Конец заблуждениям
Шрифт:
– Кто бы стал лгать о таких вещах?
Между ними воцарилось молчание, Блейк пытался понять, что это будет означать для его друга.
– Ты серьезно? У вас будет ребенок? В таких обстоятельствах? – Он начал невесело смеяться. – Ты действительно безумная.
Джина чувствовала, как в ней закипает гнев: ничто в ее решении завести этого ребенка не было безумием! Временами это казалось единственным ясным и веским мотивом, которым она обладала.
– Я здесь не за этим. Почему бы тебе не попросить Грэма выйти из того места, где он прячется? Я пришла сюда не для того, чтобы объясняться с тобой.
Джина начала вставать, но Блейк схватил ее за руку.
– О, не притворяйся такой шокированной. Не делай вид, будто не слышала этого раньше. Я ведь уже говорил это в своих сообщениях для Дункана.
– Я уже сказала, что не слышала их. – Она говорила с такой убежденностью, с таким возмущением, что сама почти поверила в это.
– Память автоответчика уже давно должна быть переполнена. Стало быть, кто-то стирал записи.
– Это мог делать Дункан.
– Если бы Дункан услышал их, он бы оставил тебя в ту же секунду!
Блейк вновь начинал раздражаться. Другие посетители кафе смотрели на них, и Джина надеялась, что скоро кто-нибудь подойдет узнать, все ли в порядке. На самом деле она надеялась, что Блейк пойдет дальше и спровоцирует какого-нибудь незнакомца на вмешательство, после чего она скажет этому человеку, что не чувствует себя в безопасности, что она беременна, возвращается из больницы и что ощущает угрозу со стороны этого джентльмена, которого она никогда раньше не встречала.
Ей нужно сбежать отсюда. Джина не знала, как избавиться от Блейка, если он откажется отпустить ее или если он будет настаивать, чтобы она отвела его к Дункану. А еще Грэм…
Порывшись в сумочке, она достала ручку и начала писать на салфетке.
– Я закончила. Если тебе есть что добавить, скажи это Дункану. Вот номер нашего домашнего телефона.
Блейк отпустил ее руку, взял салфетку, сложил ее и сунул в карман. Из другого кармана он достал несколько банкнот и положил их на стол.
– Давай мы с тобой немного прогуляемся. Я видел телефон-автомат на улице. Мы попробуем набрать этот номер вместе.
Блейк поднялся со своего места и обошел стол, приблизившись к ней.
– О, ради бога. Это что, проверка? Я не могу гарантировать, что Дункан будет дома и ответит.
– Еще бы.
Джина огляделась, обдумывая свой следующий шаг. У окна сидели и курили двое молодых людей – может быть, ей удастся привлечь их на свою защиту. Она сомневалась, что Блейк стал бы так же жестко разговаривать с мужчинами. На данный момент она чувствовала себя в большей безопасности, оставаясь здесь, нежели снаружи.
– С меня хватит. Думаю, тебе лучше уйти.
– Я никуда не уйду без тебя, – процедил Блейк. Но тут его взгляд застыл на входе в кафе за спиной у Джины. Она обернулась и увидела мужчину, направляющегося к ним, более высокого, чем она помнила, но такого же красивого и грациозного. Он побледнел, когда поймал ее взгляд, его шаг замедлился.
– Здравствуй, Джина, – сказал он, останавливаясь рядом.
Она почувствовала такое облегчение при его появлении и была так тронута, увидев его после всего произошедшего, что ей пришлось сдержаться, чтобы не обнять его.
– Привет, Грэм!
Они вместе шли по Виа Коллатина, дорога была простой, пригородной, с квадратными современными домами, дорога, которая могла бы существовать не в Риме, а на окраине почти любого города, даже Санта-Фе. Прогуливаясь сейчас рядом с Грэмом, она вспоминала такие прогулки осенью и в начале зимы того года, когда она все еще размышляла о своих ошибках, изо всех сил стараясь не дать мыслям ускользнуть в темные области, в которых она задержалась слишком долго.
