - оно стояло ровно. Старушка топнула ногой по ступеньке - ступенька держалась крепко. Прасковья Кузьминична подёргала перила - свежевыструганные перила не шелохнулись. И бабка вдруг... заплакала.
– Ты чего?
– удивился Коля.
– Ой, сыночек!
– почти неслышно прошептала старая.
– У моего мужика тоже были руки золотые, всё умел. А теперь даже не знаю, где его могила. И Петю моего по разным землям война носит - был бы жив только да фашистов проклятых побили бы мы поскорей!
– Теперь недолго осталось, - успокоил её Николай Яковлевич.
– Скоро и мы на фронт уезжаем. Так что теперь всё, считай, конец фашистам. Жди нас с победой!
Коля не мог тогда знать, что война протянется ещё почти два года и что с Прасковьей Кузьминичной он не увидится больше никогда.
Глава седьмая
В бой за Родину
И вот однажды нас и наших командиров погрузили в самолёт, снизу под самолётом подвесили две противотанковые пушки-сорокапятки, и мы поднялись в воздух.