Командующий фронтом
Шрифт:
— Здравствуйте! — ответили стройно бойцы.
— Смирно, на караул! — скомандовал Лебедев.
Этот день Постышев запомнил на всю жизнь.
На помощь Центросибири в Иркутск прибыл из Красноярска Лазо с двадцатью красногвардейцами. В кабинете сбежавшего коменданта станции Лазо писал:
«Дорогая мама и милый мой Степа! Пишу десятого декабря со станции Иркутск, куда я только что приехал. В городе один за другим, время от времени, громыхают артиллерийские выстрелы. Думал написать вам отсюда открытку, но боюсь до поры до времени вас беспокоить, пересылаю это письмо в надежные руки в Красноярск, оттуда его вам перешлют.
Если что случится, с вещами я уже распорядился. Все личные бумаги и дневники перешлют вам по почте. Я их всецело посвящаю Степе, а также все дневники, которые лежат в письменном столе в Кишиневе… Степа, ты так же будешь революционером, как и твой брат. Крепко целую.
Закончив писать, он заклеил конверт и, подавая его Безуглову, спросил:
— Все исполнишь?
— Не сомневайся, товарищ Лазо.
Лазо вышел с Безугловым на перрон. В холодной синеве неба горели звезды. Из-за Ангары доносились выстрелы — в городе шла перестрелка.
Рябова, переодетого неказистым мужичком, послали в разведку. Он добрался до понтонного моста.
— Куда идешь? — окликнул его человек в косматой папахе.
— На кирпичный завод. Чего пристал?
— В городе бой, не пройдешь.
— Напасть-то какая… Скажи, милый человек, кто с кем воюет?
— Большевики с юнкерами.
— Вон оно что! По тебе видать, что ты рабочий человек, а не юнкер… Чай, большевик? — спросил Рябов.
— Ясное дело.
Рябов повеселел.
— Русские люди, а договориться не могут… Ай-яй-яй, — покачал он головой. — Послушай, милок, кто у вас за старшего? Мне с ним поговорить надо.
Вдали раздался голос:
— Кто на понтоне?
— Чашкин! — отозвался человек в папахе. — А ну поди сюда!
Подошел рослый детина в кожаной куртке, с револьвером в руке.
— Товарищ Селезнев, посмотри, кто такой. К главному просится.
— Чего тебе надо? — спросил Селезнев, посмотрев на Рябова.
— Подмога прибыла из Красноярска.
— Не ты ли Лазо? — обрадованно вскричал Селезнев.
— Что ты, разлюбезный мой… Я простой красногвардеец, а Лазо командир.
— Веди меня к нему! Где он?
— На станции.
Рябов повел Селезнева на станцию. Пройдя с полпути, Селезнев остановился и недоверчиво посмотрел на Рябова.
— А тебя не комендант подослал? — спросил он.
— Дурак ты, милый человек, — выругался Рябов. — Иуда я, что ли?
— А кто тебя знает.
Войдя в кабинет коменданта станции, Рябов доложил:
— Товарищ командир, привел местного большевика. Фамилия ему Селезнев.
Лазо недоверчиво протянул руку и спросил:
— Кто вы?
— Командир второй дружины.
— Ваша задача?
— Охраняю понтонный мост.
— Кто остался в военном городке?
— Еще вчера была третья школа прапорщиков, но с ними договорились.
— Как это договорились?
— Каждому выдали по двести пятьдесят рублей и по отрезу сукна, а взамен получили у них револьверы.
— Ну и как?
— Разошлись, говорю, — махнул рукой Селезнев, — а вот первая и вторая школы у эсеров.
— Как фамилия начальника гарнизона?
— Полковник Никитин.
— Где расположен штаб дружин?
— На Набережной у самой Ангары, в доме Швеца. Там прогимназия Гайдук.
— Проводите меня туда! — попросил Лазо.
В штабе непрерывно хлопали двери — одни дружинники торопливо входили, другие уходили. Представившись начальнику объединенных дружин, Лазо попросил дать ему провожатого до ревкома.
— Рискованно, — предупредил начальник. — Останьтесь здесь, а я сообщу о вашем приезде через связного.
Пока связной, пробираясь через дворы, спешил к Белому дому, Лазо успел разузнать, какие кварталы заняты белогвардейцами, какова численность их сил, чем вооружены красногвардейцы, кто командиры дружин. Связной вернулся через два часа и принес листок бумаги, на котором было отпечатано:
«Военно-революционный комитет назначает С. Г. Лазо командиром всех красногвардейских отрядов гор. Иркутска. Выполнение приказов Лазо является обязательным для всех».
За несколько дней штаб преобразился. В саду, примыкавшем к прогимназии Гайдук, Лазо и несколько прибывших с ним красногвардейцев из его взвода обучали иркутян, как вести уличный бой, делать перебежки, бросать гранаты, оборонять захваченные дома и кварталы.
В одной из комнат штаба десять домохозяек шили из простынь халаты. Никто не догадывался, зачем они нужны.
В полдень пришел Селезнев. На макушке забинтованной головы, неуклюже сидела ушанка.
— Что случилось? — спокойно спросил Лазо.
— С церковной колокольни бьет юнкерский пулемет.
Отобрав десять красногвардейцев из своего отряда, Лазо повел их в комнату, где жужжали швейные машины. Бойцы надели на себя белые халаты. Хитрость, придуманная Лазо, быстро облетела весь штаб. Все с изумлением смотрели на красногвардейцев, которые собирались незаметно пробраться через снежные сугробы до церкви. Изумлен был и Селезнев, подумавший про себя: «С таким командиром не пропадешь. Просто, а здорово».
Прижимаясь к стенам домов, отряд двинулся по улице. Впереди шел Лазо, за ним Селезнев, показывая дорогу. Дойдя до Тихвинской площади, красногвардейцы легли на снег и незаметно доползли до церковной ограды. Привстав на колено, Лазо бросил в разбитое окно церкви одну за другой две гранаты. На колокольне беспорядочно застрекотал пулемет, но уже было поздно: красногвардейцы ворвались в церковь. Оставалось взобраться на колокольню, но это было не так просто. Тогда Лазо пошел на хитрость. Он выслал на площадь пятерых бойцов, и те, лежа на снегу, стали обстреливать пулеметчиков. Юнкера решили, что красные ушли из церкви, и перенесли огонь на площадь. На это и рассчитывал Лазо. Поднявшись на колокольню, он метнул гранату — пулемет мгновенно умолк.
Пулемет был первым трофеем красногвардейцев. Теперь по Тихвинской площади могли свободно проходить связные.
Оставив отряд на площади, Лазо возвратился с Селезневым в штаб. В комнате было холодно, в ноги дуло из сеней. К Лазо подошли две девушки.
— Мы к вам! — обратилась одна из них. — По Троицкой наступают юнкера. Они могут прорваться к штабу.
— Кто вы? — с невозмутимым спокойствием спросил Лазо.
— Я — Катя, а она — Саша. Мы коммунистки.
Через несколько минут Лазо повел второй отряд красногвардейцев. С ним пошли Катя и Саша. Незаметно примкнул и Селезнев. Теперь он присматривался к Лазо, прислушивался к тому, что он говорит, как приказывает, как учит. Ему нравились в этом молодом, не по годам серьезном человеке уверенность и спокойствие.