Комедианты
Шрифт:
Он смотрел на меня, словно не понимая вопроса.
– Неужели с тех пор, как я уехал, не было ни одного постояльца?
– Нет, мсье. Только…
– Только что?
– Четыре ночи назад приходил доктор Филипо. Он сказал, никому не говори.
– Что ему было надо?
– Я говорил, ему нельзя остаться. Я говорил, тонтон-макуты придут сюда его искать.
– А он что?
– Все равно остался. Тогда повар ушел и садовник ушел. Говорят, он уйдет – мы вернемся. Он очень больной… И он остался. Я говорю, иди в горы, а он говорит, не могу, не могу. У него ноги распухли. Я говорю, надо уходить, пока вы не вернулись.
– В хорошенькую историю я попал с места в карьер, – сказал я. –
– Я слышу машину, кричу ему: тонтоны, уходи, быстро! Он очень усталый. Не хочет уходить. Говорит, я – старый человек. А я говорю: мсье Брауну конец, если вас найдут здесь. Вам все равно, если тонтоны вас найдут на дороге, но мсье Брауну конец, если вас поймают тут. Я говорю, я пойду и буду с ними говорить. Тогда он быстро-быстро побежал. А это был только этот дурак таксист с чемоданами… Тогда я тоже побежал, ему сказать.
– Что же нам с ним делать, Жозеф?
Доктор Филипо был не такой уж плохой человек для члена этого правительства. В первый год своего пребывания на министерском посту он даже сделал попытку улучшить условия жизни в лачугах на берегу; в конце улицы Дезэ построили водопроводную колонку и выбили его имя на чугунной дощечке, но воду так и не подключили, потому что подрядчику не дали взятки.
– Я пошел к нему в номер, а его нет.
– Ты думаешь, он сбежал в горы?
– Нет, мсье Браун, не в горы, – сказал Жозеф. Он стоял внизу, понурив голову. – Я думаю, он делал очень нехорошо. – И тихо произнес то, что было написано на моем пресс-папье: «Requiescat In Pace», – Жозеф был хорошим католиком, но и не менее ревностным почитателем вуду [21] . – Прошу вас, мсье Браун, пойдемте со мной.
21
вероисповедание и тайный ночной религиозный ритуал негров Вест-Индии
Я последовал за ним по дорожке к бассейну, где когда-то парочка занималась любовью – это было давно, в счастливые, незапамятные времена. Теперь бассейн был пуст. Луч моего фонарика осветил пересохшее дно, усыпанное опавшими листьями.
– В другом конце, – сказал Жозеф, стоя как вкопанный и не делая больше ни шагу к бассейну. Доктор Филипо, видно, добрел до узкой полоски тени под трамплином и теперь лежал там скорчившись, подтянув к подбородку колени, словно пожилой зародыш, обряженный для погребения в новый серый костюм. Он сначала перерезал себе вены на руках, а потом, для верности, и горло. Над головой у него темнело отверстие водопроводной трубы. Нам оставалось только пустить воду, чтобы смыть кровь, – доктор Филипо позаботился о том, чтобы причинить как можно меньше хлопот. Он, по-видимому, умер всего несколько минут назад. Первая мысль, которая мелькнула у меня в голове, была чисто эгоистической: человек не виноват в том, что кто-то покончил самоубийством у него в бассейне. Сюда можно попасть прямо с дороги, минуя дом. Раньше сюда постоянно заходили нищие – продавать купающимся деревянные безделушки.
Я спросил Жозефа:
– А доктор Мажио еще в городе? – Жозеф утвердительно кивнул. – Ступай к мадам Пинеда – ее машина стоит внизу – и попроси ее подвезти тебя до его дома, это по дороге в посольство. Не говори, зачем он тебе нужен. Привези его сюда, если он согласится.
Доктор Мажио был, по-моему, единственным врачом в городе, который осмелится прийти к врагу Барона Субботы, хотя бы и к мертвому. Но прежде чем Жозеф успел сделать шаг, послышался стук каблуков и голос, незабываемый голос миссис Смит.
– Нью-йоркской таможне есть чему поучиться у здешних чиновников. Они были с нами так вежливы. Среди белых никогда не встретишь таких любезных людей, как цветные.
– Осторожно, детка, смотри, тут яма.
– Я отлично вижу. Сырая морковь замечательно укрепляет зрение, миссис…
– Пинеда.
– Миссис Пинеда.
Шествие заключала Марта с электрическим фонариком. Мистер Смит сказал:
– Мы нашли эту милую даму внизу в машине. Вокруг не было ни души.
– Ради бога, простите. Совсем забыл, что вы решили поселиться у меня.
– Я думал, что и мистер Джонс сюда поедет, но его задержал полицейский офицер. Надеюсь, у него не будет никаких неприятностей.
– Жозеф, приготовь номер люкс «Джон Барримор». И посмотри, чтобы там было достаточно лампочек. Прошу прощения за эту темь. С минуты на минуту включат свет.
– А нам это даже нравится, – сказал мистер Смит. – Такая таинственность.
Если душа еще некоторое время, как говорят люди, витает возле покинутого ею тела, каких только пошлостей ей не приходится слышать, а она ведь так отчаянно ждет, что кто-то выскажет глубокую мысль, произнесет фразу, способную возвысить только что покинутую ею жизнь. Я сказал миссис Смит:
– Вы не возражаете, если вам сегодня подадут только яйца? Завтра я все налажу. К несчастью, у меня вчера ушел повар.
– Не беспокойтесь, – сказал мистер Смит. – Говоря по правде, мы немножко догматики, когда дело касается яиц. Но у нас есть истрол.
– А у меня – бармин, – добавила миссис Смит.
– Нельзя ли попросить немного горячей воды? Мы с миссис Смит легко приспосабливаемся к любым условиям. Вы о нас не беспокойтесь. У вас тут прекрасный бассейн для плавания.
Желая показать, как он глубок, Марта направила свой фонарик на трамплин и более глубокую часть водоема. Я поспешно отнял у нее фонарик и направил его луч на ажурную башенку и нависший над пальмами балкон. Наверху уже горел свет – Жозеф убирал номер.
– Вон там ваши комнаты, – сказал я. – Номер люкс «Джон Барримор». Прекрасный вид на Порт-о-Пренс – гавань, дворец и собор.
– А Джон Барримор действительно там останавливался? – спросил мистер Смит. – В этих самых комнатах?
– Меня тогда еще здесь не было, но могу вам показать его счета на выпивку.
– Какой талант погиб! – печально заметил он.
Меня мучила мысль, что экономия электроэнергии скоро кончится и во всем Порт-о-Пренсе вспыхнут огни. Иногда свет выключали на три часа, иногда меньше чем на час, – порядка в этом не было. Уезжая, я сказал Жозефу, что во время моего отсутствия гостиницу надо вести, как всегда – кто его знает, а вдруг на несколько дней здесь остановится парочка журналистов написать репортаж, который они наверняка озаглавят «В Республике кошмаров». И может быть, для Жозефа «вести гостиницу, как всегда» означало по-прежнему зажигать фонари в саду и освещать бассейн… Мне не хотелось, чтобы кандидат в президенты увидел труп, свернувшийся калачиком под трамплином, – ну хотя бы не в первый же вечер? У меня свои представления о гостеприимстве. И потом, ведь он же говорил, что у него рекомендательное письмо к министру социального благоденствия!..
Наконец на дорожке появился Жозеф. Я сказал ему, чтобы он проводил Смитов в их комнаты, а потом отвез миссис Пинеда в город.
– Наши чемоданы на веранде, – сказала миссис Смит.
– Они уже у вас в номере. Обещаю, что этот мрак скоро кончится. Вы нас должны извинить, у нас очень бедная страна.
– Когда подумаешь, сколько света жгут зря на Бродвее! – воскликнула миссис Смит, и, к моей радости, они двинулись к дому. Жозеф освещал им путь. Я остался у мелкой части бассейна, и теперь, когда мои глаза привыкли к темноте, я, казалось, различал труп – его можно было принять за кучку земли.