Колыбель предков
Шрифт:
Между тем, как удалось установить Дарту, критика представлений Букланда началась почти сразу после публикации его статьи. Вернувшийся в 1822 году из Южной Африки медик Роберт Кнокс немало подивился, прочитав ее. Дело в том, что он специально изучал многочисленные логова гиен и ни разу не встретил в них скоплений костей. Гиены обычно оттаскивали свои жертвы на открытые площадки около места удачной охоты, устраивали на них пир, а кости, беспорядочно разбросанные, оставались лежать там же до очередного визита хищников. Кнокс написал на доклад Букланда критический отклик, по напечатали его в редком научном журнале, а поэтому знали о нем лишь немногие специалисты. Затем Дарт обратился к книге выдающегося практика-натуралиста Стефенсона-Гамильтона «Жизнь животных в Африке». Автор ее сорок лет возглавлял администрацию национального парка Крюгера и превосходно знал повадки обитателей степей и пустынь Южной Африки.
Кто, однако, охотился на них? Ведь известно, что мясо гиен не привлекает ни одного из плотоядных животных, а из птиц его едят лишь хищные ястребы. Для Дарта ответ не составлял труда — гиен убивали и съедали австралопитеки, самые неприхотливые и неразборчивые из хищников! Проблема, таким образом, ставилась с головы на ноги — не гиены накапливали кости, а, напротив, их останки представляют собой одну из составных частей кухонных отбросов недостающего звена. Имеет смысл в связи с этим отметить, что среди костей подавляющее большинство составляли останки гиен. Следовательно, ее необходимо включить в список животных, охотиться на которых по тем или иным соображениям предпочитали австралопитеки.
Дарт предвидел возражения своему выводу — люди сейчас не едят гиен, так было и в древности. Но в том-то и дело, что десятки и сотни тысячелетий назад тяжелые обстоятельства заставляли человека и его предков забывать о привередливости. Вот почему в пещерах неандертальцев и синантропа находят кости гиены. Они встречаются на становищах, возраст которых составляет пятнадцать-тридцать тысяч лет, а также на стоянках совсем близкой к нам по времени эпохи новокаменного века (V–III тысячелетия до нашей эры). Египтяне начала III тысячелетия до нашей эры упоминают гиен как одомашненных животных или объект охоты, а в списках строителей пирамиды Хуфу гиена зарегистрирована среди съеденной пищи.
Изучая привычки гиен, Дарт обратился к опытным охотникам Южной Африки. Они рассказали, что большинство местных хищников — львы, шакалы, пятнистые гиены — избегают устраивать логова в пещерах или скальных навесах и предпочитают жить на открытых пространствах. Правда, леопард и коричневая гиена, когда у них появляются детеныши, могут ютиться под навесами или в скальных трещинах, но и они поедают свою добычу на открытых площадках. Чтобы окончательно решить вопрос о скоплениях костей в логовах гиен, Дарт попросил Алана Хьюза написать в газеты — не видел ли кто из читателей чего-то подобного? Ответы оказались единодушными — никто завалов костей в местах обитания гиен не наблюдал. И, наконец, последовал практический эксперимент — Дарт после долгих хлопот добился разрешения раскопать логово гиены в заповеднике национального парка Крюгера. Четыре дня помощники Дарта Хьюз и Харингтон, а также четыре африканца копали самую большую из дыр, уходящих под землю. Тоннель разветвлялся на глубине шести футов на четыре отдельные камеры — две короткие и две длинные. Несмотря на тщательные поиски, в логове ничего обнаружить не удалось. Правда, попался скелет черепахи, но гиена не имела к нему отношения — черепаха случайно свалилась в дыру и не смогла из нее выбраться. Раскопки около входа также казались безрезультатными. Кое-где невдалеке валялись панцири черепах, но гиены определенно не проявляли к ним интереса — панцири в отличие от подобных в Макапансгате не были разломаны.
Могли ли вообще гиены при их жадности, прожорливости и неразборчивости, вечном голоде, который они испытывают, позволить себе бросать кости убитых животных? Нет, конечно. Челюсти гиен способны раздробить любую часть скелета, а мощные и твердые зубы легко разотрут его на части, удобоваримые для крепкого, приспособленного к грубой пище желудка. Студент Дан Мэриз провел серию наблюдений над гиеной, пойманной вскоре после рождения. В восемнадцать месяцев она уничтожила без остатка голову, челюсти, зубы и шкуру теленка, а в два года за три дня с легкостью расправилась с головой осла, не оставив от нее ни частицы. Сходные наблюдения позволяют сделать вывод о том, что гиены в древности тоже не накапливали кости, а пожирали их, неоднократно возвращаясь к месту гибели жертвы.
