Команда
Шрифт:
– А я все думал, когда в метро ездил - откуда они берутся...
– пробормотал себе под нос Салага, но все услышали и одобрительно заулыбались.
– Так вот, - продолжил Сыч, - Поток наркоты там бешеный. Во дворах домов почти круглосуточно сидят по 2-3 нигги. Дежурят, стало быть.
– Занятно...
– сказал Дубровский.
– А почему твой "фейс" их сам не прижмет, раз такой крутой?
– Пытался, но у них крыша - выше некуда.
– Откуда у негров крыша?
– удивилась Анька, - Они ж негры. Или их крышует ректор РУДН?
– Не смешно. Когда их пытались брать, то даже мелкую рыбу очень скоро выпускали, а ментам сверху вставляли таких пи..юлей, что у тех до пор задницы в шрамах. Что делать будем?
– Как что?
– пожал плечами Дубровский, - Как всегда, по бразильской системе. Возьмем нигу в плен, запытаем до смерти и пойдем вверх по цепочке.
– Запытаем?...
– переспросил Салага.
– Ну да. А что, тебе Сыч не рассказывал, что этот подвал у нас - застенки гестапо?
– мило улыбнулась Анька.
– Да нет, все нормально. Это ж не Сторожевая Башня***. Я, в принципе, согласен. "Наркоторговцам - смертная казнь", и всё такое.
– Боже мой!
– воскликнул Дубровский, - У нас появился кто-то еще более маниакальный, чем я. Ты слышал это, Сыч? Он готов пытать. Бери пример!
– Да ну тебя. Бессмысленная жестокость мне претит.
– А стрелять, значит, не претит?
– съязвила Анька, - Надо же, пацифист какой.
– Молчи, женщина. У тебя, вон, вообще, год секса не было, я боюсь с тобой в одной комнате находиться.
Анька зашипела, но Дубровский рявкнул на обоих:
– А ну прекратить детский сад!
– Слушсь, тащпрапщик!
– Вот так-то. Анька! Бери машину напрокат, заезжай за этими, - он кивнул на Сыча и Салагу, - гавриками и дуй в Некрасовку. Там хватайте "языка" и везите сюда. А уж я с ним поговорю. Все всё поняли? Ну так идите и работайте!
Анька немного задержалась за столом и Дубровский заметил, как она плотоядно глядела на задницу Салаги, поднимавшегося по лестнице.
– Слушай, что, и правда год...?
– Ага.
– ответила Анька, не отвлекаясь и вздохнув, когда Салага исчез из поля зрения.
– Я все никак не могу понять, что ты в Сыче такого нашла?...
Анька задумалась на секунду, а затем, помотав головой, будто отгоняя наваждение, сказала:
– У него член большой.
И вышла из штаба, оставив Дубровского переваривать услышанное.
11.
Отомстить самим насильникам Дубровскому и его Команде показалось мало, и они решились на глупый, но красивый жест.
Поздней ночью возле одного из особняков в дорогом районе остановилась машина, из которой в сторону дома бросили большую сумку с чем-то тяжелым. Впоследствии нашедший её молодой охранник повредился в уме и отправился в психушку на реабилитацию, а хозяин особняка посыл воспринял правильно и начал на Команду охоту, которая переросла в настоящую войну.
Хозяин особняка (которого звали Завет), попытался выловить членов Команды поодиночке в их же дворах, но Дубровский со товарищи обнаружили засаду, и посланцев Завета чуть позже выловили из Москвы-реки.
Завет сжег квартиру Сыча, и едва не убил его родителей, а Команда в ответ закидала особняк самого Завета бутылками с коктейлем Молотова и пристрелила двоих охранников.
Завет объявил награду за головы Команды, а те даже и не подумали убегать и прятаться, а, наоборот, в ответ принялись крушить бизнес Завета. Перестреляли всех его дилеров, уличных торговцев и поставщиков наркоты, сожгли квартиру, превращенную Заветом в притон, и анонимно отправили в полицию целый мешок улик, которые встретили в большим интересом и приняли к сведению, отчего Завет долгое время имел весьма бледный вид.
Обмен ударами происходил долго, и, в конце концов, Завет обнаружил, что проиграл. У него почти не осталось людей, денег и товара на продажу. И тогда настал черед последнего боя.
Завет знал, что Команда рано или поздно придет за ним, прямо к нему домой, и принял все возможные меры предосторожности. Он пытался, было, просить помощи у полиции, но тамошние друзья отвернулись от него, зная, что ничего грозный Завет находится на последнем издыхании и не сможет отомстить за подобное неуважение. Тогда павший авторитет на последние деньги нанял быков, заперся в доме, и целыми днями пил и трясся в ужасе, ожидая выстрелов.
И они не заставили себя долго ждать.
Однажды ночью на посту охраны взорвалась граната, и в особняк ворвались матерящиеся для пущего задора Жора и Сыч, разжившиеся автоматическим оружием и тяжелыми бронежилетами. Сыч, как более здоровый, еще и нес перед собой щит с яркими фонарями, что на первых порах ослепили охрану Завета и не дали им нормально отстреливаться. Жора тащился в арьергарде с автоматом и отстреливал все, что попадалось на глаза. С ближайшей крыши их прикрывал Дубровский купивший-таки охотничий карабин и очень результативно им орудовавший.
Зачистка особняка была быстрой и жесткой. Сыч и Жора щедро бросали гранаты и стреляли во все, что движется, однако, это не всегда спасало от ответных выстрелов - в щит частенько прилетало, да и в бронежилет Жора тоже разок получил, но они уверенно двигались вперед, прокладывая себе дорогу буквально по трупам боевиков Завета. Сыч ругался почти не переставая, Жора стрелял длинными очередями, прошивая стены, двери и мебель, за которой прятались охранники особняка, от взрывов гранат напрочь заложило уши. В конце концов, после ожесточенной перестрелки осталась последняя дверь последней комнаты на третьем этаже, которую Сыч и Жора просто и без затей выломали, и обнаружили сидящего за огромным деревянным письменным столом пьяного в жопу Завета. Рядом с ним валялись пустые бутылки из-под крепкого алкоголя. На столешнице, в лучших традициях жанра, был насыпан кокаин, разделенный кредитной карточкой на дорожки.