Команда
Шрифт:
– Ты во всем этом охренеешь. Ночь-то теплая, к тому же нам сейчас придется чуть пробежаться.
– Ну... Я как-нибудь постараюсь не охренеть.
– улыбнулся Салага.
– Мне нравится твой настрой.
– Сыч указал рукой направление, - Давай в ту сторону.
Побежали. Сыч частенько сдыхал и переходил на шаг, Салага спотыкался о выбоины, и весь взмок. Идея одеть камуфляж уже не казалась ему такой крутой. Бежали напрямую, никуда не сворачивая. Сыч, видимо, решил вспомнить былые навыки паркура, и бодро перепрыгивал через теплотрассы, и низенькие ограды, а также, издавая напряженное "Хэ-эть!", форсировал преграды повыше.
– Стой!
– наконец, Сыч остановился в темном проулке между двумя пятиэтажками. Напротив них, через дорогу, горел фонарь и стояла грязная будка с надписью "бистро". Через окна было видно, что внутри кто-то сидит, еще двое стояли снаружи и, пошатываясь, курили.
– Что такое?
– шепотом спросил Салага.
– Пришли. Мне знакомый капнул, что через этот блевок сегодня пройдет кое-что нехорошее. И очень нам нужное. Ты точно готов?
– На все сто.
– Ну окей, тогда потихоньку двинем...
Когда Сыч пару дней назад на тренировке шепнул Салаге о том, что готов взять его в оруженосцы, тот не поверил своим ушам.
– Что, серьезно?...
– Совершенно. Есть предпосылки к тому, чтобы возродить Команду. Сейчас вакантно одно место штурмовика, и я мог бы взять тебя в обучение.
– Конечно! Я хоть сейчас!
– обрадовался Салага, но Сыч осадил его.
– Я сказал "мог бы". Слушай внимательно. На прошлой трене ты говорил, что готов убивать, и говорил убедительно. Я хочу узнать, что тебя на это сподвигло. Для меня это вопрос не праздный, мне нужен ведомый, и я предпочту видеть на этом месте высоко мотивированного человека. Даже и без малейшей подготовки, но готового убивать, пытать, нарушать закон, и, не дай бог, конечно, но нести всю ответственность за это. Попасть в тюрьму, например. Так что присаживайся и выворачивай душу наизнанку. А я послушаю, и решу - высоко ты мотивирован или низко.
От такого требования Салага чуть было не послал Сыча нахрен, но быстро остыл, уселся напротив и принялся рассказывать.
Салагу мучила целая гора комплексов. Он с детства был очень умным мальчиком, прямо-таки вундеркиндом, прекрасно учился, и его ставили в пример везде, где только можно. Учеба, музыкалка, самодеятельность в школе и вне ее, шахматы - он успевал всё, и редкий родитель в классе удержался и не сказал когда-нибудь своему чаду: "А вот Титов делает вот то-то! А ты почему-то нет!"
Само собой, что на популярности Салаги это сказалось не лучшим образом, и он быстро вылетел в аутсайдеры. Травля, побои, издевательства, проблемы с социализацией - все это росло, как снежный ком, и никак не хотело рассасываться. Городок маленький, школа всего одна, и перевестись было просто некуда. Приходилось терпеть.
Годы шли, Салага, хоть и с большим трудом, научился общаться с людьми, но никому из своих школьных врагов ничего не забыл.
– Психологи часто ищут причины всех расстройств в детстве. В моем случае им бы даже не пришлось глубоко копать.
– горько усмехнулся он.
Злость копилась, не находя выхода и принимая самые причудливые формы - например, любовь к комиксам, но не к классическим, где герои носят трико и никого не убивают, а пожестче - к героям вроде Росомахи, Карателя, Роршаха, и прочим, не гнушающимся использовать оружие и пытки, и не произносящих монологов о ценности человеческой жизни.
– И они правы. Я думаю точно также. Подобные люди - мусор. Всё, что они могут - это нести в мир боль и насилие. В дикой природе особи одного вида не убивают друг друга. Даже хищники в джунглях делят территорию без смертоубийства, потому что они свои. А эти... Они уже не люди. Они сами считают себя выше остальных людей, и отсюда логично проистекает, что не считают себя людьми.
– Да у тебя целая идеология.
– присвистнул Сыч.
– Ты ж почти нацист.
– Не думал об этом.
– опустил голову Салага и продолжил рассказывать.
После окончания школы Салага понаехал в Москву, и у него в наконец-то появилась своя компания. Команда. Салага не рассказывал об этих людях по отдельности, но, судя по интонациям, относился к ним очень тепло. Считал лучшими друзьями. Проводил с ними почти все время. Наконец-то он начал жить в полную силу, и будущее не сулило ничего плохого - ночные гулянки, алкоголь, бары и концерты. Но у судьбы были свои планы на этот счет. Один за одним его друзья плотно сели на какую-то дрянь, и когда Салага заметил это - было поздно. Его тоже пытались пристрастить, но безуспешно: "Да мы и не стали тебе предлагать - ты ж правильный, отказался бы". Смеялись.
Последним смеялся Салага, правда, смех был истерическим.
Он умаялся ходить на похороны друзей, которые сгорели буквально за полгода.
– С тех пор я только укрепился в мнении, что с бандитами, наркоторговцами и прочим отребьем надо бороться без всякой жалости и предварительных ласк. Увидел - выстрелил.
Сыч поднялся с плит и объявил:
– Итак, мой юный друг. Официально заявляю, что ты точно двинутый! За то время, пока я тебя слушал, я понял, что ты псих, садюга и нацист. Надо же, - покачал он головой, - а с виду такой приличный молодой человек...
Салага поник головой, но Сыч продолжил:
– Мне это нравится.
– улыбнулся он, - Наконец-то в Команде будет кто-то еще более больной на голову, чем я.
...А спустя два дня, Сыч, прячущийся в тени здания, указал Салаге туда, где дорога не была освещена.
– Перейдем там.
Перешли. Сыч достал из рюкзака нож и пистолеты. Прицепил одну кобуру себе на пояс, другую отдал Салаге.
– Стрелял когда-нибудь из боевого?
– Нет. А что это? В темноте не видно...
– Макаров. Держи его покрепче, а то с непривычки будет дергаться сильно. Прицепил? Пошли!
К бистро подошли с тыла, после того, как Сыч долго изучал в тепловизор подходы к зданию.
– Никого. Пошли. Двое еще у входа тупят?
Салага осторожно выглянул:
– Нет, зашли.
– Супер. Погнали. Короче так: во-первых, доставай ствол, во-вторых, одевай маску, в-третьих, когда я уложу там всех мордами в пол, держи их в этом положении. Вообще, всё должно пройти без шума и пыли - я зайду, заберу кой-чего, и выйду. Конец фильма. Все понятно, вопросов нет? Тогда погнали.