Конституция свободы
Шрифт:
4. Когда законодательство и политику определяет состоящее из наемных работников большинство, условия будут меняться в соответствии с нормами этой группы и становиться менее благоприятными для независимых людей. Положение первых в результате будет делаться все более привлекательным и их относительная сила будет увеличиваться. Не исключено даже, что преимущества, которые сегодня есть у крупных организаций в сравнении с малыми, – отчасти результат политики, которая сделала положение наемных работников привлекательным для многих из тех, кто в прошлом предпочел бы независимость.
В любом случае не вызывает сомнений, что большинство людей не только работают по найму, но и предпочитают такую работу и уверены, что это в основном дает им то, что они хотят: гарантированный фиксированный доход, достаточный для текущих расходов, более или менее автоматическое его повышение и обеспеченную старость. Таким образом, эти люди освободились от некоторых видов ответственности, сопутствующей участию в экономической жизни; и совершенно естественно, что когда в результате упадка или банкротства нанявшей их организации они попадают в сложную экономическую ситуацию, то винят в этом не себя, а кого-то другого. В таком случае неудивительно, что они не могут не хотеть, чтобы некая
Там, где этот класс преобладает, концепция социальной справедливости во многом приспосабливается к его потребностям. Это относится не только к законодательству, но и к институтам, и к практике бизнеса. В основу налогообложения закладывается концепция дохода, отвечающая пониманию наемного работника. Патерналистская система предоставления социальных услуг почти исключительно приспособлена к его требованиям. Даже критерии и практики потребительского кредита приспособлены к ним. А все, что касается владения капиталом и его использования для обеспечения средств к существованию, рассматривается как особый интерес небольшой привилегированной группы, против которой вполне справедливо применять дискриминационные меры.
Американцам эта картина все еще может показаться преувеличением, но европейцам большая часть всего этого хорошо знакома. Развитие в этом направлении, как правило, сильно ускоряется, когда государственные служащие превращаются в самую многочисленную и влиятельную группу наемных работников и когда выдвигается требование распространения принадлежащих им особых привилегий на всех наемных работников в качестве права. Такие привилегии государственных служащих, как гарантированная постоянная работа на должности (tenure) и автоматическое продвижение по служебной лестнице в соответствии с принципом старшинства, предоставленные им не ради них самих, а в интересах общества, имеют тенденцию выходить за пределы этой группы. Для государственной бюрократии даже в большей степени, чем для других крупных организаций, справедливо утверждение, что конкретную ценность услуг индивида объективно оценить невозможно, а потому вознаграждение приходится устанавливать на основе поддающихся оценке заслуг, а не результата [203] . Тенденция к распространению критериев, господствующих внутри бюрократии, не в последнюю очередь объясняется влиянием государственных служащих на законодательство и на новые институты, созданные для удовлетворения потребностей наемных работников [204] . В частности, во многих европейских странах бюрократия новой системы оказания социальных услуг стала очень важным политическим фактором, создателем и инструментом реализации новой концепции потребностей и заслуг, критериям которой все больше подчиняется жизнь людей.
203
О связи между бюрократической организацией и бюрократическим управлением и о невозможности в этой сфере ориентироваться на прибыль и убыток см. прежде всего: Mises L. von. Human Action. New Haven: Yale University Press, 1949. P. 300-307 [Мизес Л. фон. Человеческая деятельность. Челябинск: Социум, 2005. С. 286-293].
204
Mason L. The Language of Dissent. Cleveland: World Publishing Co., 1959; особенно c. 19: «Никто не может полюбить свободу, работая на государство».
