Колымское эхо

Нетесова Эльмира Анатольевна

— Так стоило его выпускать? Он теперь так и умрет в тюрьме. Не выйдет на волю.

— А у нас бабка была. Жила в бараке. Хро­мая, кособокая, с одним глазом. Увечий куча. Ох, и скандальная карга. Она своего деда все время колотила чем попало. То стиральной дос­кой, утюгом, каталкой. Сама ему по пояс. А до­ставала всюду. Ну, старик терпел, сколько мог. Весь в шишках и синяках ходил. Совестно на человека смотреть было. За всякую мелочь при­диралась к нему. Ну, вот так и ляпнул:

— Уйду я от тебя, старая образина! Надоела так, хоть последние годы поживу человеком. Сил больше нет с тобой в одной избе дышать.

— Она враз замолкла, а ночью убила то­пором. Враз по горлу секанула, и не стало че­ловека.

— Во, змея подколодная. С чего ей взбрело такое. И не каялась. Убила, как курчонка. Ну, что за баба! Ей дали десять лет. Она отсидела их и как только на волю вышла, по новой ее замуж взяли. Только этот мужик не дал на себя руки распускать. Чуть начинается заводиться, он ее в сарай и на бычью цепь сажал. За три за­хода отучил хулиганить. И баба стала путевой. Правда, вся окривела, сгорбатилась, на челове­ка не стала похожей, зато дома справлялась отменно. А она и ему топором грозила. Натура у ней такая паскудная.

— Это что баба. Нервы взвинчены, сбой да­вали. У нас мужики за это сидели. Этим уже терять было нечего. Стоит один раз человека убить, дальше идет как по накатанной. Даже дети не останавливают. Злоба разум перекры­вает.

— А я против драк в семье. Уж если до того доходит, лучше сразу разбежаться и не тянуть время. Оно ведь сразу видно, кто на что спо­собен.

— А ты слышала про Любаву? Эта история всю Колыму облетела. Обросла всякими сказка­ми, небылицами, но живуча и передается каж­дому.

— Про многое слыхал, но не про Любаву. Не попадалось ее дело на пересмотр. И имени такого не встречал,— признался Игорь Пав­лович.

— А история эта случилась давно.

— Да она и не могла проходить у вас по делу.

— Почему? — удивился Бондарев.

— Никто не жаловался. Хотя все знали о том случае.

— Прислали в эту зону парня. С виду обыч­ный, только тихий такой. Ни с кем особо не об­щался, все эдакий задумчивый, немногословный, ни с кем не ругался. Все знали одно, есть у него невеста. Любавой звали. Сказывали, что очень красивой была. Настоящая лебедушка. И лю­бил ее тот парень больше жизни своей. Не могли они жить друг без друга. Тосковали. А и разлу­чили их накануне свадьбы завистливые люди.

— Так часто бывает,— подтвердил Игорь Пав­лович, тяжело вздохнув.

— Вот эта Любава не выдержала и приеха­ла к милому на свидание. Прямо в зону. Хотела взглянуть, жизни без него не стало. Ну, а тут увидели ее, и обалдел от красы девичьей на­чальник зоны. Решил во что бы то ни стало ов­ладеть девицей и позвал ее в кабинет. Долго расспрашивал к кому и зачем приехала. Выз­вался даже помочь встрече. Обещал устроить свидание на несколько дней. Любава была про­стой девушкой и поверила. Ведь начальник зоны по годам в отцы ей годился. Что можно было заподозрить? Он же предложил ей прилечь и от­дохнуть с дороги. Любава так и сделала, тем более, что встречу ей обещали на вечер. Вско­ре она заснула. Путь и правда были не из легких. А начальник зоны свое задумал. Только засну­ла, скрутил девицу и овладел ею. Та, когда поня­ла, выскочила в окно в чем была. Но не вниз, ни на землю упала с третьего этажа, а поплыла по небу, по облакам, гонимая ветром. Нашла на трассе Ванечку, все рассказала ему сердешная и заливалась горючими слезами, что невинность у нее забрали обманом и силой. Что больше не может она на свете жить опозоренной. И самое обидное, что останется негодяй ненаказанным. Ваня кулаки сжимает, не говорит, что надумал. А девушка, ничего не говоря, поймала злодея за шиворот и на виду всей зоны уволокла его в волчий овраг. Сбросила его сверху в самое волчье скопище. Сама поднялась высоко в небо и крикнула:

