Контрабандист из Варшавского гетто

Бахытжанович Рустам

Пассенштейн от страха закрыл глаза. Но было еще одно препятствие. Как ему убедить Лею. Он не раз порывался поделиться с ней своими тревогами, на каждый раз, когда она садилась напротив него, он не мог начать. Он смотрел на нее, не в силах причинить ей боль и страдания. И он понимал, что не сможет ее убедить.

И вот, когда появился реальный шанс переправить Рахель на арийскую сторону, дать ей новую жизнь, все его планы предстали дикой, безумной авантюрой. Пассенштейн очнулся от собственных мыслей, заметив оживление в строю. Из комендатуры вышел исполняющий обязанности начальника полиции Якуб Лейкин, держа в руке листок бумаги. Строй напрягся, выровнялся и замолк.

– Вы, наверное, уже знаете, – громко обратился к строю Якуб Лейкин, – сегодня ночью был убит наш товарищ, Шимон Мишлер. Предлагаю почтить его память минутой молчания.

Пассенштейн замер, дежурно приподняв подбородок и не моргая, уставился перед собой. Ему никогда не нравился этот Мишлер, толстячок с липкими глазками и сластолюбивой улыбочкой.

– Абрам Пассенштейн, выйти из строя, – по окончании минуты молчания, гаркнул своим высоким голосом Лейкин. Пассенштейн, стоявший самым крайний во втором ряду не сразу расслышал свою фамилии, а скорее даже не понял, что его вызывают из строя и продолжал стоять как ни в чем не бывало. Кто – то сзади толкнул его.

– Пассенштейн, – повторно прокричал Лейкин. Пассенштейн растерялся и оттолкнув стоявшего в первом ряду, вышел вперед.

– Пассенштейн, вам поручается провести расследование смерти Мишлера, —гаркнул Лейкин. Пассенштейн похолодел и удивлено, посмотрев на своего начальника, громко произнес:

–Слушаюсь.

–После зайдите ко мне для инструкций.

– Есть, – прокричал Пассенштейн и встал в строй.

– Еще одно объявление, —Лейкин подошел поближе к строю и развернул бумажку. —Я зачитаю. Согласно указанию комиссара по делам евреем города Варшавы доктора Гейнца Ауэрсвальда, еврейский Совет информирует. В последнее время, стали усиленно распускаться слухи о переселении евреев на восток. Приводятся даже не совсем точные сведения о имевшем место перемещении евреев города Люблин. Действительно, согласно информации, любезно предоставленной комиссариатом, евреи Люблена были частично перемещены вместе с семьями в процветающее гетто города Краков, и частично в город Кельце, где имеются многочисленные пошивочные фабрики. В отношении варшавских евреев администрация генерал —губернаторства¹⁰ не планирует подобных акций в виду их экономической нецелесообразности и бессмысленности. Напротив, ставятся задачи на 1943 год по улучшению производственных показателей Варшавского гетто. Администрация видит хороший потенциал и рассчитывает, что тунеядству и как следствие преступности, наконец, будет положен конец. Еврейскому Совету надлежит обратить внимание на то, что указанные слухи сознательно и целенаправленно распространяются еврейскими контрабандистами и коммунистами с целью посеять хаос, панику, нервозность и недоверие к официальным властям. В этой связи необходимо поручить еврейской полиции самостоятельно привести работу по выявлению и задержанию указанных преступных элементов. Указанное сообщение довести до сведения исполняющего обязанности командира Я. Лейкина и до личного состава полиции. Подпись —Адам Черников, 16 июля 1942 года.

Пассенштейн жадно смотрел на Лейкина и ловил каждое его слово. Вчера он не поверил жене, теперь трескотня пани Варман подтвердилась. Значит, вчера комиссар Ауэрсвальд лично приезжал к главе еврейского Совета Червякову. Что задумали немцы? Плохо дело.

Все зачитанное Лейкиным объявление выглядело дешевым враньем от начала до конца. От таких слов как «перемещение евреев», «процветающее гетто Кракова», «пошивочные фабрики в Кельце», «производственный план на 1943 год», несло дешевой, нескрываемой ложью, когда авторы даже не удосужились придать хоть какое— то правдоподобие своим словам. Пассенштейн повернул голову и увидел, как стоявшие рядом полицейские улыбаются, спокойно разговаривают. Неужели ничего не понимают? Утренняя разводка закончилась и Пассенштейн направился в комендатуру. Якуб Лейкин уже сидел в своем кабинете и курил, когда в дверь постучал Абрам Пассенштейн. В самом кабинете начальника полиции было два стола, поставленных друг к другу буквой «Т», четыре стула, на столе стояла тяжелая лампа и телефонный аппарат, единственный в полиции.

– Садитесь, – командным голосом произнес Лейкин, который хотел придать себе больше веса, но это у него слабо выходило. Прежде всего из —за своей внешности. Он был маленького роста, с мелкими чертами лица, тонкими губами, но в то же время очень живыми и цепкими глазами.

