Континент. От Патагонии до Амазонии
Шрифт:
Свое название Патагония, как говорят местные, получила от испанского слова «ля пата» – стопа, так как первые европейцы в этих краях, встретив местных аборигенов – индейцев, были поражены большим размером их стоп. Я же более склонялся к названию «Потогония» из-за неудержимого выделения пота на тяжких физических работах, которые мне еще предстояло тут совершить.
Наконец, добравшись до Больсона, я вылез около бензоколонки в центре городка и, забрав свой багаж, стал разминать затекшие ноги, высматривая такси.
У меня была бумажка, написанная Беликовым, для водителя такси, чтобы сориентировать оного в правильном направлении.
Проехав на такси еще пяток километров в гору, мы свернули с шоссе и, въехав на лесную дорогу усадьбы – чакры по-местному, через пару минут подкатили к желтому дому с колоннами, стоящему в небольшой ложбине.
Глава третья
На звук подъехавшего такси из желтого дома вышли два субъекта лет двадцатипяти, мужского полу, в драной одежде. Тот, что повыше, имел нечесаную гриву черных волос и черную же бороденку, походив на разбойника с большой дороги, сутулился и хмуро глядел на прибывших.
– Вы Константин? – спросил он на довольно сносном русском, несколько неправильно строя фразы, когда я подошел к нему.
– Да, – поздоровался я.
Это был сын Комарова Юрий. Второй оказался аргентинцем и в разговоре участия не принимал. Оказалось, что Комаров с дочерью выехал меня встречать, и мы разминулись.
Меня пригласили в дом на кухню, угостили кофе.
– Немецкие? – спросил Юрий, уставившись на мои наручные часы.
– Да, – подтвердил я.
– А куртка? – он потрогал мою черную джинсовую куртку.
– И куртка, – меня начал раздражать разговор.
Подъехало еще одно такси.
В дом вошли высокий седой, с лысиной сеньор в очках и молодая полная чернявая девушка.
– А мы вас у центра такси ждали, – Комаров улыбнулся и крепко пожал мне руку, дочь тоже поздоровалась.
Оказывается, я перепутал место встречи.
Начались расспросы, как доехал, каковы первые впечатления от страны. Помолившись, сели ужинать.
У Комарова была интересная судьба.
Его семье пришлось уходить вместе с отступавшими немецкими войсками из Харькова во время Второй мировой войны. Отец Виталия Георгиевича был высококлассным инженером на одном из харьковских заводов. Его семья не успела эвакуи-роваться и уже в оккупации ему пришлось идти работать у немцев, чтобы прокормить близких. Занимался ремонтом поврежденной военной техники оккупантов. По законам военного времени это считалось пособничеством врагу. При наступлении Красной Армии ничего хорошего ждать не приходилось, поэтому Комаровы ушли с немцами на запад. В германском тылу Виталий Георгиевич еще мальчиком учился в гимназии, немецкий язык знал безукоризненно.
Оказавшись в конце концов после войны в американской зоне оккупации легче Комаровым не стало. В любой момент власти могли выдать НКВД как советских граждан, прецедентов было с избытком.
Почти чудом удалось добраться до Испании и при поддержке ее диктатора генерала Франко отплыть с пароходом, трюмы которого были набиты такими же беженцами как они, в Аргентину.
Здесь, в Буэнос-Айресе, семья Комарова осела и Виталий Георгиевич смог получить образование архитектора, закончив университет. Потом он уехал в США в поисках лучшей доли, долго работал там по специальности – даже получил американское гражданство. Впоследствии принимал участие в проекте НАСА по полету человека на Луну – проектировал и строил гигантские ангары для сборки ракетоносителей «Сатурн-5».
Вернувшись в Аргентину, он удачно купил у старой француженки эту усадьбу в Больсоне, занявшись выращиванием хмеля, на который в тот момент был высокий спрос.
Дети у Комарова были приемными.
Все бы ничего, но с возрастом у детей начались большие проблемы с психикой. У Юрия внезапно проявилась склонность к скандалам, диким выходкам, тяга к общению с маргиналами, употребление тяжелых наркотиков. А дочка Клава так и остановилась в своем умственном развитии на уровне восьмилетней девочки.
На следующий день после утренней молитвы и завтрака мы с Виталием Георгиевичем совершили прогулку по территории усадьбы, предаваясь обсуждению планов на будущее.
Территория усадьбы составляла около тридцати гектаров. Половина была под сельскохозяйственными угодьями, остальную занимал лес. Вся эта земля лежала под горным хребтом Пильтригитрон с высотами около двух километров, каменной стеной нависавшим над этим местом, называвшимся Лас-Голондринас.
Уже давно Комаров занимался выращиванием хмеля. Была и специальная сушилка, большое хранилище с машинами для переработки и конечной подготовки хмеля к поставкам на пивоварни.
Дело это было выгодное, что позволяло безбедно существовать семье в былые годы, на манер местной знати проводя здешнюю зиму в Европе, где было лето.
Но сытные времена канули в лету.
На аргентинском рынке уже как несколько лет появился североамериканский хмель, продаваемый по демпинговым ценам. Местные производители несли убытки, многие, как Комаров, разорились.
Теперь Виталий Георгиевич выживал за счет продажи своего леса и выпаса скота, часть земли собирался продать в счет погашения долгов.
Комаров, видя во мне крепкого батрака, предложил помогать ему по ведению хозяйства. Я и сам, собственно говоря, для этого сюда и приехал, предвкушая гонять рогатиной скотину и разбрасывать говно по полям.
Но необходимо было соблюсти некоторые формальности.
Мне был необходим длительный рабочий контракт на первое время – хоть туалетчиком. Это значительно упростило бы мою натурализацию в Аргентине, решив все вопросы с рабочей визой на ближайшие пару лет.
Увы, у моего нового хозяина не получалось с рабочим контрактом из-за каких-то там хронических неуплат налогов и невозвращении кредитов ввиду упадка в ведении хозяйства.
Договорились оформить меня по договору трудового найма. Это тоже давало право на визу, но временную, которую каждые три месяца необходимо было продлевать, что создавало массу неудобств. Укрепляло обещание Комарова на следующий год дать мне рабочий контракт.
На том и порешили.
Я быстро втянулся в новую для себя роль.
Ухаживал за местной живностью: гусями, утками, кабаном по кличке Порки, роющим подкопы под изгородью свинарника со скоростью инженерной машины. Заготавливал дрова, работал на огороде и прочее, прочее.