— Ванюшка! Нет у тебя больше обидчика. Сожрали его волки до последней кости. Но и ме­ня больше нет. Закопай в землю мой прах и не поминай лихом. Знай, я и мертвая буду тебя любить и никогда не забуду.

— Вскоре он нашел тело Любушки. Сделал все, как она просила. И как только сделал ее могилу, на ней белая лилия распустилась. И по сей год она цветет в один и тот же день.

— А вот с начальником зоны и вовсе стран­ное получилось. Его кишки даже волки есть не стали, образовалось из них вонючее болото. Сколько его не засыпают, оно наружу лезет и во­няет жутко. Вот тебе и история. Судить вроде некого, но все начальники зон боятся того слу­чая. Все знают могилу Любушки. На ней и те­перь большой лебедь в небо взлететь собира­ется. Смотрит вверх, а из глаз живые слезы бегут.

— А с парнем что? Уехал, наверное?

— Никуда он не делся. Повесился над тою могилой, где могила Любашина выкопана. Те­перь они навсегда вместе и никакая Колыма их уже не разлучит. Да и нельзя разорвать любовь, если она настоящая,— взгрустнула Варя. И до­бавила:

— Она кричала как лебедка перед смертью. А эти птицы, коль одна погибает, вторая не жи­вет. То мы все знаем. И каждую весну даже те­перь любуюсь на Любавины цветы. Никто их не сеет, сами растут. Они так похожи на белых ле­бедей, спустившихся с неба. Это всем урок: и живым, и мертвым. Есть любовь, но не каж­дому она подарена. Только тем, кто умеет бе­речь и хранить...

Они долго молчали, каждый думал о своем. Игорь Павлович спросил Варю:

— А ты мне покажешь ту лебяжью могилу?

— Конечно. Лебедь как живой, его в любую погоду погладить можно. И весною кричит, го­ворят, зовет своего Ваню. Ждет, когда тот ожи­вет. Но на Колыме чудес не бывает. Тот, кто здесь умер, ушел насовсем. Это я еще с дет­ства знаю.

— И неправда твоя. Колыма тоже отдает, ког­да раздобрится. Вот у нас человека принесли.

Уже мертвого. Током его убило. Насовсем. На­пряжение было высоким. Короче, отбросило его на землю прямо в яму. Кто-то еще несколько лопат земли на него кинул, чтоб покойника не видеть. Ну и пошли все на обед. Конечно, кро­ме покойного. Ну, пока поели, не спешили, я с ребятами о деле говорю. Ищу зацепу, с какой протест писать можно. Вперед не смотрю, толь­ко под ноги. Тут слышу, мужик вскрикнул. Глядь, покойник своими ногами топает в столовку, про­голодался, едри его мать. Из него весь заряд в землю ушел. Спина и ноги болеть перестали. Вот такие чудеса иногда случаются. И теперь живет этот хмырь всем на диво. Ему, как гово­рит, никакое напряжение не страшно. Все пе­реживет. Так что и Колыма, случается, бывает доброй.

— Это не Колыма! На талую землю попал мужик. Повезло ему. Ушел из него заряд, вот и остался жив. Ничего необычного в том нет.

— Ладно, грамотейка выискалась. А вот как скажи, мертвец у патологоанатома со стола сбе­жал. Где его только не искали. И под столами, и на столах, и на складе, нигде его нет, а на завтра на два часа похороны назначены.

— В могилу пошел примеряться.

— Да не было на погосте!

— Значит, к бабе на свиданку смылся.