Константин Бальмонт и поэзия французского языка/Konstantin Balmont et la po?sie de langue fran?aise

Бальмонт Константин Дмитриевич

1896

Под солнцем ярко-красным, В златистом ветре вечера, Пугаяся ночей, Моя душа дрожащая… Под голубой луной, В златистом ветре вечера, Счастливица ночей, Твоя душа поющая… Но здесь у нас в тени, В огне моих очей, Пугаясь света дня, Твоя душа дрожит. Но здесь у нас в тени, В лучах твоих очей, Счастливая от дня, Моя душа поет.

La grande ivresse/8

Par les nuits d''et'e bleues o`u chantent les cigales, Dieu verse sur la France une coupe d''etoiles. Le vent porte `a ma l`evre un go^ut du ciel d''et'e! Je veux boire `a l'espace fra^ichement argent'e. L'air du soir est pour moi le bord de la coupe froide o`u, les yeux mi-ferm'es et la bouche goulue, je bois comme le jus press'e d'une grenade, la fraicheur 'etoil'ee qui se r'epand des nues. Couch'e sur un gazon dont l'herbe est encor chaude de s'^etre pr'elass'ee sous l'haleine du jour, oh! que je viderais, ce soir, avec amour, la coupe immense et bleue o`u le firmament r^ode! Suis-je Bacchus ou Pan? je m'enivre d'espace, et j'apaise ma fi`evre `a la fraicheur des nuits. La bouche ouverte au ciel o`u grelottent les astres, que le ciel coule en moi! que je me fonde en lui! Enivr'es par l'espace et les cieux 'etoil'es, Byron et Lamartine, Hugo, Shelley sont morts. L'espace est toujours l`a: il coule illimit'e: `a peine ivre il m'emporte, et j'avais soif encore!

1902

Ночами лета голубыми, Когда поют стрекозы, На Францию Бог пролил чашу звезд. До губ моих доносит ветер Вкус неба летнего — я пью Пространство, что свежо осеребрилось. Вечерний воздух — край холодной чаши. Полузакрыв свои глаза, Пью жадным ртом, как будто сок граната, Ту свежесть звездную, что льется от небес. И лежа на траве, Еще от ласки дня не охладевшей, С какой любовью я испил бы, Вот в этот вечер, Безмерную ту чашу голубую, Где бродит небосвод. Не Вакх ли я? Не Пан ли? Я пьянюсь Пространством, и горячее дыханье Я укрощаю свежестью ночей. Раскрыты губы небу, где трепещут Созвездья — да в меня стечет все небо! В нем да растаю я! Пространством опьянившись, небом звездным, Гюго и Байрон, Ламартин и Шелли Уж умерли. А все ж пространство — там, Течет безгранное. Едва им опьянился, И мчит меня, и пить хочу, еще!

