Конфликт как проблема

Коллектив авторов

В связи с этим представляется перспективным изучение динамики политико-культурных конфликтов, обращаясь к методологическому инструментарию исследования пространственно-временных структур политической памяти, предопределяющих динамику и направленность способов описания и обоснования политической реальности. Время при этом понимается как специфическое «измерение смысла» (культурное измерение) событий политической коммуникации, когда символическое является замещением «множества» этих событий, являясь их «архивированной» презентацией.

Не следует забывать, что социальный порядок, как заметил в свое время немецкий социолог Н. Луман, образуется тогда, когда кто-то «запускает время», запускает действие, делает предложение или самопрезентацию, ставя других перед необходимостью реагировать. В основе подобной «синхронизации» восприятий социальных акторов лежит семантическая процедура типизации повторяющихся событий, «исчисления времени», которое зависит «от более или менее типизированных, повторяющихся событий их системной истории». «Системная история, совместно переживаемая и вспоминаемая, – важная предпосылка взаимопонимания, и ее невозможно заменить объективно фиксированной мировой историей». Когда история приобретает значимость, она становится одновременно и более условной, одновременно памятью и забвением 29 . От коммуникативных возможностей подобного баланса событий прошлого и настоящего зависит эволюция или инволюция социальной системы современного общества 30 .

29

См.: Луман Н. Мировое время и история систем. Об отношениях между временными горизонтами и социальными структурами общественных систем// ЛОГОС. М.,2004. № 5 (44). С. 131-168.

30

См.: Луман Н. Эволюция. М.: Издательство «Логос», 2005. С.54.

Подобная стратегия позволяет снизить нормативный и аксиологический потенциал более традиционных интерпретаций динамики политико-культурных конфликтов, предопределяющих динамику и направленность способов символического конструирования или разрушения политического порядка. Информация в социальной памяти организована на основе ментальных репрезентаций (ментальных структур). Субъекты в результате динамики подобных структур порождают модели событий и действий (событийные модели), определяющие содержание значений дискурсов и обеспечивающих связь и синхронизацию кратковременной памяти (личностной) и социальной 31 . Показательны в связи с этим суждения сторонников исследования социальной памяти о том, что «синтез времени и идентичности осуществляется посредством памяти». Понятие памяти – это не метафора, а метонимия, нацеливающая на выявление, артикуляцию связи идентичности и времени, где память выступает своего темпоральной структурой, предопределяющей специфику отношений идентичности и времени, символической взаимосвязи между «вспоминающим разумом и напоминающими объектами» 32 . Развивая теоретическую посылку Я. Ассмана, «память» – метонимия, которая, благодаря своей семантике, первоначально частной по отношению к понятию «культура», постепенно должна заместить и обогатить смысловое содержание концепта «культура». С помощью понятия памяти можно строить цепочку новых таксономий, которые существенно расширяют возможности анализа идеальных процессов. Если концепт «культура» в традиционном социогуманитарном дискурсе позволял отвечать на вопрос «что является содержанием идеального» («ценности», «идеалы». «нормы»), то концептуализация идеального посредством «памяти» позволяет отвечать на вопросы, как и каким образом «идеальное имеет значение».

31

См.: Дейк Т. А. Дискурс и власть: Репрезентация доминирования в языке и коммуникации – М., 2013, С.208,215.

32

См.: Assmann J. Communicative and Cultural Memory // Cultural Memory Studies: An International and Interdisciplinary Handbook. – Berlin/New York, 2010, Р. 109-110.

Примером может служить практика использования понятия «память» Н. Луманом, где культура трактуется как специфическая историческая форма социальной памяти. Процедура же запоминания предстает как семантическое конструирование горизонтов и «рамок», структур смыслов. Сторонники перформативного анализа влияния символических структур связывают их действенность именно с ролью метонимических приемов в мифической символизации . Многослойная социальная память – это своего рода смысловой горизонт, «пластичная власть», «фильтр», осуществляющий контроль за отбором того, какие социальные события являются «жизненно важными», а что подлежит забвению и вытеснению на периферию. Именно этот «горизонт» определяет появление и специфику социальных идентичностей или их конфликта, содействуя возникновению устойчивых взаимосвязей или нарастанию противоречий между персональной памятью и памятью группы 33 .

33

См.: Assmann A. Memory, Individual and Collective // The Oxford Handbook of Contextual Political Analysis. – New York, 2006, Р.210-226.

