Кома
Шрифт:
– От Андрея, – утвердительным тоном отметил Николай.
– Да, от него. Более того, этот молодой человек уже, дескать, был у неё в квартире в отсутствии отца, и чем-то зацепил его память. Андрей заметил, что он может быть опасным, и судя по тому, что произошло на набережной, тут он был совершенно прав. Соне позвонили на сотовый; она сказала, что занята, и отключилась. Меня она не слишком любит, – есть за что. Но при этом уважает, и раньше такого себе никогда не позволяла. Моя ошибка – что я воспринял этот поступок слишком легко, хотя мне это действительно не понравилось. Я поднял одного из своих техников и мы быстро проследили её сигнал, – она двигалась, пока говорила. Поскольку большого риска, по моему мнению, всё же не имелось, то я послал туда только Андрея, знающего тебя в лицо, и ещё одного человека, – но всё это заняло время.
Всё это самые перечисляемые им отрезки времени Николай сейчас и добавлял, – как минуты к первичной цифре. Выходило, что пока он пытался, сквозь свои мысли, хоть как-то слушать Соню, общаться, к ним уже ехали. Подъедь они на пять или десять минут раньше, и всё закончилось бы ничем: её просто увезли бы.
– Теперь выводы, – сказал Корней. Интересные у него были глаза – серые, как весенняя тундра. Северянин?
– Первое, – это то, что стреляли не в неё, а в тебя, причём это явно была не инсценировка. Мой человек сказал, что единственное, что удержало его от того, чтобы выстрелить тебе в бок, когда ты подобрал пистолет, – это то, что ты сразу откатился от них, от Сони. Будь у асассина «Калашников», – ты бы там и остался, но у того оказался какой-то автоматический пистолет, скорее всего «Стечкин». Из движущейся, пусть и медленно, машины, метров с 20 shy;25, наискосок через четырёхполоску, и по активно перемещающейся и отвечающей огнём цели – это в любом случае было нелегко, даже хорошему стрелку. Теперь следующее из всего этого второе, – и этот вопрос я тоже уже задавал: кто ты такой?
– Это неправильный вопрос, – неожиданно для самого себя достаточно спокойным голосом возразил Николай. – Вас на самом деле интересует вовсе не это. Вас интересует, сохраняется ли риск для Сони Гайдук, её отца, и «Феникса», – и какая доля риска связана со мной и теми, кто за мной может стоять. По поводу последнего я отвечу сразу: за мной не стоит никто, я – сам по себе. Риск для Сони – нулевой, если Вы перестанете пускать её гулять по ночным набережным с хрупкими молодыми людьми. Охота была за мной, а не за ней. Риск для «Феникса» – не знаю. Недостаточно информации. Но с тем, что я знаю – я пришёл сюда. Мне нужно поговорить с Анатолием Аркадьевичем.
– Так… – сказал Корней. – И с чего ты взял, что он захочет с тобой говорить? Учитывая, что ты сделал с его дочкой?
– У вас остался пистолет с остатками моих пальцев, – это Николай опять выдал вместо прямого ответа. – Даже если я ни в кого не попал, теоретически вы можете позволить себе повесить на меня всё, что угодно. Мне стоило бросить его в Неву сразу же, как я отстрелял обойму. То, что я этого не стал делать, Вы можете воспринять так, как Вам хочется, но попробуйте предположить, почему именно я так поступил.
На самом деле про свои отпечатки на брошенном под ноги пистолете Николай тогда даже не подумал, но обыграть можно и это. Хотя вообще играть уже хватит. Наверное, действительно пора говорить по-человечески.
– В одной только Москве проживает от 180 до 200 тысяч больных сахарным диабетом, – негромко, совсем другим голосом, чем раньше, сказал он. – Значительная часть из них, тысяч 40-60, получает терапию инсулинами различных типов, в том числе и отечественными. В Москве на препараты по терапии эндокринных заболеваний в настоящее время тратится до 80% всех бюджетных средств, отпускаемых на бесплатные лекарства для льготников. Кроме Москвы, в России и ближнем зарубежье есть другие города. Кроме инсулинов – есть фирменные диабетические тест-системы, расходные материалы и масса сопутствующих товаров. Сколько во всём этом крутится денег, Анатолий Аркадьевич наверняка знает лучше меня…
Врач-интерн Николай Ляхин поднял глаза, и посмотрел на начальника охраны «Феникса» так, как грибник смотрит на лося, случайно встреченного в лесу.
– Вы можете передать ему, что если он не станет сейчас со мной встречаться, эти деньги скорее всего перераспределят без него.