Charles van Lerberghe

Шарль ван Лерберг

Ballade/Баллада

O M`ere! qu'est-ce donc ce grand bruit dans la nuit? O M`ere! qu'est-ce donc qui souffle et hurle ainsi? — Il neige. C'est la bise qui souffle en temp^ete Dans la neige, et ce sont de pauvres b^etes Qui ne peuvent dormir, de faim et de froid, Qui soufflent, qui s'agitent, qui courent dans le bois Par sauts et par bonds; qui vont, Comme les mendiants, clopin, clopant, O`u va le froid, o`u va le vent, O`u va la neige, o`u va le sang, Au fond du bois, vers une humble auge O`u br^ule un peu de feu d''etoile sur la paille; L`a-bas, vers le triste et pauvre berceau, O`u vient de na^itre un petit agneau Que l`eche sa m`ere de sa langue rose; Et toutes ont de pauvres robes, Beiges, grises, noires, brunes, Couleur de soir, couleur de brume, Couleur de terre et de mis`ere, Et toutes souffrent dans le vent qui souffle Et hurlent et beuglent, et jappent et miaulent, Et le vent hurle et beugle, Et souffle dans ses trompes rauques, et dans ses cors de corne, Et siffle dans ses fl^utes aigu"es, et claque des dents. Et les sapins aussi font un long bruit strident. Des brebis b^elent, des faons r^alent, Un cerf brame 'epouvantablement; Des biches passent, une fl`eche dans le flanc, Et des li`evres dont le sang met des taches dans la neige, Il est aussi de pauvres oiseaux, Des cailles, des grives, des perdreaux, Des colombes, qui volent avec des ailes cass'ees, Des cous tordus et des pattes fauch'ees, Ou tombent — le bec ouvert — plein de sang. Et des plumes rouges volent dans la neige et dans le vent. C'est le massacre des innocents. C'est la d'etresse humble et cach'ee Des faibles, des timides, et des doux… Pourtant, il y a les corbeaux et les loups. – Et que disent-elles? –  Elles disent: Faim! Faim! Encore, et toujours, et sans cesse et sans fin: Faim! Et les petits disent: Faim! et les vieux disent: Faim Notre P`ere! Notre P`ere! Faim! Faim! Faim! Notre P`ere! Notre pain! Et d'autres, `a la fois, clament faim et froid, Criaillent: Faim! Croassent: froid! –  Et les poissons que disent-ils? –  Les poissons sont au fond de l''etang. Ils regardent sous la glace avec de grands yeux navrants. Ils demandent, dans leurs pri`eres, De l'eau, de l'air, tristement `a voix basse; Car l'eau g`ele jusqu'а terre, Car ils 'etouffent, et vont mourir. Ils prient dans les profondeurs, Et leurs voix mornes et cr'epusculaires S''el`event des grands 'etangs solitaires… Mais personne ne les entend. –  Et que font les hiboux? –  Ils volent sur la ville, dans les t'en`ebres, Comme des cloches fun`ebres; Ils crient: Unissez-vous! Unissez-vous! D'un ton tr`es plaintif et tr`es doux. Et c'est la lamentation supr^eme. Car les loups et les corbeaux Ont mang'e le petit agneau, Et sa m`ere l`eche son sang En pleurant et en b^elant; Et quand on l'entend, le coeur se fend! Car la mis`ere est sur la terre; Et l'universel hurlement Gronde et monte vers le ciel sombre, Vers le ciel implacablement! –  ^O m`ere! Ecoute!… Il semble aussi Qu'une voix tr`es lointaine chante… O`u est-ce ta voix qui chante ainsi? Il fait si noir; j'ai peur. Est-ce qu'il neige encore? La lampe s'est 'eteinte et le feu s'est 'eteint. La nuit touche mes yeux. Je m'endors et je pleure… ^O m`ere! Donne la b'en'ediction du soir A mon coeur qui a piti'e, Et chante-moi, en me bercant, Cette chanson plaintive et touchante Qu'ils chantent, l`a-bas, sans fin, sans fin… M`ere, embrasse-moi, comme je t'embrasse, Pour tous ceux qui ont faim et froid Dans le vent, dans la neige et dans la glace. Et dis-moi, ne vais-je pas r^ever, tant^ot,  Que je suis le petit agneau Et que le loup me mange? –  Dors, enfant! Ce n'est qu'un songe… Dors, l'aube est proche. Dans le matin Vont sonner les cloches d'or. Repose, Il passe un souffle d'avril lointain. La neige se fond. Voici les roses… –  ^O M`ere! Alors, comme un bon ange, Prends-moi dans tes bras, Pendant que le loup me mange. Reste pr`es de moi. Embrasse-moi…

1897

О, Мать, что же это, великий этот шум в ночи? О, Мать, кто же это дышит и кто воет так? — Снег идет. Это ветер зимний, что дышит так в буре, В снегу, и это бедные звери, Что не могут спать от голода и холода, Это они страдают, мечутся, бегают в лесу, Прыгают, и скачут, и проходят, Словно нищие, хромая, так и так, Все туда, куда уходит холод, ветер, Все за снегом, все за кровью, вглубь лесов, К одному смиренному корыту, Где на соломе — немножко звездного огня; Туда к печальной бедной колыбели, Где только что родился малый агнец, Которого лижет его мать розовым своим языком; И все в своих бедных одеждах, Некрашеной шерсти, в серых, в черных, и в темных, Цвета вечера, цвета тумана, Цвета земли и нужды, И все страдают в ветре, который рыдает, И воют и ревут, и лают и мяукают, И ветер воет и ревет, И дышит в хриплые трубы свои, в свой охотничий рог, И свистит в свои резкие флейты, и стучит зубами. И сосны тоже создают долгий пронзительный шум. Овцы блеют, молодые олени хрипят, Страшно кричит старик-олень. Лани проходят, со стрелою в боку, И зайцы, чья кровь — в снегу оставляет след, Там и бедные птицы также, Перепела, дрозды, куропатки, Голуби, летящие на сломанных крылах, С шеями, что вывернуты, с лапами, что скошены, Или падают — с раскрытым клювом — полным крови, И красные перья в снеге и в ветре летят. Это избиение невинных, Это крайняя, смиренная и скрытая, нужда Слабых, и робких, и кротких… Все же там есть вороны и волки. –  А что же они говорят? –  Они говорят: Голодно! Голодно! Еще, и всегда, без конца, и без отдыха: Голодно! Малые стонут: Нам голодно! Старые стонут: Нам голодно! Отец наш! Отец наш! Голодно! Голодно! Голодно! Отец наш! Где хлеб наш? А другие сразу кричат про голод и холод. Застонут так: Голодно! Закаркают: Холодно! –  А рыбы, что они говорят? –  Рыбы на дне пруда. Глядят подо льдом большими глазами, которые ранят. Они просят, в своих молитвах, Воды, и воздуха, так печально, голосом тихим; Ибо вода промерзла до земли, Ибо они задыхаются, и вот помрут. Там, они молятся в глубинах, И голоса их мрачные и сумеречные Восходят из великих, из пустынных прудов… Но никто их не слышит. –  А что делают совы? –  Вьются над городом, в мраке, Как похоронные колокола. Соединяйтесь! кричат они. Соединяйтесь! Голосом очень жалобным, очень кротким. И это верховная скорбь. Ибо волки и вороны Съели малого агнца, И мать его кровь его лижет, С блеяньем и с плачем; И услышать ее, сердце рвется твое. Ибо злосчастье на земле; И стенанье всемирное Ворчит и грохочет и к мрачному небу восходит, К небу восходит неумолимо. –  О, Мать! Послушай. Кажется также, Что голос очень далекий поет… Где это голос твой, что так поет? Кругом так черно; мне страшно. Все ль еще снег идет? Лампада погасла, и огонь потух. Глаз моих ночь касается. Я засыпаю и плачу… О, Мать! Дай благословение вечернее Сердцу моему, что исполнилось жалостью. И спой мне, меня убаюкивая, Эту песню жалобную, трогательную, Которую поют они там, без конца, без конца… Мать, обними меня, как я тебя обнимаю, За всех, кому голодно, холодно, В ветре, в снегу, и во льдах. И скажи мне, не будет ли скоро мне грезиться, Что я маленький агнец, И что волк меня ест? –  Спи, дитя. Это только есть сон… Спи, заря недалеко. А утром Золотые зазвонят колокола. Спи, усни. Вдали проходит дуновение апреля. Тает снег. И розы — вот… — О, Мать! Если так, будь мой ангел-хранитель, Возьми меня в руки твои, Меж тем как волк меня ест. Возле меня побудь. Обними меня…

