Колымское эхо

Нетесова Эльмира Анатольевна

— Плохо, что молодых нет. Одна стародежь. В других редакциях веселее. Вот этого мы не учли. Тут со скуки позеленеешь. С кем мы свой приезд отметим? С этими мухоморами? — скри­вились откровенно.

Сотрудники, услышав о себе такой отзыв, от­казались отметить приезд практикантов и быст­ро разошлись по домам.

Евменыч и Бондарев остались вдвоем. Надо было выходить из неловкого положения, и они позвали сына Иванова — Мишку. Тот охотно при­шел в редакцию, что-то прихватил из дома. Втро­ем они

быстро сообразили столик, появилась музыка, нашлись общие темы.

Все трое смеялись над удачными шутками, по достоинству оценили Мишкин дар тамады. Посе­товали, что он не сотрудник редакции, посовето­вали ему попробовать свое перо. Тот пообещал.

Евменыч с Бондаревым сели в другом каби­нете, макетировали завтрашний номер. И совсем забыли о молодежи. Вспомнили, когда грохнула музыка.

Александр с Игорем переглянулись. Решили взглянуть, чем занята молодежь? И долго сто­яли, открыв рот от удивления. Мишка крутился на полу на одной руке, девки прыгали вокруг. Весь стол был заставлен бутылками. Все уже были под градусом.

— Эй, мужчины, давайте к нам, украсьте ком­панию. Вас очень мало, да еще за дверь прячетесь. Давайте вместе веселиться. Ведь мы к вам приехали. Если понравится, попросим, чтоб сюда распределили!

— Шеф! Покажи, на что способны. Веселить­ся надо всем вместе! — предложила Ритка.

Евменыч хорошо танцевал. Но тут никак не мог войти в такт и беспомощно перебирал но­гами.

— Шеф! Куда едешь, это не «барыня».

— Давай шустрее! — ущипнул кто-то за зад­ницу. Иванов от неожиданности подпрыгнул. Та­кого фривольного отношения не ожидал, не да­вал повода.

— Маринка, поставь что-нибудь поживее!

И поставили. Даже стекла в окнах дрогнули, заскрипели двери, такой веселухи в редакции не было никогда.

Прохожие с удивлением оглядывались.

Мишка красный, потный скакал вокруг девок, плохо соображая, кого за что хватал. Главное, что это было доступно.

Игорь Павлович, изредка заглядывая в каби­нет, выдернул оттуда Иванова. Этого никто и не заметил. Евменыч выпил корвалола и хотел сно­ва взяться за газету.

— Мужички, вы нас игнорируете? — вошла Маринка, у какой оторвалась бретелька и висе­ла веревкой на плече.

— Мы скоро вернемся. Вы пока развлекай­тесь сами,— попросил Бондарев, понимая, что Сашке надо отдохнуть, а ему нельзя свалиться.

— Ну, борзые бабы! Кажется, с них скоро тру­сы слетят,— хохотнул Бондарев.

— Молодые, что с них взять! — отмахнулся Иванов.

— Девки бойкие!

— Не-е! Мы в их годы были озорнее!

Прошло еще часа два. Музыка стала поти­ше, свет в кабинете потускнее. Голоса стихли. И в это время в редакцию неожиданно вошла Анна, та самая, на какой собирался жениться сын Иванова Мишка. Она глянула на Александ­ра Евменовича и спросила тихо:

— А где Мишка? Хочу с ним поговорить. В деревне недоразумение вышло. Надо сгла­дить его, помириться. Мелочи не должны отрав­лять жизнь.

Иванов согласно кивнул головой и указал на кабинет, где тусовалась молодежь. Анна откры­ла дверь. Следом за нею туда заглянул Бон­дарев.

Голый Мишка уже лежал с Мариной. Что-то бормотал той на ухо, девка торопила парня:

— Ну чего возишься, как дохлый суслик?

Анна тут же громко захлопнула дверь. Моло­дежь и не заметила ее прихода. Анна, убегая из редакции, бросила через плечо одно слово:

— Козел!

Мишка, узнав о том, ответил:

— Пап! А я вообще раздумал жениться!

Евменыч гулко рассмеялся, ответив:

— Нет худа без добра.

Мишка в этот день не пришел домой. Ноче­вать остался в редакции.

Через неделю Иванов потребовал от девчо­нок материалы. Те сказались больными. И лишь через десяток дней пришли в себя.

Они сдали несколько репортажей, пару зари­совок, один фельетон, несколько информаций. Вели себя тихо, по вечерам уже не пьянствовали, писали, о чем-то тихо говорили. Иногда к ним заходил Мишка. Но не задерживался. У всех нашлись свои дела, все успокоились и каждый остался доволен друг другом.

С Анной парень не помирился. Не предло­жил наладить отношения и вскоре снова уехал в Москву, тепло попрощавшись с практикант­ками.

Нет, он не приглашал их домой, не звал при­езжать сюда на работу, вообще не лез в эти отношения, только дома сказал отцу:

— А крутых практиканток к тебе присылали. Как бы вы с Бондаревым выкручивались, если бы не я? Считай, ваше лицо спас...

Девчата уехали как только закончились два месяца. Заранее тихо собрались. Вошли в ка­бинет Иванова, взяли характеристики. В них он не ругал и не хвалил девчонок, не предлагал остаться, приехать на будущий год. Подав руку, простился тепло с обеими. Пожелал счастливо­го пути и легкого пера в работе.

— Одна польза от их приезда все же была, помешали свадьбе, какую я не хотел,— сознал­ся Александр Евменович Бондареву.

Девчонки на прощание чмокнули в щеки мужи­ков и, даже не сказав до свидания всем осталь­ным, шмыгнули в двери совсем неслышно. Боль­ше их никто не видел ни в поселке, ни в ре­дакции.

Их практика закончилась.

Игорь Павлович с наступлением тепла совсем захандрил, расхворался, стал часто появляться у врачей, сел на таблетки и уколы, у него все пошло в разнос, сон и аппетит. Не помогали ве­черние прогулки. И хотя все мечтал поехать на Колыму, перестал ездить даже в ближние ко­мандировки. Не любил выходить из дома, все сидел у окна, смотрел на прохожих.