– Рано утром мне звонил заместитель руководителя Совета, пан Лихтенбаум¹¹, —Лейкин сразу начал с главного. – Он просил, чтобы дело убитого Мишлера было поручено человеку с опытом в уголовных делах. Я удивился осведомленности заместителя председателя Совета и его личной заинтересованности в деле Мишлера. Несколько моих кандидатур он сразу же отмел, ничего не хотел о них слышать. Пан Лихтенбаум спросил меня, служит ли еще Пассенштейн в полиции. Я ответил, что да, служит. И он рекомендовал Вас поставить на это дело, —Лейкин внимательно посмотрел на Пассенштейна. – Не скрою, я был крайне удивлен и озадачен, но потом подумал, вероятно Вы с ним знакомы.

– Нет, – ответил Пассенштейн.

–Ну тогда он Вас знает по вашей блестящей адвокатской практике, – с иронией произнес Лейкин, сам бывший до войны адвокатом.

– Не думаю, что до войны мы пересекались с паном Лихтенбаумом, —сказал Пассенштейн. С заместителем еврейского Совета Мареком Лихтенбаумом он встречался лишь раз, да и то, встреча длилась минут пять от силы и разговаривали они только о пане Эйдельмане, когда тот пропал.

– Ну ладно, собственно, это не имеет отношения к делу, – сказал Лейкин и откинулся на спинку стула. —Теперь к делу. Сходите к пану Лихтенбауму, он Вас ожидает. И вот еще что, – Лейкин внимательно посмотрел на Пассенштейна, —примите дружеский совет. Господин Лихтенбаум очень влиятельный, уверен Вы и без меня знаете это. Проявите себя и тогда ваша жизнь станет намного проще, у пана Лихтенбаума очень серьезные покровители, – загадочно произнес Лейкин.

– Я понял, —кивнул головой Пассенштейн.

– В таком случае, я Вас более не задерживаю.

– Позвольте задать вопрос?

– Что у вас?

– Я не совсем понял, объявление, которое вы зачитали, – осторожно начал Пассенштейн, но Лейкин его перебил:

– Вы про слухи о депортации? —спросил Лейкин и сам же ответил. – Вчера меня вызывали в Совет. Обстановка там, скажу вам по секрету, очень нервная, —Лейкин поддался вперед и посмотрев на Пассенштейна, тихим голосом спросил. —Вы слышали, что —нибудь про Люблин?

– Так, ничего конкретного.

–Гетто Люблина больше не существует.

–Так это правда?

– Вчера подтвердилось, —ответил Лейкин. —немцы сами сказали, но сразу же успокоили пана Чернякова. Сказали, что переместили евреев Люблина в Краков и Кельце. На вопрос Чернякова, что будет с евреями Варшавы, Ауэрсвальд сказал, чтобы еврейский Совет предоставил в комиссариат производственные планы на следующий год.

– И что это значит?

– Это значит, что мы здесь будем работать на фронт.

– И Черняков поверил? —недоверчиво спросил Пассенштейн.

– Ну вот что, Пассенштейн, – Лейкин брызнул глазами. – Я достаточно вам рассказал. Идите работать.

– Слушаюсь, – вставая, произнес Пассенштейн и выйдя из кабинета, и закрыв за собой дверь, посмотрел по сторонам. В коридоре было пусто. После разговора с Лейкиным, Пассенштейн понял, что времени у них почти нет и скоро что —то грянет. Он прошел по коридору до самого конца, где находились подсобные помещения с низкими дверями. Он тихонько зашел в подсобку, острожное открыв скрипучую низенькую дверь и оставив себе щелку, так, чтобы просматривался коридор. Скоро комендатура опустеет, останется только дежурный у входа. Ждать пришлось минут десять. Здание опустело и наконец сам исполняющий обязанности начальника полиции покинул свой кабинет и быстрым шагом вышел из здания. Дождавшись, когда шаги утихли, Пассенштейн вышел из укрытия и осторожно подошел к окну. Плац был пуст. Пассенштейн вернулся в теперь уже пустой кабинет начальника, прошел к столу и подняв трубку телефона, быстро набрал номер. Послышались долгие гудки.

– Алло, – наконец ответили на другом конце телефона.

– Генрик, это я, – тихо сказал Пассенштейн, приложив руку к трубке.

– Абрам, рад тебя слышать.

– Генрик, прости, у меня мало времени…

– Хорошо, я слушаю.

– Я нашел человека, который все сделает?

– Что сделает?

– Я про свою дочь, Рахель, – повысил голос Пассенштейн. На другом конце повисла тишина.

– Генрик?

– Да, я слушаю.

– Он не только привезет Рахель к тебе. Он сделает ей документы, представляешь. А мы с тобой ломали голову. Она будет записана, как ваша дочь. Документы будут высшего качества, на этот счет не волнуйся.