– Прости, что позволил Блейку встретиться с тобой, – сказал Грэм, виновато опустив голову. – Он заверил, что ему просто нужно несколько минут наедине, что он беспокоится о Дункане и хочет найти способ помочь вам обоим. Он был ужасно убедителен.
– Он такой.
– Но поверь мне, Джина, я понятия не имел, что он будет… Я бы никогда не предвидел… Но с другой стороны, в последнее время произошло слишком много такого, чего я не мог предвидеть.
Милый, невинный Грэм. Она решила не реагировать на это, не касаться событий, которые произошли с тех пор, как они с Грэмом в последний раз виделись в Берлине. Она не могла знать, какую часть истории он выяснил или собрал по кусочкам самостоятельно. Например, сказал ли ему Блейк, что Вайолет в курсе беременности Джины? Понял ли он, насколько радикальны ее новые планы – создать семью с Дунканом, здесь, в чужом краю, сбежав от той жизни, которую они с Грэмом планировали раньше? Прямо сейчас она намеревалась сосредоточить их разговор на мотиве, который лежал в основе ее обращения к Грэму с самого начала:
– Как мой отец? С ним все в порядке?
Грэм сообщил ей о несчастном случае в Сиене по телефону, заверив, что ее отец находится на пути к полному выздоровлению: мистер Рейнхольд позвонил ему из больницы и рассказал о своей встрече с Дунканом.
– Ему гораздо лучше, – ответил Грэм. – Конечно, он хотел прийти, чтобы встретиться с тобой, но я передал ему твои слова: что ты вернешься со мной и что он не должен рисковать своим здоровьем.
Джина виновато кивнула, избегая взгляда своего спутника. Это чувство пробудило воспоминания о бесчисленных уколах вины в присутствии Грэма: о временах, когда ее привязанность казалась вынужденной или когда в постели ее отвлекало его отличие от Дункана, отталкивало его нетерпеливое, чрезмерно прямое прикосновение. И теперь все ее прошлые угрызения совести усугубились новыми обидами, которые она причинила и еще обязательно причинит. Грэм все еще воображал, что мог бы уехать из Рима вместе с ней. Ее отец ждал ее скорого возвращения. Но она никуда не собиралась.
Джина не находила слов, однако, к счастью, предвидя такой момент, написала письмо, которое достала из сумочки и протянула Грэму. Она провела несколько дней, подбирая фразы, аргументируя свои решения без излишеств и прежде всего пытаясь убедить своего отца прекратить преследование Дункана. Грэм взял письмо, и она почувствовала одновременно благодарность и печаль, подумав, не следовало ли ей написать объяснение и для него тоже. Каким же нежным был Грэм! Временами она считала его слишком уравновешенным, но в те дни, когда они находились вместе, это казалось подарком.
Теперь она ясно вспомнила частную выставку произведений искусства своего отца – как он намеренно свел ее и Грэма. Она, сдерживая слезы, стояла у картины, изображающей ее и Дункана. К ней подошел мужчина – в это время кто-то, возможно, отец сфотографировал их со спины. Она посмотрела на незнакомца – красивый, со светлыми глазами, которые тепло искрились. Он представился учеником и другом ее отца.
– Грэм Бонафер. Твой отец много рассказывал о тебе.
– Правда?
Джину раздражала очевидная прозрачность мотивов отца. Он считал, что в то время она была слишком поглощена своими чувствами к Дункану – сомнениями, болью, сожалением, а этот симпатичный молодой человек мог бы отвлечь ее. Она решила быть недружелюбной с Грэмом, и намеренно избегала его в тот день. Однако некоторое время спустя Грэм пришел в их дом, принеся несколько холстов, которые он подобрал для ее отца. Они немного поговорили в гостиной, и Джина узнала, что Грэм занял должность преподавателя на факультете искусств университета. По его словам, он переехал после расставания со своей невестой, и Джина предположила, что ее отец рассказал ему о разрыве, который и она только что пережила.