Конец радуг
Шрифт:
– Д-да.
– Неделю назад я побывал здесь. Тогда вы не узнавали его.
Странно было вглядываться назад в этот сумрак, но…
– Да. Я был уверен, что у меня нет сына. Я не так стар. Мне просто хотелось домой, в смысле, в дом моих родителей, в Бишопе. Меня даже сейчас удивляет, что Боб такой взрослый. – Тяжкий груз следствий из этого факта упал на его плечи. – Значит, мои родители мертвы…
Рид кивнул.
– Боюсь, что так, Роберт. Вам предстоит вспомнить почти всю жизнь.
– По кусочкам, как петчворк? Или старые воспоминания проявятся первыми? Или я застряну в какой-то точке?..
– Доктора вам пояснят лучше меня. – Рид помедлил. – Роберт, послушайте, тут вот еще
Поэтом! Но он сомневался, что этот ранг произведет на Рида большее впечатление.
– Да. Профессором… в смысле, заслуженным, на пенсии. Английская филология и литература. Стэнфорд.
– Хорошо. Вы были умным человеком. Вам многому придется научиться, но я уверен, что ваши таланты к вам вернутся. Не паникуйте, если не сможете чего-то вспомнить. Но и не давите на педали слишком сильно. Практически ежедневно врачи будут восстанавливать какие-то дополнительные способности. В теории так вам должно быть проще. Правы теоретики или нет, но это не имеет значения, если вы расслабитесь и сохраните спокойствие. Помните, у вас большая любящая семья.
Лена. Роберт на мгновение потупился. Не совсем возвращение в детство, но вроде второго шанса. Если болезнь Альцгеймера полностью прошла, если, если… тогда, возможно, ему осталось еще лет двадцать – наверстать упущенное. Две цели: поэзия и…
– Лена.
Рид склонился к нему.
– Что вы сказали?
Роберт поднял голову.
– Моя жена. Я хотел сказать, бывшая жена. – Он попытался вспомнить еще что-нибудь. – Боюсь, что никогда не вспомню, как оно повернулось после того, как я с катушек съехал.
– Как я уже сказал, не переживайте по этому поводу.
– Я помню, что был женат на Лене и растил Бобби. Мы разошлись много лет назад. Но я… я также помню, что она была со мной, когда Альцгеймер меня реально подкосил. А теперь снова пропала. Рид, где она?
Рид нахмурился, потом, подавшись вперед, застегнул сумку с оборудованием.
– Мне жаль, Роберт, но она умерла два года назад. – Поднявшись, он осторожно похлопал Роберта по плечу. – Думаю, мы сегодня достигли отличного прогресса. Мне пора бежать.
В былой жизни Роберт Гу технологией интересовался даже меньше, чем текущими событиями. Природа человека не меняется, а задача поэта – выделить и отобразить эту неизменную суть. Теперь… блин, я воскрес из мертвых! Спору нет, это уже нечто новое под солнцем, технологический кунштюк слишком серьезный, чтобы его игнорировать. Новый шанс в жизни, возможность продолжить карьеру. И вполне ясно, в каком направлении ее продолжать: начиная от «Тайн веков». Он истратил пять лет на поэмы из условного цикла. «Тайны ребенка», «Тайны молодых влюбленных», «Тайны старика»… Что до «Тайн пути к смерти», то это подделка от начала до конца, написанная прежде, чем он начал умирать сам, и неважно, что ее, кажется, считают лучшей частью цикла. А теперь… да, нечто новое: «Тайны вернувшегося». Идеи зарождались, стихи, несомненно, воспоследуют.
С каждым днем он ощущал в себе новые перемены, старые преграды без предупреждения рушились. Он спокойно воспринял совет Рида Вебера терпеливо отнестись к временным ограничениям. Столько перемен, и все они – к лучшему. Настал день, когда к нему вернулась способность ходить, пускай и дергающейся, неустойчивой походкой. В тот первый день он падал трижды и с каждым разом едва поднимался.
– Если не ушибете голову, профессор, все с вами будет в порядке, – говорил Рид.
Понемногу навыки ходьбы улучшились. К тому же он и руками теперь многое мог делать,
А спустя еще два дня… он сыграл партию в пинг-понг с внучкой. Он помнил этот стол. Он его купил маленькому Бобби тридцать лет назад. Он даже помнил, как Боб его ухватил и забрал с собой, покидая наконец дом в Пало-Альто.
Мири посылала мяч через стол на все лады – медленно и быстро, оттачивала технику. Роберт перебегал туда-сюда. Он без труда удерживал мяч в поле зрения, но приходилось бить по нему очень аккуратно, чтобы тот не улетел слишком высоко. Игра шла неторопливо и осторожно, пока Мири не вырвалась вперед со счетом 15:11. А потом он взял пять розыгрышей подряд, спазматически дергаясь при ударах: это каким-то образом помогало наотмашь посылать белый пластиковый шарик в дальние концы стола.
– Роберт, ну ты даешь! Ты же просто придуривался!
Бедная толстушка Мири вся запыхалась, пытаясь за ним угнаться. Роберт не умел придавать шарику вращение, но и Мири не была сильным игроком. 17:15, 18:15, 19:15. Потом вся мощь покинула его удары, и он снова стал неуклюжим рохлей. Теперь уже внучка с ним не церемонилась, а выиграла шесть розыгрышей подряд – и с ними партию.
А потом кинулась обнять его.
– Ты классный! Но ты меня больше не обманешь!
Не было смысла объяснять ей услышанное от Акино: реконструкция нервной системы будет порождать случайные всплески активности. Возможно, он обретет рефлексы атлета, но более вероятно, что кончится лечение чем-то близким к среднему уровню координации.
Забавно было снова обращать внимание на календарь. Дни недели потеряли значение еще до того, как он съехал с катушек. Но теперь по выходным внучка проводила с ним весь день.
– А на кого была похожа двоюродная бабушка Кара? – спросила она однажды субботним утром.
– Она была очень похожа на тебя, Мири.
Девочка вдруг улыбнулась – широкой, довольной улыбкой. Роберт догадался, что такой ответ и был ей желателен. Но это чистая правда, не считая того, что у Кары никогда не было проблем с весом. Мири действительно напоминала Кару в те годы взросления, когда почитание старшего брата как героя уступило место другим делам. Личность Мири представляла собой усиленную версию Кары. Очень умна, вероятно, смышленей своей двоюродной бабки, и уже проявляет характерные для нее качества: исключительную независимость и моральное превосходство. Ох, помню я эту постоянную заносчивость, – подумал Роберт. Постоянный источник раздражения; снова и снова сталкиваясь на этой почве, они в конце концов разругались и отдалились.
Иногда Мири приводила своих сверстников. Мальчишки и девчонки, почти неразличимые в этом возрасте, в эту эпоху. Несколько кратких лет их физическое развитие будет почти одинаковым. Мири любила парный пинг-понг.
Он непроизвольно улыбался, глядя, как она своих приятелей строит по струнке. Турнир организовала. И, скрупулезно придерживаясь правил, все равно выиграла. Когда пара Мири уступала в счете, челюсти девочки сжимались в яростной решимости, а в глазах сверкала сталь. На послематчевых разборах она без труда признавала собственные оплошности, но также не щадила напарников и напарниц.