5. Наличие разнообразных возможностей для занятости в конечном счете зависит от существования независимых индивидов, берущих на себя инициативу в процессе непрерывного переформирования и переориентации организаций. На первый взгляд может показаться, что такое же многообразие возможностей обеспечат и многочисленные корпорации, управляемые наемными менеджерами и принадлежащие большому числу акционеров, и что поэтому владельцы крупной собственности будут не нужны. Но хотя корпорации такого рода вполне пригодны в устоявшихся отраслях, очень маловероятно, что удастся сохранить конкурентные условия или предотвратить окостенение всей корпоративной структуры без создания новых организаций для новых рискованных предприятий, а в этом деле индивид, обладающий собственностью и способный принимать на себя риск, по-прежнему незаменим. И превосходство индивидуальных решений над коллективными не ограничивается новыми рискованными предприятиями. Сколь бы адекватной в большинстве случаев ни была коллективная мудрость совета директоров, даже в случае крупных и прочно утвердившихся корпораций причиной выдающегося успеха зачастую бывает один человек, который достиг независимости и влияния благодаря контролю над значительными средствами. Как бы простое различие между руководящим собственником и наемным работником ни было затемнено институтом корпораций, вся система обособленных предприятий, предлагающая и наемным работникам, и потребителям достаточно альтернатив, чтобы лишить каждую отдельную организацию возможности осуществлять принуждение, предполагает частную собственность и личную ответственность за использование ресурсов [205] .
205
Ср. с тем, что говорит об этом Йозеф А. Шумпетер: Schumpeter J. Capitalism, Socialism, and Democracy. Xew York: Harper and Bros., 1942. P. 242 [Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. М.: Эксмо, 2008. С. 601], дальнейшее обсуждение особенностей больших организаций см. ниже в главе 17, § 8.
6. Однако частный владелец крупной собственности важен не только потому, что его существование обеспечивает сохранение структуры конкурентного предпринимательства. Человек, независимый в своих средствах, становится еще более важной фигурой в свободном обществе, когда он занят не применением своего капитала для получения прибыли, а тем, что ставит его на службу целям, не приносящим материальной отдачи [206] . В любом цивилизованном обществе человек, живущий на независимые средства, в продвижении целей, о которых не может в достаточной мере позаботиться механизм рынка, играет еще более важную роль, чем в сохранении самого рынка [207] .
206
У Сиднея и Беатрисы Уэбб «было и то и другое – время для того, чтобы думать, и социальные контакты с сильными мира сего – благодаря унаследованному Беатрисой от отца годовому доходу в 1000 фунтов стерлингов. Найдет ли следующее поколение реформаторов своих уэббов?» (Beveridge W.H. Power and Influences. London: Hodder and Stoughton, 1955. P. 70).
207
Хотел бы я обладать тем красноречием, с которым покойный лорд Кейнс однажды при мне распространялся по поводу незаменимости той роли, которую человек, живущий на независимые средства, играет в любом достойном обществе! Я был несколько удивлен, услышав это от человека, который ранее приветствовал «эвтаназию рантье». Я был бы менее удивлен, если бы знал, как остро сам Кейнс чувствовал, что для положения, к которому он стремился, необходимо независимое состояние, и как успешно он действовал для приобретения этого состояния. Как рассказывает нам его биограф, в возрасте тридцати шести лет Кейнс «был исполнен решимости не впасть опять в унылую жизнь получателя жалованья. Он должен иметь финансовую независимость. Он чувствовал – в нем есть то, что оправдает подобную независимость. Ему нужно было многое рассказать стране. И он хотел быть обеспеченным». В результате он ринулся в спекуляции и, начав практически с нуля, сделал за двенадцать лет полмиллиона фунтов (Harrod R.F. The Life of John Maynard Keynes. London: Macmillan, 1951. P. 297). Поэтому меня не должно было удивить, что, когда я затронул эту тему, он разразился восторженным панегириком роли, которую сыграл в росте цивилизации образованный и состоятельный человек; и мне бы очень хотелось, чтобы эта история с богатыми иллюстрациями увидела свет.