Итак, Дарт после завершения «исторического экскурса» и практической проверки сведений о гиенах мог с уверенностью утверждать, что скопления костей в Трансваальских пещерах оставлены австралопитеками. Костеносная брекчия — не что иное, как культурный слой жилища недостающего звена, его кухонные отбросы. Гиена, конечно, могла заходить в пещеры, по каким-то причинам покинутые австралопитеками, и грызть разбросанные кости, в том числе останки своих сородичей. Следует, к тому же, учитывать следующие обстоятельства: гиены неотступно сопровождали сообщества австралопитеков, как они сейчас следуют по пятам более удачливых в охоте семейств могучих львов, тигров и леопардов, каждый раз терпеливо поджидая конца их кровавого пира, чтобы поживиться остатками. Назойливые спутники в охотничьих экспедициях недостающего звена сами порой становились жертвами предков людей, голодных или выведенных из себя нахальством непрошеных нахлебников…
Разве не сенсационен подобный шторм в антропологии, взрывающий спокойное и, казалось бы, совершенно естественное представление о трансваальских пещерах, как логовах животных? Разве не поражает неожиданностью объяснение скоплений костей в пещерах Южной Африки хозяйственной деятельностью недостающего звена? А выводы об охоте австралопитеков на обитателей степей, пустынь и саванн, а также о собирательстве, как важном подспорье в обеспечении пищей? Каждое из новых заключений Дарта и способ их обоснований били в одну точку: австралопитеки принадлежат к той разновидности антропоидов, которые вступили на стадию очеловечивания. Они — искомое недостающее звено. Во всяком случае, как с чисто антропологической точки зрения, так и по образу жизни австралопитеки более чем какое-либо другое из ископаемых приматов имели шанс занять вакантное место в цепочке предшественников человека, связывающих его с миром антропоидных обезьян.
Впрочем, для окончательного решения все еще недоставало одной весьма существенной особенности, не дававшей покоя самым последовательным сторонникам возведения австралопитеков в почетный ранг недостающего звена, — они, австралопитеки, как считалось, не умели изготовлять и использовать орудия, что определяется как первый и самый весомый признак человеческого статуса. Дарт нетерпеливо наверстывал упущенное за предшествующие десятилетия. Не давая передышки противникам, он высказал мысль о том, что австралопитеки представляли особую стадию в культурной эволюции человечества, когда в качестве орудий использовались не камни, а кости, зубы и рога животных. Дарт даже предложил особое название для этапа недостающего звена — osteodontokeratic kulture, «культура кости, зубов и рогов».
Дарт отдавал отчет в том, что его идея не лишена уязвимых мест: чрезвычайно трудно было доказать использование большинства естественных орудий, поскольку следы работы на них не прослеживались. Тогда в поисках подтверждения он стал изучать не отдельные изолированные кости, а весь комплекс, вместе с окружающими остатками. Случайно ли в одном блоке залегала масса расщепленных костей и клыков свиньи? Почему такой же клык свиньи расположен рядом с несколькими черепами антилоп, включенных в глыбу камня? Не примечательно ли открытие в блоке брекчии, размером около одного кубического фута, черепов павианов и австралопитека с расположенными между ними нижними челюстями еще двух павианов? Как объяснить факт расположения костяных обломков или даже целых сравнительно тонких объектов внутри трубчатых костей конечностей? Одна находка такого рода оказалась совершенно уникальной: в нижней половине обломанной бедренной кости крупной антилопы прочно застрял рог газели. Очевидно, австралопитек, добывая мозг или пытаясь разломать кость, настолько основательно вогнал рог в трубку бедра, что так и не смог извлечь ее обратно. Подобное манипулирование костью и рогом не могла бы выполнить ни одна обезьяна.
Стараясь доказать использование обломков трубчатых костей и искусственную обработку части их, Дарт обратил внимание на высокий процент приостренных костяных отщепов, сколотых при продольном расщеплении трубчатых костей антилоп. Видимо, они раскалывались по строго определенному плану: сначала отделялась головка, а затем с проксимального конца с помощью лопаток, нижних челюстей, рогов и массивных обломков расщеплялась трубка. Отколотые фрагменты превращались в любой инструмент. Иногда части костей ломали руками. В результате появлялся характерный спиралевидный разлом. Из таких обломков делали спиралевидные ножи, толкушки и даже, по утверждению Дарта, ложки, разумеется древнейшие в мире. С помощью их из черепов павианов извлекался мозг. Такое предположение позволили высказать Дарту особенности краев проломов в черепах («бахрома, свисающая внутрь мозговой полости»). Австралопитек, по-видимому, заметил, что острый край пли конец расщепленных костей быстро тупился и терял эффективность. Поэтому для увеличения долговечности инструментов и усиления результативности труда рабочий край ретушировался, то есть вдоль него снимался последовательный ряд чешуек, вследствие чего лезвие становилось прочным, устойчивым, как зубной ряд челюсти антилопы. Дарт выделил девять обломков, края которых имели следы дополнительной подправки — ретуширования.