Коля из села Снегири
Шрифт:
Колины товарищи смотрели и сначала ничего не могли понять: их боевой товарищ, их Коля Исаев, храбрый наводчик Николай Яковлевич обнимался с другим точно таким же Николаем Яковлевичем.
Просто встретились два брата - Коля и Толя Исаевы. Хоть были они и не родные, а всего лишь двоюродные, но так походили друг на друга, что казалось, будто человек смотрит сам на себя в зеркало. Только Николай Яковлевич был одет в солдатскую форму, а его двоюродный брат Толя по-партизански: ватник, перепоясанный ремнём, сапоги, кепка,
Они со своим отрядом, как и положено партизанам, действовали в тылу врага. Взрывали мосты, жгли склады, пускали под откос фашистские эшелоны.
И вот теперь братья встретились у дома, в котором когда-то вместе жили. Вернее, не у дома, а на том месте, где он когда-то стоял. Теперь от него осталась одна почерневшая печь.
Когда-то эта печь была белой-белой, и их бабушка пекла в ней очень вкусный хлеб с хрустящей корочкой. Тогда всё в доме пахло этим душистым хлебом, над крышей из трубы вился голубой дымок. А вечером вся семья собиралась за столом, и они ели замечательные пироги с малиной и ежевикой, запивая их чаем из самовара. Когда же за окнами делалось совсем темно, бабушка, а когда и дедушка, рассказывали им перед сном какую-нибудь историю или сказку.
Вот она, эта печь, стоит, только почернела от пожара да вокруг ветер носит серый пепел - всё, что осталось от их дома.
– Ну, брат, - спросил Коля, - куда ты теперь?
– Ясно куда, - ответил Толя.
– Обратно в лес, к партизанам. Дальше воевать. До победы. А ты?
– И я, - сказал Коля.
– До победы.
– Исаев!
– позвали партизаны Толю.
– Уходим!
– Исаев!
– позвали десантники Колю.
– Уходим!
Братья обнялись на прощание, но вместо обычного "до свидания" Толя сказал:
– До победы!
И Коля сказал:
– До победы!
Они были очень похожи друг на друга, только одеты по-разному.
Братья не знали в эту минуту, что больше никогда не встретятся.
Глава девятая
Под стук колёс
С тех далёких дней, когда Коля познакомился с генералом, когда однажды свалился с неба на крышу дома Прасковьи Кузьминичны, а потом специально для неё подстрелил из пушки сухое дерево, с того времени, как Коля совершил свой первый боевой прыжок, побывал в первом бою и подбил первый фашистский танк, и вообще с той поры, когда он был молодым, зелёным солдатом, прошло около года.
Теперь на Колиных плечах красовались уже не гладкие солдатские погоны, а погоны с двумя узенькими полосочками - Николай Яковлевич стал младшим сержантом.
За это время он совершил ещё около тридцати парашютных прыжков, немного подрос и даже начал бриться. Правда, борода и усы росли у него плохо, и старшина Набатов говорил, что растут они у Николая Яковлевича курам на смех, но Коля на него за эту шутку не обижался и продолжал аккуратно два раза в неделю скрести бритвой свои гладкие, румяные
Коля давно уже не смеялся и даже улыбался редко - просто не мог, он часто думал о своих родных, которых погубили фашисты.
Сейчас под ним стучали колёса - Николай Яковлевич со своей гвардейской частью ехал в эшелоне на фронт.
Да, ты ведь ещё не знаешь, что такое эшелон! Ну, поезд знаешь? Так вот, эшелоном называется поезд, в котором едут одни военные со своим вооружением и техникой.
Под вагоном стучали колёса, а Коля вспоминал родных - улыбку отца, руки мамы, очки на лбу деда, бабушку, сестрёнку. Ведь он их больше никогда не увидит.
"Ни-ко-гда... ни-ко-гда... ни-ко-гда..." - стучали колёса.
Кроме того, у Николая Яковлевича очень болел живот, но он никому об этом не говорил, а то ещё подумают, что он испугался фронта. И Николай Яковлевич терпел. Пусть лучше никто не знает.
Но колёса из-под вагона как будто дразнили, как будто приговаривали: "А мы зна-ем... а мы зна-ем... а мы зна-ем... а мы зна-ем..."
Поезд уже давно проехал Украину, перемахнул через границу и теперь катился по румынской земле.
По обе стороны долины высились горы, поросшие лесом.
Иногда поезд забирался так высоко, что чуть не задевал за облака, которые висели на склонах, цепляясь за кусты и деревья. Воздух в горах был холодным и сырым.
Колю знобило, он плохо себя чувствовал.
Неожиданно зашипели тормоза, вагон дёрнуло, толкнуло, лязгнули буфера, и эшелон остановился.
Колю позвали:
– Младший сержант Исаев!
– Здесь!
– бодро выкрикнул Коля так, как будто он ни о чём не грустил и ничего у него не болело.
– Берите оружие, пойдёте дежурить на паровоз.
По железной лесенке Коля поднялся в кабину машиниста и дружелюбно сказал, как обычно говорили в его деревне, когда приходили в гости:
– Здравствуйте, кого не видел!
После яркого солнца, Коля действительно никого здесь не увидел, но потом разглядел двух человек: помоложе - кочегара и постарше - машиниста.
Кочегар, парнишка лет восемнадцати, как и положено кочегару, был в чёрном, замасленном комбинезоне, даже лицо его было в машинном масле и в угольной пыли.
Хмурый машинист лет сорока пяти в чёрной куртке и таких же брюках сидел у небольшого окошка и смотрел вперёд. На голове его была надета огромная фуражка.
Николай Яковлевич даже не удивился. Он уже заметил, что в Румынии любят носить большие, как зонтики, форменные фуражки, отчего люди становятся похожими на грибы.
На Колино приветствие никто не ответил.
"Они, наверное, моего "здравствуйте" не услышали или по-русски не понимают", - подумал он и ещё раз сказал погромче: