Коммунистическая оппозиция в СССР (1923-1927) (Том 1)
Шрифт:
У меня нет нигде и намека на ту мысль, будто большевизм, каким он вышел из предреволюционной истории, нуждался в изменении своего существа посредством "троцкизма"; наоборот, у меня прямо сказано, что необходимой составной частью формирования большевизма была борьба с теми тенденциями, которые были известны под именем троцкизма. Другими словами, у меня сказано прямо противоположное тому, что мне приписывают. Без умаления мною роли партии, без игнорирования мною значения и смысла ее беспримерной дооктябрьской подготовки все построение возрожденной опасности троцкизма лишается главного своего устоя. Между тем, ни такого умаления, ни такого игнорирования у меня нет и в помине. Главная моя мысль, вокруг которой все остальное вращается, как вокруг своей оси, приведена выше, и я ее здесь снова повторяю, "мы с вами должны будем учиться еще яснее и глубже понимать и ценить характер, смысл и природу нашей партии, обеспечившей пролетариату победу в октябре и ряд побед после октября". ("Восток и Запад", стр, 11). Это есть мысль ленинизма. Я ее не подмениваю и не разжижаю. Я ее отстаиваю и проповедую.
"Демократическая диктатура пролетариата и крестьянства"
Как обстоит дело с "троцкистским" пониманием роли партии, мы видели. Но мою критику ленинизма
В чем была суть октябрьских разногласий между тов Каменевым и Лениным? В том, что тов. Каменев стоял за завершение буржуазной
революции под лозунгом демократической диктатуры пролетариата и крестьянства, в то время, как Ленин, на основе уже развернувшейся буржуазной революции, подготовлял и призывал к социалистической диктатуре пролетариата, ведущего за собою деревенские низы. Таково самое существо двух тенденций в октябре. Ленин выступает со всей решительностью против каменевской постановки, отметая формулу демократической диктатуры пролетариата и крестьянства, как пережившую себя. "Надо равняться, - говорит он, - не по старым формулам, а по новой действительности". Ленин спрашивает: "Охватывается ли эта действительность старобольшевистской формулой тов. Каменева: "буржуазно-демократическая революция не закончена"? "Нет, отвечает он, - формула устарела. Она никуда не годна. Она мертва. Напрасны будут усилия воскресить ее". Значит ли это, что Ленин попросту "отрекался" от формулы демократической диктатуры пролетариата и крестьянства? Нет, нисколько. Такого отречения я ни мало не навязываю ему. Наоборот, я прямо говорю (стр. XVII), что Ленин, - в противовес всей шаблонно-западнической традиции русской социал-демократии, начиная с Группы Освобождения Труда, дал своеобразию русской истории и русской революции политическое выражение в формуле демократической диктатуры пролетариата и крестьянства, причем эта формула имела для него -как и все другие политико-тактические формулы насквозь динамический, действенный и, следовательно, конкретно-обусловленный характер. Она была не догмой, а руководством к действию. Я спрашиваю в предисловии: осуществилась ли демократическая диктатура пролетариата и крестьянства в условиях революции 1917 года, и отвечаю, твердо опираясь на Ленина, что она осуществилась в виде полувластных рабоче-солдат-ских советов, которые не хотели полной власти. Ленин узнал свою формулу и в этой очень измененной и преломленной действительности. Он установил, что дальше этого половинчатого осуществления старая формула в данной исторической обстановке не пойдет. В то время, как противники захвата власти считали, что нам нужно "завершение" демократической революции, Ленин отвечал: все, что по "февральской" линии можно было сделать, уже сделано, уже осуществилось; старая формула уже пережила себя; нужно из развития действительности вывести новую формулу действия. Ленин обвинял своих противников в том, что они не узнали "демократической диктатуры" в том ее виде, в каком она осуществилась в условиях февральской революции. Уже с начала апреля Ленин неутомимо разъясняет: "Кто говорит только о революционно-демократической диктатуре пролетариата и крестьянства", тот отстал от жизни, тот в силу этого перешел на деле к мелкой буржуазии против пролетарской классовой борьбы, того надо сдать в архив "большевистских" дореволюционных редкостей - можно назвать: архив "старых большевиков" (XIV, ч. 1, стр, 29). Ленин настойчиво повторяет, что его противники, противопоставляющие изжившую себя формулу потребностям революции, тем самым "сдаются беспомощно мелкобуржуазной революционности". Вот ленинская постановка вопроса. В таком именно виде я ее и излагаю. Почему моя солидаризация с Лениным, а не с тов. Каменевым, в этом краеуголь
ном вопросе октябрьского переворота, оказывается ревизией ленинизма? Почему понятие ленинизма в отношении к октябрю охватывает Каменева, который принципиально противостоял Ленину, и исключает меня, который шел с Лениным? Не слишком ли гибким и услужливым становится тут слово ленинизм?
Чтобы построить подобие моста к такому совершенно неожиданному и невероятному противопоставлению ленинизма и антиленинизма в октябре, понадобилось изобразить дело так, будто я ошибку Каменева и других вижу в их большевистской последовательности; будто я говорю: "смотрите, вот эти товарищи действительно пошли до конца по пути ленинской формулы и попали в плен к мелкобуржуазной революции". Но у меня не было и речи о том, будто ошибка октябрьских противников Ленина состояла в том, что они "последовательно" применяли ленинскую формулу. Нет. Ошибка их состояла в том, что они относились к ленинской формуле не по-ленински, они не узнали своеобразного противоречия этой формулы в действительности: в том, что они не поняли переходного этапного характера формулы 1905 года; в том, что они, говоря словами Ленина, заученные формулы противопоставляли изучению действительности; в том, другими словами, что они понимали ленинскую формулу не по-ленински. Это констатировал сам Ленин и дал исчерпывающий анализ этой ошибки.
Все для той же цели, то есть для того, чтобы мою (вернее ленинскую) критику тов. Каменева и других превратить в критику мною ленинизма понадобилась цитата из моей статьи 1909 года, не из предисловия 1924 года, а из статьи 1909 года, где я говорил, что формула демократической диктатуры пролетариата и крестьянства угрожает на известном этапе революции обнаружить свои антиреволюционные черты. Да, я это писал в 1909 году в журнале Розы Люксембург. Статья эта вошла в состав моей книги "1905", которая не раз переиздавалась после 1917 года и на русском и на иностранных языках, без протестов или возражений с чьей бы то ни было стороны, ибо все понимали, что статью надо брать в условиях времени, когда она писалась. Фразу из полемической статьи 1909 года нельзя, однако, вклеивать в предисловие 1924 года. Можно по поводу цитаты 1909 года с полным правом сказать, что когда я писал ее, я не отдавал себе отчета в том, что оспаривавшаяся мною формула имела для Ленина не самодовлеющий, а этапный, подготовительный характер. Такое обвинение будет правильным,
при этом, однако, Троцкий ничего не говорит о своем отказе от старой формулы перманентной революции; отсюда приходится сделать тот вывод, что Троцкий, на основании опыта революции 1917 года, истолковывает свою старую формулу в ленинском духе. Вот единственный вывод, который можно было бы сделать на этот счет - и то не на основании предисловия, где самый вопрос о перманентной революции не поднимается, как исторически ликвидированный, -- а путем сопоставления предисловия со старыми моими работами, отражавшими разные политические этапы развития. И такой вывод был бы до известной степени правильным. То, что для меня было основным в формуле так называемой перманентной революции, это убеждение в том, что революция в России, начавшаяся, как буржуазная, должна будет неизбежно завершиться социалистической диктатурой. Если тактически-центристские тенденции, как я показал выше, отделяли меня от большевизма и противопоставляли ему, то основное политическое убеждение в том, что русская революция должна будет передать власть пролетариату, противопоставляло меня меньшевикам и через все этапы вело в лагерь большевизма. Но это, однако, стоит в стороне от занимающего нас вопроса. Во всяком случае я отвергаю, как нечто совершенно смехотворное, приписываемое мне мнение, будто Ленин или большевистская партия пришли к "моей" формуле революции, убедившись в ошибочности собственной формулы.
Я вынужден, однако, заранее признать, что можно, при желании, получить любые выводы по части подмены ленинизма троцкизмом, если пользоваться безразборчиво цитатами, относящимися к разным периодам на протяжении двух десятков лет, произвольно комбинируя эти цитаты, и особенно, если приписывать мне то, что я вообще никогда не говорил. Как известно, больше всего посчастливилось в этой дискуссии формуле "без царя, а правительство рабочее". Думаю, что не менее десятка авторов (и сколько ораторов!) приписывали мне друг за другом эту неправильную политическую формулу. Должен, однако, сказать, что популярную прокламацию под таким заголовком: "без царя, а правительство рабочее!" написал летом 1905 года Парвус, находившийся заграницей, тогда как я нелегально проживал в то время в Петербурге и ни в какой с ним связи не состоял. Прокламация эта вышла в заграничном издательстве за личной подписью Парвуса, и никем в России не перепечатыва-лась. Никогда я за эту упростительскую формулу Парвуса на себя ответственности не брал. Как раз в тот период я написал ряд прокламаций, из которых более существенные печатались в тайной бакинской типографии большевиков (лето 1905 года). Одна из таких прокламаций была специально адресована крестьянам. Ни в одной из этих моих прокламаций, в большинстве ныне розысканных, нет "перепрыгивания" через демократическую фазу революции. Все они выдвигают лозунги учредительного собрания и аграрной революции. Таким и подобным ошибкам в статьях, направленных против меня, несть числа. Останавливаться на этом нет, однако, надобности. Вопрос состоит ведь не в том, как я лично на разных этапах своего политического развития формулировал перспективы и задачи революции, а в том, правильно ли я ныне, в 1924 году, анализировал
ленинскую постановку основного тактического вопроса во внутренней связи с ходом октябрьской революции.
Никакой ошибки мне в этой области не указали. В теоретическом освещении октябрьского переворота я в полной мере остаюсь на основах ленинизма, как и в практическом проведении октября шел с Лениным.
Один из авторов умудрился даже заявить, будто я оцениваю октябрь... по Суханову и, в противовес этому, сослался на известную статью Ленина о книге Суханова. Ясно: троцкизм против ленинизма! Почтенный автор попал при этом пальцем в небо. 5 февраля 1923 года, то есть задолго до того, как мы узнали отзыв Ленина, я написал в редакцию "Правды" письмо, в котором, между прочим, так характеризую книгу Суханова: "Я перелистал на днях один из вышедших томов "Записок о революции" Суханова Нужно дать об этой книге, мне кажется, уничтожающую рецензию. Более пошлую карикатуру на интеллигентский эгоцентризм трудно придумать... Сперва он (Суханов) ловил за ноги Керенского, поддерживал слева за локоть Церетели и Дана, внушая им самый что ни на есть благородный образ жизни, а затем - внушал правильный революционный образ действий большевикам Суханов был ужасть как огорчен в своем благородстве, когда Ленин скрылся после июльских дней. Он, Суханов, так никогда бы не поступил"... И прочее и прочее В "Правде" появилась тогда же рецензия, написанная в духе моего письма и даже со включением части его в рецензию. Читатель видит из этого, в какой мере я был склонен оценивать революцию "по Суханову"!..
Ленинизм и "бланкизм"
Теперь нам необходимо обратиться к обвинению, которое является в одно и то же время и наиболее чудовищным по замыслу и наиболее нелепым со стороны своего обоснования: я, видите ли, изображаю Ленина "бланкистом"(!!!), а себя - чуть ли не спасителем революции от ленинского бланкизма. Только полное полемическое ослепление могло подсказать такое обвинение.
Что послужило, однако, поводом для этих совершенно невероятных разговоров о "бланкизме"?
В сентябре, в дни Демократического Совещания, Ленин предложил из Финляндии, где он скрывался, Центральному Комитету окружить Александринку, где заседало Демократическое Совещание, арестовать его, занять Петропавловку и прочее. От имени питерского Совета в сентябре еще нельзя было провести этот план, так как организация Совета еще необольшевиченная, как следует быть, была для этого не приспособлена: Военно-Революционного Комитета еще не существовало. "Эта постановка вопроса,-- так говорится в моей книге о сентябрьском предложении Ленина, -- предполагала подготовку и совершение восстания партийным путем и от лица партии с тем, чтобы затем осветить победу через Съезд Советов" Почему-то некоторые товарищи сделали отсюда тот вывод, будто я считаю сентябрьское предложение Ленина - бланкизмом (!!!). Я совершенно не могу понять, при чем тут бланкизм? Под бланкизмом надо понимать