Корней встал, хрустнув сразу и целиком затёкшей за последние несколько минут шеей. Николай не мог этого знать, но начальник СБ действительно был с севера. Он родился в маленьком посёлке, обслуживавшем радиусы геологических маршрутов, и не видел для себя иных перспектив, кроме как пойти по стопам большинства своих сверстников-земляков – в геологоразведку или горнодобывающую промышленность. Однако, отслужив в армии, он неожиданно для самого себя прошёл на «переводческий» факультет Рязанского училища ВДВ. Факультет, занимавшийся, как они тогда шутили, «переводом старушек через дорогу». Выжив в нескольких локальных войнах, и вырвавшись из полыхнувшего Узбекистана вместе с остатками брошенных собственной страной войск, он сумел найти свою нишу в одном из появившихся тогда охранных агентств, купленном впоследствии будущим «Фениксом». Вывернуться он сумел и там, за годы вскарабкавшись на самую вершину пирамиды постепенно богатеющей компании, в «Ближний круг», со всеми его выгодами и минусами. Не в последнюю очередь, – за счёт своего умения разбираться в людях, большинство из которых он видел насквозь. Этого конкретного, достаточно ещё молодого человека он почти не понимал, и это неожиданно бросило его в холод. Он хорошо чувствовал резкий, оглушающий запах свёртывающейся крови, пробивающийся через кривую повязку на левой руке назвавшегося Аскольдом парня. Тот накладывал её одной рукой, и получилось это всё же не слишком, хотя и лучше, чем у Сони. То, что парень не обращал на свою рану вообще никакого внимания, Корнею не понравилось ещё больше, – врач-врачом, но дилетант не должен так себя вести. Хотя… Ему где-то 24-25 лет, – он видел людей, командовавших в этом возрасте ротами. А 60 лет назад – и батальонами.
– Хорошо, я попробую, – сказал он, поднявшись. – Подожди меня. Корней снова ушёл и вернулся через несколько минут, позвав от двери, -
«Пойдём». Тогда поднялся и Николай, выйдя из комнаты вслед за Корнеем. За дверью оказался ещё один охранник в сером камуфляже и с раскнопленной кобурой на поясе, и все вместе, втроём, они прошли по изгибающемуся гигантской диспропорциональной буквой «Г» коридору. За всё время им встретился в нем всего один обогнавший их человек, – среднего роста мрачный мужик не то 40, не то 50 лет, с прямо переходящим в залысины высоким лбом. Корней и охранник довели Николая до немаленького холла, вдоль стен которого стояли несколько затянутых в светлую кожу диванчиков и кресел. Журнальные столики с чем-то цветным и глянцевым, цветы в горшках. Всё было очень прилично. Из-за стола, наполовину закрытого огромным плоским экраном компьютерного монитора, несмотря на поздний час поднялась секретарша с в другое время вызывавшим бы у Николая искренний интерес глубоко ассиметричным запахом стильного пиджака.
– Ира, позаботься о… докторе, – сказал Корней. – Сергей, ты тоже.
Он повернулся к Николаю и заметив: «Без лишнего, ладно?», скрылся за дверью. Николай некоторое время размышлял, что Корней имел в виду, -пока не понял, что речь скорее всего шла про общение с секретаршей и охранником по поводу находящейся где-то в этом же здании Сони Гайдук. Ответив на вопрос профессионально, но несколько напряженно улыбнувшейся ему секретарши, и взяв у неё стакан минералки, он устроился в одном из кресел, стараясь сидеть спокойно. Проблема была в том, что как только он действительно успокаивался, начинала болеть рука (явно секретаршу и напугавшая), и приходилось напрягаться, чтобы не выражать это на лице. С другой стороны, неизвестного стрелка можно было поблагодарить, – он был меток в самую меру, чтобы боль от несложной раны отвлекала получателя его пули от всяких ненужных мыслей, не слишком мешая думать нормально. Помимо этого, он действительно заодно снял с Николая возможное подозрение в инсценировке в стиле журналиста Невзорова. Интересно, удалось ли попасть в стрелка хотя бы «Чёрному»? Судя по тому, как резво машина уехала, в водителя они не попали точно. Но то, как здорово сыпались стёкла, когда они дырявили машину в два ствола, Николаю, – как он с отстранённым интересом осознал, – здорово понравилось. После всего произошедшего с ним и вокруг него за две последние недели, возможность общения с вооруженным и конкретным противником почти на равных принесло ему если не удовольствие, то по крайней мере удовлетворение. Теперь оставалось только ждать.
Кресло было слишком удобным, и голова у Николая кружилась всё сильнее. Держась здоровой рукой за упругий кожаный подлокотник, глаза он старался не закрывать, чтобы совсем не расплыться, – и это немного помогало. Разглядывая стену прямо перед собой, Николай размышлял о том, что даже кома диабетическая сама по себе не идёт ни в какое сравнение с потерей совести. «Кома совести» – это было что-то новое в психологии, и от такой формулировки он сам мрачно усмехнулся, опять постаравшись ничего не выразить лицом, чтобы не напрячь охранника. В последние недели доктор Ляхин поступался собственной совестью настолько часто, что ему, вроде бы, грех было осуждать кого-то другого. Но даже вывернувший свою душу наизнанку, выжегший её почти до пепла, он надеялся, что до комы этого вида он всё-таки пока не дошёл. Если повезёт, какие-то остатки этой самой совести позволят ему дожить отмеренное всё же в более-менее человеческом облике.
Оставив Аскольда в холле, и пройдя до личного кабинета Гайдука через ещё одну комнату, в которой сейчас сидели два вооруженных охранника, Корней несильно стукнул в его дверь костяшками пальцев. Гайдук отозвался, и он вошёл, позаботившись сразу же плотно прикрыть за собой дверь.
– Ну что скажешь?
Глава «Феникса» сидел не за компьютером, а в стоящем перед журнальным столиком кресле, с пачкой каких-то бумаг в руке. Он закончил говорить с напуганной и заплаканной дочкой пять минут назад. Теперь, когда она ушла, он хотел обсудить с Корнеем произошедшее так, как тот должен был видеть его с профессиональной стороны. Сев напротив, Корней рассказал ему о том, что он из этого произошедшего понимал, дословно передав свой разговор с молодым врачом. Вышло немного.