Entrevisions [12] /Из сборника «Прогалины»

Barque d'or/[Лодка востока]

Dans une barque d'Orient S'en revenaient trois jeunes filles; Trois jeunes filles d'Orient S'en revenaient en barque d'or. Une qui 'etait noire, Et qui tenait le gouvernail, Sur ses l`evres, aux roses essences, Nous rapportait d''etranges histoires, Dans le silence. Une qui 'etait brune, Et qui tenait la voile en main, Et dont les pieds 'etaient ail'es, Nous rapportait des gestes d'ange, En son immobilit'e. Mais une qui 'etait blonde, Qui dormait а l'avant, Dont les cheveux tombaient dans l'onde, Comme du soleil levant, Nous rapportait, sous ses paupi`eres, La lumi`ere.

12

Переводы стихотворений из сборника, изданного в 1898 г., вошли в статью Бальмонта памяти Ван Лерберга (Ван Лерберг Ш. Ищейки. СПб.: Пантеон, 1909).

В лодке Востока Три юные девушки возвращались домой; Три юные девушки Востока Домой возвращались в лодке золотой. Одна, что была черна, И держала кормило, На губах своих розовых, как розовы розы, Странные рассказы для нас приносила В молчанье. Одна, что была темна, И держала парус рукой, И чьи ноги были окрыленные, Приносила нам жесты ангела, С собой, и собой, В своей неподвижности. Но одна, что была светла, И в части передней лодки спала, И чьи волосы падали в волну, Как от Солнца всходящего, Нам приносила под веками, как привет, Свет.

L''etranger/Чужой

Que cherches-tu au loin de moi? Ah! ne suis-je pas tout pour toi? Pour toi mes l`evres sont d'ecloses. Sur tes l`evres j'ai respir'e des roses. Oublie et r^eve sur mon sein, En mes longs cheveux de satin Que pour toi j'entr'ouvre et d'enoue. En tes cheveux c'est le soleil qui joue. L'amour habite mon regard. Ne me cherche pas autre part. Vois, mes yeux c'est mon ^ame m^eme. En tes beaux yeux c'est le ciel bleu que j'aime.

Что ты ищешь вдали от меня? Разве я не все для тебя? Для тебя мои губы свой пурпур раскрыли. На губах твоих розы со мной говорили. Позабудь, и мечтай на груди у меня, В волосах моих длинных, с сиянием дня, Посмотри, как волна их тебя обнимает. В волосах твоих шелковых солнце играет. Любовь в моем взоре — как свет в звезде, Не ищи меня больше нигде. Здесь в глазах вся душа моя светит, колдуя. В глазах твоих синее Небо люблю я.

L'aumone/Милостыня

Belle sir`ene, Eh quoi! Des anneaux d'eau `A tes doigts de reine? Qu'as-tu fait de ton anneau d'or? Je l'ai jet'e aux profondeurs, Je l'ai jet'e avec mon coeur, `A ma petite soeur la nixe… Car j'habite les hauteurs. Elle est belle, je suis bonne, Et mon coeur est bien heureux. La pauvre chose que je lui donne, Sur sa t^ete aux cheveux bleus, Lui est tout une couronne!