Определяющую роль в подобном конструировании и структурировании социальных событий (смысловых комплексов) играет символическое конструирование «темпорального режима» политических коммуникаций, где «политическая память социальной системы», как динамическая взаимосвязь символических схем ретроспекций и проекций политических событий, является своего рода символическим ядром. Исследование политической памяти предполагает рассмотрение политических событий как «производных» от темпоральных структур, «порядка времени», которые могут использоваться для сравнительного политологического анализа потенциала конфликтогенности при взаимодействии конкретно-исторических форм политической памяти.

Реализуя функции легитимации или делегитимации через поддержание динамичного баланса в воспоминаниях субъектов власти и подвластных, функциональная память порождает формы политической памяти, создавая особые идентичности (этнополитические, национальные) и символическую политику сохранения памяти. Национальная память как историческая модификация политической памяти выступает наиболее эффективным способом поддержания и реконструкции семантически значимого прошлого в силу своей временной структуры, обеспечивающей большую «растяжимость во времени», играет ведущую роль в легитимации политических институтов и конструировании политической идентичности посредством символизации событий героического и жертвенного 34 .

34

Assmann A. Memory, Individual and Collective // The Oxford Handbook of Contextual Political Analysis/Ed. by Robert E. Goodin & Charles Tilly. – New York: Cambridge University Press, 2006. – P.210-226.

Так, подобные установки и способы анализа символической политики прослеживаются в работах по сравнительному исследованию «темпоральных культур» («темпоральных» кодов) тоталитарных и авторитарных политических режимов. Это позволяет прояснить специфику практик легитимации и причины эффективности/неэффективности политики элит в зависимости от их темпоральной ориентированности на «прошлое» или «будущее», как «мерило» настоящего 35 .

Это позволяет прояснить причины эффективности/неэффективности политики элит в зависимости от их темпоральной ориентированности на «прошлое» или «будущее», как «мерило» настоящего. Политику же памяти можно представить как обоснование «прошлых», «настоящих» и «будущих» сюжетов политического курса, которые выступают своего рода программами возможного хода политических событий. При этом не все сюжеты содействуют темпоральному структурированию и соответствуют перспективным векторам эволюции политической действительности, порождая острые культурные конфликты.

35

Сабров М. Время и легитимность в немецких диктатурах XX века (сравнительный анализ) // НЛО. – М., 2009. – №100 – Режим доступа /http://magazines.russ.ru/nlo/2009/100/sa11-pr.html (Дата посещения 10.10.2014).

Актуальность исследования символических структур политических коммуникаций, презентирующих семантический симбиоз архаических и современных символов политического доминирования достаточно очевидна в контексте современных информационных войн и конфликтов. Обуздание и провоцирование современных политических конфликтов напрямую зависит от использования символического капитала политической памяти сообществ, актуализации и символизации ее мифических компонентов и практик их политической ритуализации.

Исследование семантического потенциала политического мифа и ритуала как «симбиотического основания» современной символической политики позволяет выявить причины «жизненности» политического мифа и ритуала в современных политических коммуникациях. Представляется, что способность их семантических структур к исторической эволюции и инкорпорированию в структуры современных политических коммуникаций обусловлены специфической коммуникативной функцией мифического -контроль за телесными практиками («использованием тела») при социальном конструировании политической идентичности.

«Симбиотический механизм» (Н. Луман) политических мифо-практик обеспечивает символический контроль над использованием насилия при принятии политических («обязывающих», «принуждающих») решений, продуцируя специфический символический капитал, обеспечивающий репрезентацию телесности (ее «симбиоз») с более сложными способами символического кодирования политического. Включение контроля телесности в символизм политических коммуникаций ведет к многообразным и вариативным «комбинациям телесности и функционально-специфической коммуникации» (А.Ф. Филиппов). Подобные симбиотические символы (восприятия рисков политического насилия и ограничений в его использовании), их конфигурации, блокируют или приводят в действие «надежные» или «ненадежные» политические ожидания, активируя в них специфический опыт пережитого самими участниками или их предшественниками политических травм. В связи с этим структура симбиотических символов выступает важным семантическим пластом современной политической памяти, обеспечивая темпорализацию политических ожиданий в форме символизации фоновых практик готовности к «самоотдаче» и «жертвенности» в процессе политических коммуникаций.