Хотя рыночный механизм – самый эффективный метод обеспечения тех услуг, которые можно оценить в деньгах, есть и другие, чрезвычайно важные услуги, которые рынок не может предоставить, потому что их невозможно продать отдельному бенефициару. Экономисты часто создавали у своих читателей и слушателей впечатление, что полезно только то, за что с публики можно взять деньги, а исключения они упоминали лишь в качестве довода за то, что государство должно вступать в игру там, где рынок не может обеспечить желаемое. Но хотя ограничения, свойственные рынку, оправдывают некоторые типы действий государства, это никоим образом не доказывает, что только оно способно предоставлять такие услуги. Из одного лишь признания того, что существуют потребности, которые рынок не удовлетворяет, не следует, что государство обязательно является единственной организацией, способной делать то, что не окупается, то есть что здесь должна быть не монополия, а как можно больше независимых центров, способных удовлетворять такие потребности.
Лидерство индивидов или групп, способных обеспечить финансовую поддержку своим убеждениям, особенно существенно в области культуры, изящных искусств, в образовании и исследованиях, в сохранении красот природы и исторических ценностей и, что важнее всего, в распространении новых идей в сфере политики, морали и религии. Для того чтобы взгляды меньшинства имели шанс стать взглядами большинства, необходимо, чтобы возможность инициировать действие имели не только люди, уже пользующиеся авторитетом у большинства, а чтобы и у представителей самых разных взглядов и вкусов была возможность своими средствами и энергией поддержать идеалы, еще не разделяемые большинством.
Если бы нам был неизвестен наилучший способ создания такой группы, были бы серьезные аргументы в пользу того, чтобы случайным образом выбирать из популяции каждого сотого или тысячного и наделять их богатством, достаточным для преследования любых избранных ими целей. В той мере, в какой были бы при этом представлены все вкусы и мнения и каждый вид интересов получил бы свой шанс, такой метод был бы оправданным, даже если из этой выборки только один из сотни или из тысячи использовал полученную возможность таким образом, чтобы впоследствии можно было сказать, что это привело к благотворным результатам. Отбор посредством наследования от родителей к детям, который в нашем обществе порождает именно такую ситуацию, имеет по крайней мере то преимущество (даже если не учитывать вероятность наследования способностей), что те, кому достаются особые возможности, обычно получают соответствующее образование и воспитываются в среде, в которой материальные выгоды богатства привычны и, воспринимаясь как данность, перестают быть главным источником удовлетворения. Грубые удовольствия от богатства, которым, как правило, предаются нувориши, обычно не обладают особой привлекательностью для тех, кто унаследовал состояние. Если есть хоть какая-то доля истины в утверждении, что процесс восхождения по социальной лестнице иногда растягивается на несколько поколений, и если мы признаем, что некоторые люди не должны тратить много сил на добывание средств к существованию, а должны располагать временем и средствами, чтобы посвятить себя достижению избранных ими целей, то невозможно отрицать, что наследование представляет собой, вероятно, наилучший из известных нам методов отбора.
В связи с этим часто упускается из виду то обстоятельство, что действие на основе коллективного согласия ограничивается случаями, когда в результате прежних усилий уже выработан общий взгляд на вещи, когда уже установилось мнение о желательном и проблема заключается только в выборе между уже более-менее осознанными возможностями, а не в открытии новых. Однако общественное мнение не может решать, в каком направлении следует предпринять усилия, чтобы пробудить общественное мнение, и ни государство, ни другие известные организованные группы не должны иметь исключительных полномочий на это. Но организованные усилия могут быть приведены в движение немногими индивидами, которые либо сами располагают необходимыми ресурсами, либо заручились поддержкой тех, кто ими владеет; без таких людей взгляды, разделяемые сегодня лишь незначительным меньшинством, могут так никогда не получить шанса быть принятыми большинством. Сколь мало лидерского поведения можно ждать от большинства, демонстрируется недостаточной поддержкой искусства там, где большинство заменило богатого покровителя в качестве источника такой поддержки. И это еще более верно в отношении филантропических и идеалистических движений, благодаря которым меняются нравственные ценности большинства.